Забота старого графа

gilliland — 07.07.2012 Когда граф Лев Николаевич Толстой был ещё совсем маленьким в его жизни случались огорчения. Они, эти огорчения, случались с ним и в гораздо более зрелые годы. Но вспоминать граф любил именно те огорчения и горести, приключившиеся с ним в детстве.

Вот, например, граф в 1907 году публикует биографические моменты, не вошедшие в "Детство". Маститый, увенчанный лаврами старец со слезами любви  в строках вспоминает какую-то "широколицую Дуняшу", братский ночной горшок, стоявший в комнатке у экономки Прасковья Исаевны и особенно тот случай, когда маленькому графу Льву Николаевичу поставили по ошибке клизму, предназначенную маленькому графу Дмитрию Николаевичу.  Однажды утром Лев Николаевич замешкался, снимая свой халатик, а в комнату вошла "торопливой старческой походкой  Прасковья Исаевна со своим инструментом, состоявшим из промывательной трубки, обёрнутой, не знаю зачем, в салфетку, из под которой торчал только желтенький кончик..." Пропуская яркие подробности, которыми далее делится писатель, могу сказать, что злодеяние, несмотря на мольбы будущего автора "Анны Каренининой", произошло.

Сразу после описания эпизода с клизмой Лев Николаевич пишет: "Не говоря о преданности и честности Прасковьи Исаевны, я любил её особенно за то, что она, как и старуха Анна Ивановна, казалась мне олицетворением таинственной стороны жизни..." С графом невозможно спорить.
"Трагическая ошибка вот такая вот произошла! Я, главное, только халатик снял, вообразите! И тут таинственная сторона жизни случилась..."


Далее Лев Николаевич меланхолично рассказывает о своей "молоденькой горничной" Татьяне Филипповне, которая впоследствии нянчила племянников Льва Николаевича и его старшего сына. Подробно описав "пухлые руки", "невысокий рост" и  пр., Л.Н. Толстой завершает рассказ о горничной на некой странноватой для меня ноте: "Помню с какой покорностью она переносила страдания и умерла в нашем доме, на том самом месте, где я сижу теперь и пишу эти воспоминания..." Что это? Она умерла за его письменным столом, или Толстой сидит и пишет свои воспоминания в каком-то таком  особенном месте в Ясной Поляне, куда приходят умирать и умирают "кроткие и покорные" бывшие "молоденькие горничные"? Почему это место не стало пунктом обзора?

Там дальше всем известное про "муравьиных братьев", "гору фанфаронов" и умозаключение старого мемуариста, что родитель этих двух богатых воспитательных идей (брат Коленька 11 лет)  был знаком с тайными обрядами франкмасонов и моравских братьев.  Толстой нас в этот феномен просто-таки заставляет верить. И мы по бараньи толкаясь курдюками, уже ведь верим во всю эту фантасмогорию с масонами и муравьями. Такова сила искусства.

Не многие понимают, что этими своими клизмированными воспоминаниями о пухлых горничных и прижиманию братьев под скатертью, Лев Николаевич не стремился высказаться или воспитать нас. Думаю, что ему было начхать на наш духовный рост.  Он просто по доброте душевной готовил хлеб для армии экскурсоводов и их профсоюзных подопечных. Не каждый мыслитель способен на излёте жизни изображать из себя дурака, только для того, чтобы было что есть и пить людям, обслуживающим его памятник. Это как если бы фараон приказал нарисовать себя на стене гробницы сидящим на горшке "в комнате экономки" из-за заботы о бесчисленнных поколениях экскурсантов и сопровождающих их гидов. Конечно, Лев Николаевич был большой даос.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив