Закон Кармы -

karma_amrak — 14.05.2010 У нас тут завелся дамский клон Хауса, если кто не в курсе. Сестра Джеки. «Иллиада» для женщин. Библия для девочек из приличных семей.
Поскольку танцевали все-таки от прообраза, они, слава богу, сделали ее некрасивой, сорокалетней и больной.
Но дальше, надорвавшись, видимо, после такого акта гражданского мужества, сценаристы понесли обаятельную околесицу. Сделать ее еще и гениальной, и одинокой у них не хватило пороху.
Она замужем, и дома у нее хорошенький, кроме шуток, муж. На работе – очаровательный, хоть и потрепанный, любовник-фармацевт, с которым она трахается в подсобке каждый день. У обоих стоит, и у обоих, что важно, на нее. Не говоря уж о том, что молодой темпераментный и влюбленный в нее доктор каждый день непроизвольно хватает за сиську. Плюс две очаровательные, здоровые, почти беспроблемные дочки. Я могу ошибаться, но даже в стране победившего феминизма найдется немало баб, готовых отдать палец с руки за такой набор. На фоне всего этого терзания героини по поводу жутких болей в разных местах выглядят как-то неубедительно. Вызывают, я бы сказала, глухое раздражение. Спина у тебя болит? А нечего потому что трахаться с любовником стоя, упершись позвоночной грыжей в ящик со шприцами. Это я вам говорю, как опытный инвалид. Человек, способный после такого отбегать еще полную смену, не имеет права претендовать на викодин.
С классическим хаусовским цинизмом тоже проблемы. Какой, к черту, может быть цинизм у матери двух очаровательных крошек? Максимум чтобы хватило матерно полаяться с директором школы. Так это мы все умеем, если припрет.
В общем, у женской ипостаси героя нашего времени отняли главный козырь – его исключительность. И получилось черт те что. Таких «Джеки» в каждой больнице, учреждении и прочих местах – хоть попой ешь. Некрасивых, умных, сорокалетних. Так они и бегают с болями в спине, ногах и внизу живота. Только без мужей, любовников и обезболивающего.

А я вот знала одного Хауса «в юбке», царствие ей небесное. Давно, аж в одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом годе, в самом его начале. Я тогда подрабатывала нянечкой в военном госпитале. Это был год вывода войск из Афганистана, страшный год. На прощание моджахеды оттягивались за все десять лет войны, и солдаты, совсем мальчишки, поступали в таком виде, что пробирало даже опытных медсестер. Обожженными, покалеченными, ослепшими, контуженными были забиты под завязку даже московские больницы и госпитали. Было много крови, в ожоговом крики и стоны не прекращались сутками, что ни день, кто-то из «ампутантов» пытался покончить с собой, и сестры бежали, матерясь, вынимать из петли, останавливать венозное кровотечение и откачивать после героинового передоза. Добавьте сюда повальную наркотическую зависимость и мучительную ломку. Никакой профессиональной психологической поддержки тогда не было. Попадется умная сестра, добрая нянечка, сильный врач, у которых будет время поговорить – хорошо. А нет – выбрасывались из окон, вешались на окровавленных бинтах, размотанных с обрубленных культей, резались осколками зеркала, жрали битое стекло, только бы не жить.
И над всем этим адом два года царствовала Ирина Николаевна, главный хирург, бог и спаситель.
Ей было сорок пять, и она прослужила в Афгане шесть лет. Завербовалась сама, как тогда говорили, «за марки». Но по истечении двух положенных лет осталась еще на два. А потом и еще.

Красивая была женщина, высокая, длинноногая. Темно-медная, коротко стриженная и сбрызнутая проседью грива волос, высокие скулы, четкие брови, зеленые глаза. От уголка левого к виску тянулся шрам – след от осколка. Когда была в гневе, он белел и становился заметнее, и по этому признаку все знали, что к ней лучше не подходить.
Она была гениальный хирург.
Со всеми положенными атрибутами – чуткими руками, опытом, эрудицией и мощной интуицией. Говорят, она сшивала даже саперов, наступивших на мину «лепесток», сохраняла им ноги и мужское достоинство, да так, что те могли после этого ходить и соответствовать званию мужа и самца.
Эти «сшитые» приходили к ней часто, с благодарностью, цветами и водкой. С одним из таких спасенных она и жила. Вряд ли любила, но ценила его преданность. Он был моложе ее лет на двадцать, очень страдал от своего положения, но никому и в голову не приходило саркастически пройтись по этой теме. Авторитет Ирины Николаевны был незыблем.
А в девяностом ее начали мучить головные боли. Последствия того самого осколка, контузившего ее когда-то прямо во время операции. По легенде, она ее закончила, приказав сестре держать тампон на ране, чтобы кровь не заливала глаза. Скорее всего, это враньё, но ей такая легенда шла.
Я помню, как она запиралась у себя в кабинете, закусывала зубами обмотанный бинтом скальпель и выла от боли, вцепившись руками в край стола.
Потом стал слепнуть левый глаз, и стало понятно, что оперировать ей больше нельзя.
И со всеми положенными комплиментами и книксенами, начальство госпиталя перевело ее в терапевты. Главные терапевты, да. Уважаемые диагносты, безусловно.
Но оперировать запретило.
Она согласилась, потому что выбора не было.
Но после этого спилась так стремительно, что близкие друзья даже не успели помочь.
Умерла в девяносто втором от инсульта, спровоцированного алкогольным делирием.

Я к чему, извините, все это.
К тому, что «Хаус» мужик – это драма. В нее можно напихать чего угодно с точки зрения сценария – развлечься каким-нибудь фарсом, разнообразить приемы подачи героев, добавить бытовых подробностей, эротических перипетий. А «Хаус» баба – это трагедия. Ну, максимум с вкраплениями гротеска. А это неудобоваримо для большинства, не знаю, зрителей или читателей, кто там есть.
Потому и неосуществимо.
А жаль.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив