Зачем хирургу знать?

onoff49 — 20.09.2016 Ночью меня вызвали в больницу.
Мужчина с опухолью головного мозга не согласился с нашими методами лечение ( биопсия, химиотерапия, лучи) и срочно заумирал: блеванул, выдал судороги и впал в кому.
Приехал я в больницу, осмотрел больного.
Он уже возлежал в реанимации , пристёгнутый к аппарату ИВЛ.
Лежит и аж вибрирует! Тысячью сигналов: дрожанием век, подёргиванием мышц туловища и конечностей , бешенным маятником глазных яблок, изменением частоты пульса и т.д. он , как радист из тыла врага, радирует нам с реанимационной койки:
- Пиздец, пиздец, пиздец! Отвяньте! Отпустите душу на покаяние! Как поняли? Приём...
Но мы делаем вид, что этой его азбуки Морзе не понимаем и продолжаем однажды начатое дело с упорством идиота.
Разумнее всего было бы вызвать родственников больного и сказать : «Всё как мы и предполагали: неоперабельно, инкурабельно, бог дал, бог взял. Очень вам рекомендуем торгово- похоронный дом «Надежда» , что на ул. Марата. Наши больные предпочитают погребаться стараниями именно этого учреждения».
И все бы были довольны.
Прежде всего — сам умирающий.
Он, как и все прочие предпокойники, умирать не боится.
И родственники его - тем более: устали бояться , плакать и надеяться.
Они , положив руку на сердце — заждались. Банально, но верно: для них ужасный конец- легче, чем ужас без конца.
Вообще то я не понимаю некоторых, с их истерическим страхом смерти.
Не было же нас когда -то? Вот и опять- не будет. Привычное дело.

Мне то же вариант ничегонеделания — предпочтительнее прочих.
Написал бы в историю болезни бочку губернаторов: состояние терминальное, риск оперативного вмешательства превышает опасность самого заболевания, родственники больного на операцию- не согласны ( если с родственниками правильно пообщаться- ни на что не согласятся), погода за окном- не способствует....И т. д. Ни один прокурор потом концов не найдёт.
Постелил бы в кабинете казённые простынки на видавший виды диван ( не домой же возвращаться в четыре утра!), тяпнул бы коньяку за помин ещё не отлетевшей души и — спать!
Трёх часов, с четырёх до семи утра вполне достаточно для бодрого самочувствия на весь последующий день....
Но нет! Нечто берёт меня за шиворот , тащит вон и гундосит в ухо: «А вдруг?! Удали опухоль хотя бы частично, костный лоскут- выкини на хер и законсервируй до лучших времён. А потом, коль вытянет- облучай и химизируй до победного конца. Глядишь, одним инвалидом первой группы станет больше.

Стали мы разворачивать операционную, озадачили анестезиолога.
А ассистента- нет! У дежуранта- полный приёмный покой всякого недоразумения с пробитыми мозгами. Дежуранту не до моей сомнительной операции.
Из дома никого вызывать не хочется.
Хотя дёрнуть из тёплой постели Липкина, как лечащего врача этого умирающего- было бы справедливо! Не он ли довёл дело до такой экстренности?
Тут мне дежурант подсказывает:
- Здесь где-то Макс болтается. Возьмите его. Он спит и видит себя нейрохирургом.

Студент, а ныне- интерн, Макс- личность легендарная!
Он с первого курса практически живёт в больнице.
А что? В больнице можно и поесть и поспать и уроки выучить и медициной позаниматься.
Денно и нощно околачиваясь в больнице,Макс быстро освоил все нехитрые манипуляции медицинских сестёр.
Со второго курса он виртуозно «колол вены». На тонкие, ломкие и детские вены сёстры звали именно Макса.
Между делом Макс переспал с половиной сестринского состава хирургического профиля. В терапии ведь симпатичные сёстры редки до чрезвычайности.
Потом он увлёкся хирургией и по пятам ходил за активными хирургами. Стал много ассистировать на операциях. Небывалое дело: на третьем курсе он уже стоял первым ассистентом на резекциях желудка!
Прочие студенты ещё узлы учились вязать и плохо представляли с какого конца больной начинается, а Макс уже вовсю сёк аппендиксы и оперировал паховые грыжи, пока его старшие товарищи- хирурги курили, пили чай и приходили в себя после вчерашнего.

Вот этот Макс и стал мне ассистировать на нашей экстренной операции.
Ассистент при нейрохирургических вмешательствах нужен только в начале и конце операции.
Ему есть что делать при разрезе мягких тканей головы, на костной части ( трепанации), но при работе на самом мозге, помощь ассистента нужна лишь постольку-поскольку. Если всё идёт хорошо, то хирургу лишние движения и инструменты ассистента в поле зрения операционного микроскопа - только мешают.
Но там, где это было необходимо, Макс помогал мне удивительно хорошо! Где надо — сушил, где надо- тянул. Он предугадывал все мои намерения и движения. И всё — чётко, точно и мягко.
Спросил:
- Часто ассистировал на трепанациях по дежурствам?
- Раз пять. Один раз мне Брайловский разрешил сделать трепанацию. А когда я кость пропилил, сказал: « Давай уж тогда и гематому удаляй!». Я и удалил.
«Молодец- думаю,- пацан! Может быть в самом деле присмотреться к нему? Дежурантов у нас не хватает».
Стал отделять опухоль мозга от сагиттального синуса.
Говорю Максу:
- Это основной венозный коллектор. В него собирается большая часть крови, оттекающая от мозга. Короче, это такая вена, но с плотными стенками, образованными из твёрдой мозговой оболочки. Видишь , как блестит? Не дай бог его повредить...
И тут Макс произносит:
- А как же из крови, текущей в синусе, кислород поступает в мозг? Стенки то , вон какие плотные!
«Шутит, наверное» - подумал я.
-Ну, да.- говорю.- Загадка! А может быть в мозге всё- по старинке, как и в прочих органах: газообмен между тканями и кровью происходит на уровне капилляров? Артериолы отдают кислород, венулы — уносят углекислый газ....
Молчание. С помощью наводящих вопросов попробовал выудить из Макса хотя бы начальные знания по кровообращению, по сердечно- сосудистой системе.
Выясняю, что знает он только то, что кровь по сосудам гонится сокращениями сердца.
О существовании малого и большого кругов кровообращения он не знает ничего!
Что-то он слышал про правый и левый желудочки сердца, о его предсердиях, но для чего человеку такие излишества- не догадывается.
Чем отличается венозная кровь от артериальной — не имеет понятия.
В конце концов Макс обиделся:
- Я же не в кардиохирургию пришёл ассистировать! Или к ангиохирургам!
- Вот спасибо тебе! Стало быть, ты кое-что понимаешь в нейрохирургии? Готовился, читал букварь? Или тебе только Викебедия доступна? Ну так скажи мне, какие доли головного мозга ты знаешь и одинаковое ли их количество в правом и левом полушарии?
Молчит.
С трудом подавил в себе желание выпереть Макса из операционной.
Говорю:
- Если я сейчас дам тебе тяжёлым предметом в ЛОБ, какая доля мозга повредится?
Макса осенило:
- Лобная?!
Продолжаю:
- С похмелья, при каждом шаге, боль бьёт в ЗАТЫЛОК...
- Затылочная!
- Опасны бываю удары в ВИСОК. Чешуя височной кости очень тонкая и при её переломах часто повреждается средняя оболочечная артерия...
- Височная доля!
- Хрен знает, что с тобой делать, Макс! Настучать по ТЕМЕЧКУ?
- Понятно: теменная доля! А какой доли нет в одном из полушарий? Вы же сказали, что их справа и слева — разное количество.
Говорю, сдерживая желание выругаться:
- Давай, Максимка, закончим операцию в скорбном молчании. А то у меня для тебя только поносные слова на языке вертятся.

Что с ним делать? Я даже не подозревал, что такое возможно. Всю эту хрень ведь ещё в школе учат и даже не в старших классах!
И ведь хороший, трудолюбивый парень! Рукастый, сообразительный, целеустремлённый.
И нельзя сказать, что дурак. Он ли себя загнал в такую темень или преподавали ему так? Как он сдавал зачёты, экзамены?
С другой стороны, зачем , в самом деле, мне, нейрохирургу, знать систему кровообращения?
Да и не знаю я её так, как знают кардиохирурги. Вполне возможно, что им мои знания по предмету показались бы убогими и поверхностными.
А может быть и они — не знают? Знают схемы операций, знают куда и что пришивать, а прочие тонкости им и на хуй не нужны?
Так или иначе, но к себе в сотрудники мы Макса точно не возьмём.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив