Ярко плюс быстро равняется недолго

— Ну и ну… Никогда бы не подумала!
— Именно! — кричит Генерал. — Да никто бы не подумал!
Вдруг он вскакивает со стула и во весь голос, словно арию, заводит:
— Медузы! Дрожащие, как старческая задница, без глаз, без мозгов и сердца, болтаются себе в безбрежном океане, который они не видят и не слышат, а только бесконечно медленно переплывают: куда течение — туда и они…
Он наклоняется ко мне, смотрит очень серьёзно и шепчет:
— Глупые, некрасивые — и жопоротые!
— Что?!
— Жопоротые. Так, по крайней мере, выражаются матросы. — Дед водит рукой, как стрелой подъёмного крана; на конце — поднятый указательный палец.
— Зато бессмертные! — восклицает он.
— Жопоротые?
— Да. — Дед усмехается. — У них одно отверстие на все случаи жизни. Медузы, можно сказать, едят задницей и какают ртом.
— Ну вообще!
— И они бессмертны! — повторяет Генерал и хлопает ладонью по столу так, что 36 эклерных кусочков испуганно подпрыгивают.
Не нашла в сообществе поста о трилогии про Маулину Шмитт немецкого детского прозаика Финна-Оле Хайнриха [Finn-Ole Heinrich]. Это и немудрено. Формально эти повести несомненно мужского авторства, но они могут служить примером того, как книгу делают правильные иллюстрации. Фактически исландка норвежского происхождения Раун Флигенринг – полноправная соавторка всех трёх томов. Для истории о Маулине она рисовала не только иллюстрации в привычном понимании этого слова, но и комиксы, инструкции, схемы квестов, даже кулинарные рецепты и карты! Ведь без хорошей географической карты не найти обратный путь в Мауландию.

Итак, у девочки Маулины (Паулины, но это никого на самом деле не волнует) Шмитт, запредельно невероятной, исключительно неповторимой, потрясающей, ни на кого не похожей мастерицы Мява с большой буквы, поднятый до уровня искусства, до всеохватного мировоззрения, был рай. Ветхозаветный Эдем, балкон с клубникой и личный чердак, а ещё огромный сад с игровой пещерой, где вместо противного змия ручные черепахи, вместо архангела общественный кот Шрамм, а вместо Всевышнего любящие родители. Эдем был и, как Эдемам свойственно, внезапно закончился. Пришлось поменять школу, переехать к чёрту на рога и поселиться в ужасной квартире, где всё обито мягким пластиком, на окнах зачем-то рычаги, а на мебели странные ручки... Маулине ещё предстоит узнать, что неудобная квартира, бездарная школа и развод родителей – ещё не самое ужасное в жизни.
Вот пишу и ловлю себя на мысли, что, не будь картинок, эту беспощадную хронику полностью осознанной и оттого ещё более мучительной деградации, увиденной глазами единственного ребёнка, который ещё с шансами ЭТО и унаследует, было бы невозможно читать. Не люблю клише о немецкой сентиментальности, все люди разные, и к немцам это тоже относится, но в «Маулине» всё-таки много обострённой, зашкаливающей чувствительности, и много гнева. Не знаешь, на кого больше кипятком плеваться: на жертвенную маму (ну можно ли так себя не уважать? Можно ли так презирать человека, с которым живёшь вместе? Практика, впрочем, демонстрирует, что это презрение было заслуженным), на папу, который умеючи-играючи-припеваючи снимет пенки с любого дерьма, на несчастную ЛдК... её так вообще не понимаю. Любовь зла. Любовь не спрашивает, когда ей приходить. Но вить с возлюбленным гнёздышко, строить планы, делать детей в то время, как по соседству умирает его беспомощная жена, ну и пусть, что бывшая... в общем, всему есть предел. Однако Маулина остаётся Маулиной. Такой, какой её воспитала мама.
– Эй, – встревает длинноволосый, – а они настоящие? – и показывает на Ленни и Роя.
– Не-е-е-е, я их вырезала из черепахового дерева и побрызгала живой водой. Теперь им жить в образе черепах двести пятьдесят лет, а потом они распадутся, и получится зубной порошок или концентрат черепахового супа.
Вот что это было, и откуда оно взялось? Сама не знаю. То есть понятно откуда: из меня самой, изо рта, который как-то связан с мозгом, но заранее я совершенно точно ничего не обдумывала. Сказала и сама удивилась. Длинноволосый, кажется, тоже. Вид у него сделался ошарашенный. Немножко поразмыслив, он спрашивает дружелюбно и с интересом:
– А они ядовитые?
– По-моему, нет. Но есть их я бы не стала…
Но, на наше счастье, в книге есть картинки.



Третий том изымают из продажи, уж не знаю, что и кого смутило.
|
</> |