Юрий Безелянский 5-ый пункт, или Коктейль «Россия», 2000 г. — 40

zotych7 — 28.11.2025

Начало см. https://zotych7.livejournal.com/7320815.html и далее в архиве

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Дуновение оттепели

По прошествии лет мы говорим: да, были перегибы… были искажения… были допущены ошибки… но последствия культа личности ликвидированы… Ой ли?! Эти последствия отбросили Россию на несколько десятилетий назад, резко затормозили научно-технический прогресс.

Знаменитый XX съезд партии. Секретный доклад Хрущева. После чего последовала краткая пора оттепели. Именно в эту благодатную пору вышла книга Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь». В ней писатель до некоторой степени повторил мысли Чаадаева:

«Идеи, основанные на единстве культуры, на солидарности людей и народов, могут стать универсальными, а расизм или национализм (безразлично, от кого исходит) с его утверждением приоритета и превосходства неизбежно порождает вражду, разобщает народы, принижает культуру и в итоге становится общим бедствием».

И далее: «У Востока и Запада общие истоки, и как бы ни были разнообразны рукава реки, которые то разъединяются, то сливаются, река течет дальше».

Эренбург — писатель и поэтому пишет несколько отвлеченно, подчас далеко уходя от эмпирики и быта. А вот что написала не писательница, а обычная и вместе с тем далеко не обычная женщина — Светлана Аллилуева, дочь Сталина.

В своих воспоминаниях, написанных в 1967 году и вышедших на Западе, Аллилуева обнажает проблему следующим образом: «…Людям хочется счастья… хочется культуры знаний, хочется, чтобы жизнь стала европейской наконец-то и для России. Хочется говорить на всех языках мира, повидать все страны, жадно, скорей, скорей!.. Хочется перенимать всё иноземное: платья, теории, искусство, философию, прически — всё, безжалостно откидывая свои собственные достижения, свои российские традиции. Разве осудишь всё это, когда всё так естественно после стольких лет пуританства и постов, замкнутости и отгороженности от всего мира?»

Все правильно: маятник резко качнулся в другую сторону. И запреты лишь разжигают интерес к запрещенному.

По поводу гонения на абстракционизм и другие направления живописи Светлана Аллилуева пишет: «Страшно невежество, не знающее ничего и не увлекающееся ничем, ни старым, ни новым, ни иностранным. Страшно невежество, полагающее, что на сегодняшний день уже все достигнуто и что ежели будет в 5 раз больше чугуна, в 3 раза больше яиц, в 4 раза больше молока — то вот, собственно, и будет тот рай на земле, о котором мечтает бестолковое человечество…»

Какая ирония истории и судьбы! Отец (он же вождь) изолировал страну от внешнего, якобы пагубного влияния, закрыл ее от Европы железным занавесом, культивировал внутри все сугубо русское национальное, подогревал ксенофобию… А вот дочь, Светлана Аллилуева, — как далеко укатилось яблочко от яблони! — вырезает дыру в железном занавесе и в образовавшуюся брешь устремляется на Запад поскорее вкусить запретные плоды…

Впрочем, на Руси всегда так: парадокс на парадоксе. «Как странна наша участь, — размышлял Петр Вяземский. — Русский силился из нас сделать немцев (Павел I. — Ю. Б.). Немка (Екатерина II) хотела переделать нас в русских».

Не знавший по существу русской жизни, проживший вдали от России долгие годы, Владимир Ленин ретиво принялся перекраивать уклад своей родины. И таких примеров можно привести множество. Но вернемся в 1953 год.

Со смертью Сталина кончилась длительная полоса изоляционизма, и Россия снова вырвалась на европейскую авансцену, увлеченная идеей ДИПа — догнать и перегнать передовые страны мира. Мысли догнать Запад витали в воздухе и раньше, еще в царские времена. «Отечественные записки» писали о желании «парить высоко-высоко над Европою… припевая: ай, люли — се туе жоли».

По поводу всех этих «парений» и «догонялок» Александр Скабичевский вздыхал в 1877 году: «Сердце сжимается, как подумаешь, какая непроглядная средневековая мгла все еще продолжает царить среди нас, несмотря на все наши погони за Западом. Мы до сих пор еще стоим в своем умственном развитии на степени средневековой умственной исключительности, нетерпимости и светобоязненной близорукости».

Но то были всё примерки, так сказать, репетиции погонь. Настоящая погоня началась при Никите Сергеевиче Хрущеве, когда догнать и перегнать стало государственным законом. Энтузиазм охватил страну. Не остались в стороне и поэты.

От Онеги — до Омеги

Чиркнули, как спичкой!

Догоняй, Америка!

Аль гипертоничка?..

«Бип-Бип…»

Сибирь!

— писал Андрей Вознесенский в своей ранней поэме «Бой» (сб. «Мозаика», 1960).

Итоги экономического соревнования, забег на дистанцию мировой истории на приз «Высокий уровень жизни» рассматривать не будем. Известное дело: мы вдребезги все проиграли. И уже не Вознесенский, а Владимир Высоцкий, песня «Марафон»:

Друг гвинеец так и прет —

Всё больше отставанье, —

Ну, я надеюсь, что придет

Второе мне дыханье…

Не пришло ни второе, ни третье, ни четвертое…

Ну, а теперь — достань его, —

Осталось — материться!..

На каком мы сегодня месте в мировой табели рангов? Где-то на 70-м, что ли, рядом с Гвинеей и Руандой?.. А как хотели! Как пыжились! ДИП! А в итоге издали какой-то неприличный звук и оказались за дверью приличного общества.

Кто виноват? Запад? Евреи? Масоны? Сионисты? Америка? НАТО? Или вот новое ругательство: олигархи?.. Нет! Наберемся мужества. Открыто и честно посмотрим в глаза и скажем: виноваты мы сами. И среди прочих наших вин — допущенная так называемая утечка мозгов. Лучшие люди — талантливые, инициативные, работящие — покидали Россию. Несколько волн эмиграции только в XX веке!..

Ответный ход

Чтобы работать на благо России, к нам приезжали люди с Запада (увы, только в прежние века). Но и тысячи русских эмигрантов славно потрудились на благо Европы и Америки. Так что был и ответный ход в духовную жизнь Запада, причем во всех сферах и отраслях.

Отбросим боязнь некоторого повторения и скажем, что в музыкальную культуру Франции вписаны такие блистательные имена, как Федор Шаляпин, Сергей Рахманинов, Александр Глазунов, Игорь Стравинский, Александр Гречанинов… Еще Николай Метнер (потом он перебрался в Англию), Кедров, Чесноков…

Во Франции творила большая группа художников из России. Марк Шагал, голубой патриарх живописи XX века. «Париж — ты мой второй Витебск!» — говорил Шагал. Константин Коровин, Иван Билибин, Лев Бакст, Александр Бенуа, Константин Сомов, Александр Яковлев, Хаим Сутин, Наталья Гончарова, Михаил Ларионов и многие другие.

На французской сцене блистали Анна Павлова, Матильда Кшесинская, Борис Романов, Ольга Преображенская, Любовь Егорова, Вера Трефилова… Русские звезды открыли в Париже ряд балетных студий, из стен которых вышли артисты балета Баранова, Туманова, Рябушинская, Юскевич, Евглевский.

Если говорить о балете, то еще был изумительный Серж (Сергей) Лифарь, братья Питоевы, Ида Рубинштейн…

А кто открыл Парижу и всему миру русский балет и русское искусство? Сергей Дягилев.

«Чудесен творческий подвиг Дягилева, открывший миру новые земли Красоты, вечно не умирающее его дело, ибо оно вошло в плоть и кровь всего современного искусства… Дягилев — вечен. Дягилев — чудо», — так писал о нем Серж Лифарь.

Тамара Карсавина в течение 20 лет была вице-президентом Королевской академии танца в Лондоне. В США плодотворно работали Георгий Баланчивадзе, ставший Джорджем Баланчиным, Михаил Мордкин, Леонид Мясин… Можно сказать, что весь мировой балет возрос на русских дрожжах.

Уехал в Америку один из самых больших актеров, каких знала русская сцена, — Михаил Чехов. Чехов уехал искать «свободу творчества вольного художника», а попал в тиски непонимания. И тем не менее Майкл Чехов много работал и оказал сильное влияние на американский театр. Давал даже уроки актерам Голливуда: Мэрилин Монро, Грегори Пеку, Юлу Бриннеру и другим звездам.

Как они все уезжали? Революция в России изменила судьбы многих деятелей культуры. В «Наедине с памятью» Софья Гиацинтова пишет: «…надо было принимать решения, — может быть, самые главные за всю жизнь. Думали, решали, страдали, разрушали семьи, рвали связи по живому. Шло мучительное отслоение еще вчерашних друзей-единомышленников, не желавших понять и принять новый мир, покидавших Россию…»

Так, уехали Ричард Болеславский и актер Колин. «Они были разные люди… Колин стал эмигрантом, а Болеславский — космополитом. Колин обосновался сначала в Париже, но языка не выучил. И как только кинематограф заговорил, сошел с круга. В Америке дожил до 96 лет и все годы тосковал по России… Болеславский вполне ассимилировался в Америке, плодотворно работал, добился известности…»

Во время гастролей Художественного театра в Америке осталась за океаном Мария Успенская, подруга Гиацинтовой. Простились с родиной Григорий Хмара, Вера Соловьева, Екатерина Корнакова… Аким Тамиров разбогател. Однажды он появился в Москве и обратился к Гиацинтовой: «Софья Владимировна, вам это трудно понять, но я очень богат…»

В западном кино работали Яков Протазанов (потом он вернулся на родину) и Иван Мозжухин. Какие-то еще деятели — Волков, Лысенко, Туржинский, Серов, о которых советский Кинословарь умалчивал. А «русская французская русалка» Марина Влади из семьи Поляковых! А режиссер Роже Вадим! Его настоящая фамилия Племянников, его отец был русским эмигрантом, ставшим вице-консулом Франции в Египте. Ну, а сам Роже Вадим добился мировой славы.

Если говорить о кино и вспоминать Голливуд, то тут явно ощущается русский дух. Судите сами. Сильвестр Сталлоне по материнской линии имеет одесские корни. Харрисон Форд по матери из рода русских евреев. Предки Стивена Спилберга из Сибири, в 80-е годы XIX века отправились на поиски извечной «американской мечты». Другой режиссер, Льюис Майлстоун, родился в Кишиневе и носил имя Льва Мильштейна. Известный сценарист Карл Формен («Мост через реку Квай», «Золото Мак-Кенны» и другие фильмы) — сын еврея, сбежавшего из России. Еще можно назвать с десяток актеров, режиссеров, операторов, чьи корни находятся в России.

А кто основал сам Голливуд? Братья Джозеф и Николас Шенк, а родились они далеко от Голливуда, в российском городе Рыбинске, где, кстати, родился Юрий Андропов. Родоначальники известнейшей кинофирмы Метро-Голдвин-Майер были выходцами из России — Луис Майер (Лазарь Меир из Минска) и Сэмюэл Голдвин (он же Шмуэль Гельбфиш).

Смешно? Но и одновременно, что скрывать, — приятно. Даже великий герой-любовник Марчелло Мастроянни, как выяснилось совсем недавно, имеет славянские корни. Его мать, будучи девочкой-подростком, во время первой мировой войны с Украины попала в Германию, затем перебралась в Испанию, где и вышла замуж. Так появился на свет всеми любимый Марчелло…

Героиня знаменитого фильма «Большой вальс» Милица Корьюс — наша соотечественница. Племянник Александра Бенуа Питер Устинов — тоже. Главный из «великолепной семерки» Юл Бриннер родился на Сахалине, и вообще он не Юл, а Юлий. Керк Дуглас на самом деле Иссур Демский, и соответственно его сын Майкл Дуглас нашенских кровей.

Вам этого мало? Тогда — известные режиссеры Артур Пенн, Сидни Поллак, Уильям Фридкин. Наверняка жуткий триллер «Изгоняющий дьявола» (1973) мог поставить только человек с родины Достоевского. Но, с другой стороны, в «славянский список» входит и мастер эротики Тинто Брасс. «В порно, — говорит Тинто Брасс, — ставят, камеру между ног актрисы и показывают все крупным планом. Скучно. Моя специализация — чувство и чувственность». Тинто Брасс считает, что «аппетитная женская задница в большей степени отражает свободу, чем все революции, вместе взятые».

Эх, где был этот Тинто Брасс со своими фильмами в 1917 году?! Может быть, и потрясений никаких бы не произошло. Все бы повздыхали, попотели, и на этом возбуждение прошло?.. Нет, в 1917 году Тинто Брасс еще не родился, а его бабушка не очень спокойно жила в Одессе и в конце XIX века уехала из России в Париж, где встретила деда будущего кинорежиссера — венгра Брасса. Они поженились. Перебрались в Венецию. А там… там и родился Тинто Брасс.

Даже у Ромео 90-х годов Леонардо Ди Каприо — бабушка из России. Армянские корни у Шарля Азнавура и загадочной Шер. Нет, хватит актеров, а то придется перечислять и советских актеров, уехавших на Запад: Александра Годунова, Михаила Барышникова, Рудольфа Нуреева, Викторию Федорову, Олега Видова, Савелия Крамарова и т. д.

Помните фильм «Волга-Волга» и песенку о том, что Америка России подарила пароход? Но и Россия Америке подарила многих замечательных людей — если не половину, то треть или четверть ЖЗЛ — точно. В Америке жили и работали Сергей Прокофьев, Владимир Набоков, «отец телевидения» Владимир Зворыкин, лауреат Нобелевской премии по экономике Василий Леонтьев. Еще один Нобелевский лауреат микробиолог Зельман Ваксман, открывший стрептомицин. Ваксман — уроженец города Прилуки. Авиаконструкторы Игорь Сикорский, Яков Аперман, и Георгий Ботезат, физик-теоретик Джордж (Георгий) Гамов. Он — автор теории Большого взрыва, в результате которого возникла наша Вселенная. А еще Гамов был первым, кто вполне определенно сформулировал принципы генетического кода.

Продолжаем дальше. Георгий Кистяковский — химик, работавший над проектом «Манхэттен» — по созданию первой атомной бомбы. Химик Моисей Гомберг, в США ставший Мозесом Гомбергом, был президентом Американского химического общества. Астроном Николай Бобровников. Ученый в области гидродинамики Борис Бахметьев. Радиоинженер Сарноф Давид, принявший первые радиосигналы с тонущего «Титаника». Он же первым передал музыку по радио. Впоследствии — основатель компании NBC. А кто предложил дизайн-проект современного доллара? Русский эмигрант Сергей Макроновский.

Все наверняка знают, что национальный гимн США называется «Бог благословил Америку!» И некоторые знают его автора, композитора Ирвина Берлина. Но мало кто знает, что и он — выходец из России. Один из архитекторов, по проекту которого построен знаменитый зал Карнеги-Холл в Нью-Йорке, — Владимир Столишников. Ну, и так далее.

Наверное, со временем кто-то соберет все имена русских эмигрантов в специальную книгу, куда войдут имена ученых Виноградского и Метельникова, историка Георгия Вернадского и геолога Карла Богдановича, археологов Ростовцева и Голубева, физиолога Бабкина и металлурга Беляева, инженеров Аршаумова, Петрова, Юркевича, математика Безиковича. О последнем несколько слов. Абрам Безикович родился в Бердянске. Окончил Петроградский университет и проявил большие способности. «Это — машина; нет задач, которые он не решил бы. Прямо бык!» — говорили о нем коллеги. Этот «бык» вынужден был эмигрировать и успешно работал на Западе. Умер в Кембридже (Великобритания) 2 ноября 1970 года.

С большим успехом играли за рубежом русские шахматисты: чемпион мира Александр Алехин и первый советский чемпион Ефим Боголюбов.

Писатели… Этот печальный список ныне хорошо знаком. Вот только его начало: Аверченко, Адамович, Айхенвальд, Алданов, Амфитеатров, Арцыбашев, Бальмонт, Берберова, Бунин, Бурлюк, Вейдле, Газдаиов, Зинаида Гиппиус, Горянский, Роман Гуль, Дон Аминадо… Зайцев, Куприн, Ремизов. «А как не хотелось мне уезжать из России», — говорил Алексей Ремизов. Не хотелось, а пришлось.

А сколько музыкантов нашли себе приют на Западе. И каких! Ефим Цимбалист, Яша Хейфец, Владимир Горовиц… Горовиц родом из Бердичева. В преклонном 82-летнем возрасте он приехал на гастроли в СССР после долгого перерыва и заявил: «Я прибыл в СССР как посол мира. Моя мирная миссия — моя музыка». После чего Горовиц тяжело опустился на стул и неожиданно легко взял первые прозрачные аккорды сонаты Скарлатти. Своими творческими наставниками пианист Горовиц считает Листа, Скрябина и Рахманинова.

Исаак Добровейн — дирижер, пианист, композитор. Леопольд Ауэр — скрипач, дирижер, педагог, который заставил говорить весь мир о русской скрипичной школе…

А сколько детей уехало на Запад вместе с родителями! Шолом-Алейхем так описывает переживания мальчика Мотла: «Я подпрыгиваю и хлопаю себя по бедрам. Шутка ли — я еду!.. Куда, собственно, мы едем? А мне какое дело?.. Не все ли равно куда? Я еду — этого достаточно!..»

И дальше: «Ура, мы едем в Америку! Где она, эта Америка? Не знаю. Знаю только, что далеко, ужасно далеко…»

Мальчик Лев Тарасов, вывезенный из России, стал французским писателем Анри Труайя. Труайя живо интересуется русской культурой. Он говорит: «Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чехов завоевали Францию, и лишь Пушкин остается узником собственного национального языка. Он приговорен разочаровывать всякого, кто не может читать по-русски».

Кстати, разбрелись по всему белому свету потомки Пушкина и Льва Толстого…

Что касается мальчиков, то был еще один босоногий Исаак, что бегал по улицам небольшого городка Петровичи недалеко от Смоленска. Его мать Рахиль повздорила с родителями мужа и уехала вместе с малолетним сыном в Америку, где он стал знаменитым писателем-фантастом Айзеком Азимовым.

Вот так щедро одарила Россия талантами Америку и другие страны Запада.

Люди уезжали из России в поисках заработков, в погоне за счастьем, из-за желания найти творческую свободу. Еще из-за страха, из-за гонений, притеснений и прочих причин, на которые горазда Ее Величество Жизнь.

Первый массовый исход жителей России вызвала революция 1917 года и первые трудные годы Советской республики (страх, голод, холод). Вторая волна эмиграции была вызвана второй мировой войной: остались на оккупированной территории… были вывезены в Европу… взяты в плен… изменили Родине и т. д. И, наконец, третья волна эмиграции взметнулась в 60–80-х годах: уезжали евреи, покидали страну диссиденты, кого-то просто депортировали почти насильно… Но так или иначе, на Западе оказались писатели Виктор Некрасов, Анатолий Кузнецов, Андрей Синявский, Александр Солженицын, Лев Копелев, Александр Галич, Владимир Максимов, Василий Аксенов, Георгий Владимов…

Некоторые из писателей вернулись окончательно (Солженицын), некоторые живут «на два дома» (Войнович). Кто-то просто приезжает навестить свою родину и друзей (Аксенов). Кто-то категорически отказывался хотя бы одним глазком посмотреть на отчий дом (Бродский). У всех по-разному складывались и складываются отношения с домой и Россией. И вообще, как выразился Иосиф Бродский: «Никто никогда ничего не знает наверняка».

И —…Жизнь в сущности, есть расстоянье — между сегодня и завтра, иначе — будущим. И убыстрять свои шаги стоит, только ежели кто гонится по тропе сзади: убийца, грабители, прошлое и т. п.

Это из «Назидания» (1987) Бродского.

Список — опять этот список, всё по Шиндлеру, — большой и печальный: режиссеры Андрей Тарковский и Михаил Калик, дирижер Кирилл Кондрашин, музыкант Мстислав Ростропович, оперная певица Галина Вишневская, джазист Эдди Рознер, певец Эмиль Горовец… Артисты, художники, спортсмены…

В последние годы ситуация резко изменилась: нет КГБ, нет запретов, появилась долгожданная свобода передвижений, можно жить в России, а работать на Западе, возникло даже новое крамольное понятие «двойное гражданство». И всех опалило «жаром нынешних свобод». Это уже выражение Тимура Кибирова, и он же в педагогической поэме «Возвращение из Шпилькова в Коньково»:

Всякий, доченька, урод

нынче может, слава Богу,

проложить себе дорогу

в эксклюзивный этот мир,

в пятизвездочный трактир…

Ныне все можно. И все разрешено. А когда-то и совсем недавно…

Отношение к Западу: за и против

Кто был первый беглец из России? Андрей Курбский при Иване Грозном. Но, возможно, кто-то бежал и раньше. Прельстительный Запад смущал русских на протяжении веков.

«Когда Борис Годунов, — писал Мандельштам в работе о Чаадаеве, — предвосхищая мысль Петра, отправил за границу русских молодых людей, ни один из них не вернулся. Они не вернулись по той простой причине, что нет пути обратно от бытия к небытию, что в душной Москве задохнулись бы вкусившие бессмертной весны неумирающего Рима. Но ведь и первые голуби не вернулись обратно в ковчег…»

В стародавние времена россияне коснели и пресмыкались в рабстве (крепостничество, зависимость от трона): «Во Франции на что нужна мысль? Чтоб ее высказать. В Англии? Чтоб привести ее в исполнение. В Германии? Чтоб ее обдумать. А у нас? — говорили тогда. — Нам на что?!»

Действительно, мысль в России развивалась медленно и тягуче. Она кристаллизовалась как мед. И все же Россия даже в безмыслии оставалась притягательным краем. На что уж Чаадаев, этот русский человек западной ориентации, и тот в конечном итоге вернулся на родину, чтобы принять от нее терновый венец. Про Петра Чаадаева можно сказать, как про Данта: «Этот был там, он видел — и вернулся».

Чаадаев вернулся, Печерин — нет.

Владимир Печерин, поэт и мыслитель, профессор классической филологии Московского университета, не вынес атмосферы политической реакции и в 1836 году покинул Россию навсегда.

«Я родился в стране отчаянья, — писал Печерин. — Вопрос один: быть или не быть? Как! Жить в такой стране, где все твои силы душевные будут навеки скованы — что я говорю — скованы! — нет: безжалостно задушены — жить в такой стране не есть ли самоубийство?»

Образ России — огромного Некрополиса, города мертвых, страны мертвых душ, — образ николаевской России предстает перед ним как видение какого-то страшного бреда. Действительно, было отчего сойти с ума. «Эпоха, — как писал в одной из статей Луначарский, — можно сказать, была усеяна трупами и полутрупами, из которых одни сопротивлялись и были сломлены, другие согнулись, остались в живых, но были искалечены, приобрели резко выраженные патологические черты».

Один из первых советских наркомов Анатолий Луначарский так вот видел царскую эпоху и, очевидно, надеялся, что все злодеяния и удушения в России уже позади. Но советский режим оказался намного кровавее и мрачнее, чем николаевский. Уже будучи не у дел, на лечении во Франции, Луначарский писал жене, что его утешают только любовь и искусство, а «политика сейчас — горька» (4 марта 1932). В России, так уж исторически сложилось, почти любая эпоха, любой период почему-то мрачен и горек, и каждое поколение русских людей считает, что время, в котором живет именно он, наиболее несчастное и ужасное. Тот же Владимир Печерин писал:

Как сладостно — отчизну ненавидеть

И жадно ждать ее уничтоженья!

И в разрушении отчизны видеть

Всемирную денницу возрожденья!

Я этим набожных господ обидеть

Не думал: всяк свое имеет мненье.

Любить? — любить умеет всякий нищий,

А ненависть — сердец могучих пища.

В ненависти Печерину не откажешь. Он буквально пылал: «…Глыбы земли — какое-то сочувствие крови и мяса — неужели это отечество? Нет! Мое отечество там, где живет моя мысль, моя вера!»

Через четыре года после выезда из России Печерин принял католичество и умер в этой вере, вдали от родины…

Один знакомый, которому я показал рукопись, сказал: «Зачем так много имен и цитат?» Да, много. Но ведь интересно и полезно знать, что русские люди в разные времена писали о России, как любили ее, как критиковали и как ненавидели. Весьма поучительно бывает оглянуться назад, в прошлое, чтобы по-новому увидеть современность. То, что есть сегодня, не с Луны свалилось, а создавалось веками. И нынешние наши проблемы — это отголосок нерешенных старых проблем.

Выезжая из России, русские попадали как бы в другой мир. Одним Запад казался приветливым и радужным, другим — угрюмым и скучным. К примеру, Денис Фонвизин после пребывания в Германии и Италии писал: «Здесь во всем генерально хуже нашего: люди, лошади, земля, изобилие в нужных съестных припасах — словом, у нас всё лучше, и мы больше люди, нежели немцы…»

Другой пример. Уже через две недели по приезде в Рим Гоголь отмечает: «Здесь мое всегдашнее пребывание, небо чудное, пью его воздух и забываю весь мир…»

В письме к Прокоповичу Гоголь пишет: «Вот мое мненье: кто был в Италии, тот скажи прощай другим землям…»

Пушкин никогда не бывал за границей. В разговоре он упомянул однажды с каким-то страданьем о Лондоне и о Париже. В первой главе «Евгения Онегина» читаем:

Придет ли час моей свободы?

Пора, пора! — взываю к ней;

Брожу над морем, жду погоды,

Маню ветрила кораблей.

Под ризой бурь, с волнами споря,

По вольному распутью моря

Когда начну я вольный бег?

Пора покинуть скучный брег

Мне неприязненной стихии

И средь полуденных зыбей,

Под небом Африки моей,

Вздыхать о сумрачной России,

Где я страдал, где я любил,

Где сердце я похоронил.

Виссарион Белинский, слушая толки о поездке за границу, со вздохом сказал: «Счастливцы, а нашему брату, батраку, разве во сне придется видеть Европу!..»

Бедные батраки письменного стола! Им что раньше, что теперь одинаково трудно по материальным обстоятельствам «покинуть скучный брег» родины. Другим категориям россиян было легче. По данным «Русского вестника», в 1860 году в Западной Европе побывало 275 582 русских.

Историк, журналист, будущий издатель «Вестника Европы» Михаил Стасюлевич писал 6 июля 1863 года из земли Гессен: «Я видал в последние годы моей жизни много хороших местностей, но не знаю ничего лучше Шлангенбада: такое спокойствие, вблизи Висбаденского шума, такая прохлада среди страшной жары, такие бесконечные прогулки и такое уединение посреди людей!»

Земля Гессен. В Марбурге, Франкфурте, Висбадене, Ханау, Бад-Эмсе и других городах бывали и жили М. Ломоносов, Н. Карамзин, И. Тургенев, В. Жуковский, А. К. Толстой, П. Вяземский, Н. Гоголь, П. Анненков, Л. Н. Толстой, И. Гончаров, Ф. Достоевский, Н. Некрасов… Александр Блок лечился в Бад-Наухайме, а Борис Пастернак встретился с кузиной Ольгой Фрейденбург во Франкфурте.

Объехал почти весь мир, а уж в Европе был неоднократно Константин Бальмонт: «В первый раз, — писал он, — я живу всецело и безраздельно эстетическими и умственными интересами и никак не могу насытиться сокровищами живописи, поэзии и философии…»

Наш современник Александр Межиров мечтательно замечал:

Мне бы жить немножечко пониже, —

На мансарде в нонешнем Париже

Высоко — одышку наживешь.

А в моей — вчерашний дым клубится,

И холсты какого-то кубиста

Бурно обсуждает молодежь.

Осенью 1922 года Владимир Маяковский посетил Берлин:

Сегодня хожу по твоей земле, Германия,

И моя любовь к тебе расцветает романнее…

Впрочем, Владимир Владимирович относился к Западу весьма двойственно: и любил и презирал с советской «собственною гордостью». У Маяковского явственно чувствовалась классовая неприязнь к буржуям.

У Фонвизина другая — к узости европейцев, к отсутствию русской широты: «Вообще сказать можно, что скучнее Италии нет земли на свете: никакого общества и скупость скаредная…»

С ума сходить от Берлина.

Мне ж больше нравится Медынь,

Тебе, дружок, и горький хрен — малина,

А мне и бланманже — полынь,

— вот мнение о загранице еще одного русского писателя, Владимира Жемчужникова.

Другой Жемчужников, Алексей Михайлович, в своих стихах вовсю критиковал Россию, но вдали от нее нежно ее любил. 28 октября 1871 года в Юнченгейме, близ Рейна, он написал своих знаменитых «Осенних журавлей», которые принесли ему в Германию «скорбную весть»:

Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,

Где уж савана ждет, холодея, земля

И где в голых лесах воет ветер унылый, —

То родимый мой край, то отчизна моя.

Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,

Вид угрюмых людей, вид печальной земли…

О, как больно душе, как мне хочется плакать!

Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..

Русские путешественники бежали от «сумрака, бедности, тоски, непогоды и слякоти» к солнцу и свету, к комфорту и богатству Европы, спеша приобщиться к изысканным плодам европейской цивилизации, но их неизменно поджидало разочарование. Русских людей шокировал практицизм европейцев, механичность их жизни, без загулов и удали, устоявшееся мещанство и «смердяковщина», как выразился Сергей Есенин. На Западе Есенин увидел лишь жрущих и пьющих, не заметив других, кто в те тяжкие двадцатые годы разлома основ и традиций упорно отыскивал свою истину о мире, о времени, о человеке. Другими словами, Есенину бросилась в глаза обывательская Европа, а Европу интеллектуальную он просто не заметил.

В «Стране негодяев» Есенин так отзывался о Европе:

Места нет здесь мечтам и химерам,

Отшумела тех лет пора.

Всё курьеры, курьеры, курьеры,

Маклера, маклера, маклера…

В письме к Шнейдеру Есенин отмечает: «Жизнь не здесь, а у нас. Здесь действительно медленный грустный закат, о котором говорит Шпенглер». А спустя несколько дней поэт жалуется уже Сахарову на «ужаснейшее царствование мещанства… Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа…»

Художник Александр Родченко писал жене 2 апреля 1925 года из Парижа: «Зачем я его увидел, этот Запад, я его любил больше, не видя его. Снять технику с него, и он останется паршивой кучей навоза, беспомощный и хилый…»

Вот и наши современники, выведенные в книгах Юрия Бондарева, мучаются от Парижей и Венеций и спешат скорее домой, под струи московского «холодного душа».

Приехал — уехал (командировка, туризм или отдых) — это одно, а каково было жить на Западе тем, кто знал, что не мог вернуться назад?.. В этом смысле интересно письмо Мариэтты Шагинян Сергею Рахманинову от 19 февраля 1922 года:

«…Вот главное: Вы, говорят, теперь кумир Америки. Но пишете ли Вы? Довольны ли собой? Не заглушило ли постоянное удовлетворение от внешних триумфов Ваше святое внутреннее неудовлетворение самим собой? Можете ли Вы без России? Я хочу сказать, Ваш творческий потенциал может ли творить на чужбине? И если да, то как, и о чем, и над чем? Я дала бы многое, чтобы заглянуть Вам через плечо и увидеть, чем Вы сейчас заняты…»

Любопытная Мариэтта! Смысл письма: раз не в России, значит, творец обречен на творческое бесплодие. Но так ли это? А созданный на Западе Сергеем Васильевичем «Четвертый фортепианный концерт»? А «Рапсодия на тему Паганини?» А «Третья симфония»? А «Симфонические танцы»?.. Так что тоска по родине — одно, а творчество — это совсем иное.

Федор Иванович Шаляпин со свойственной ему откровенностью писал Максиму Горькому в 1924 году: «…езжу по Америке вдоль и поперек. Отвратительно! Вот и теперь поеду снова. Ой-ой, как не хочется! Тяжелая страна! А вот видишь, еду — не люблю ее, а еду — свинья! За деньгами, за золотом. Продаю душу за доллары — выругал бы себя покрепче, да что-то жалко становится. Люблю себя-то, скотину, люблю бесстыдника!..»