Юрий Коваль. Суер-Выер

ППП. Продолжаем перечитывать полудетское. И опять с лукавством. В детстве, конечно, «Суера-Выера» я не читал. Потому что даже журнальный вариант вышел, когда мы уже оканчивали институты. Но остальное-то у Коваля читал. И перечитывал, конечно. Например, с некоторых пор считаю, что «Самая лёгкая лодка в мире» с определённого момента (примерно с банкета по завершению этой самой лодки) описывает алкогольные глюки. Не белку и галюциноз, но алкогольный нелёгкий сон. Ибо были схожие опыты с почти аналогичными картинками. Так-то автора особо в пьянстве не замечали, но мало ли?

Но в «Суер-Выере» всё равно иной тип
работы с действительностью. В предисловии Александр Етоев много
пишет, почему Суер не стал абсолютным хитом. Например, цитирует
Виктора Ерофеева, что на момент выхода, это середина девяностых,
тотально царил постмодерн и всякое зло: «Сатанисты купили себе
машины, а добрые писатели продолжали ездить на метро. Сатанисты
изъездили мир и увидели многое, а добрые писатели продолжали ходить
в лес по грибы». И сам Етоев тоже предполагает: «Ковалю не
повезло с «Суером-Выером». Не потому не повезло, что писатель умер,
так и не увидев полной версии изданного романа, не в смерти дело.
Смерть для писателя дело наживное, главное — чтобы книжки его
читали. Не повезло потому, что интеллектуальная среда, в которой в
основном складывается мнение о той или иной новой книге, к 1995
году (первая, журнальная публикация «Суера») была пресыщена и
обилием новых имён, и обилием старых авторов с книгами, которые они
держали в столе до поры до времени, и вот наконец дождались, выдали
их, обтерев с них плесень, на суд читателей, и обилием лавины
псевдолитературы, выплеснувшейся на волне перестройки и случившейся
в стране демократии. По идее, чтобы книгу прочли и оценили
правильно, нужен читательский книжный голод. Хорошо бы изъять всю
напечатанную в мире литературу. Отключить интернет. Вырубить
электричество. Вернуться в догутенбергово состояние. Залезть в
пещеры».
По-моему, нет. «Суер-Выер» книжка
очень частная и предполагает внутренний диалог на разных языках.
Ну, например, Людмила Петрушевская придумала язык бутявок-калуш и
всех таких. Функциональный язык, мы на нём в быту долго общались.
Для детей язык тот удобен особо. А в «Суере-Выере» языков много.
Только они иначе устроены. Например, методом замены смыслов. Мы так
тоже иногда говорим. Типа: «Это такие туари, что их надо посадить в
эстуарий и поставить туда клепсидру»!
Но и это ещё не всё. Есть версия, что
острова — это внешний мир, а шестнадцать моряков и непарная нога —
своеобразные субличности. Может, и нет. То есть, на корабле,
конечно, обитают субличности. Хитро проработанные и
взаимодействующие. Скажем, загадочная парочка Хренов и Семёнов. Но
на островах — тоже субличности. Иногда это прям явно прописано.
Почти явно, как на острове сливающихся лиц: «К изумлению, лицо
капитана совершенно не возражало. Оно сливалось с моим просто и
естественно, как сливаются струи Арагвы и Куры.
Всё же я чувствовал себя Арагвой и
тормозил, тормозил и даже оглянулся». А ещё — при обилии
физиологии и раздетых людей, книжка никаким место не относится ни к
эротике, ни порно, ни к похабному искусству. Последний термин не о
качестве, а об интенции. Например, «Лисистрата» — канонический
образец похабного искусства. Цель не возбудиться, а поржать со
смыслом. Тут подобного нет, тут тела играют роль собственного
супертела.
Плюс абсолютно отсутствует какая-либо впаянность
во время, как это было в поэме «МосКВА-Петушки» или, скажем, у
Рабле тут нет. В этом у Суера-Выера главное отличие от упомянутых
книг, отсылок до которых, разумеется, в тексте куча кучная. Может,
дело в том, что Коваль кусочками и не спеша сочинял книгу тридцать
лет. А может, дело и не в том. Так или иначе, но какого-то
социального измерения у «Суера-Выера» нет. Есть лингвистическое и
личное. Кому такое нравится, тот очень рад и книжку любит. Мне
нравится, я люблю.
|
</> |