
Японскую культуру после "Хризантемы и меча" называют

Мне самому простой способ определения культуры одним словом, как "японская культура -- это культура стыда", кажется не вполне корректным. В любой культуре каждая из эмоций (стыд, страх, любовь, любопытство и т.д.) играет свою роль, каждое общество в той или иной степени эти эмоции поддерживает или ограничивает, а если общественные стандарты идут вразрез с человеческой природой, то такое общество исчезает -- хотя, конечно, пределы выживаемости человеков очень широки. (Да хоть "1984" почитать -- вроде бы нынешний человек из Англии, например, если его запихнуть в эту мясорубку, через несколько дней станет фаршем либо на войне, либо в застенках, -- а ведь верится, что такое общество может существовать. Тотальный контроль слов и жестов, двоемыслие и истязания до тех пор, пока казнь не покажется наградой -- но только для тех, кто уверует в правильность системы -- до чего только бесшёрстные обезьяны не додумаются. Мы вообще из Средневековья в этом смысле не вылезли, только самолёты появились, телеги стали безлошаднее, а поезда -- поездатее).
Возвращаясь к японской культуре, если уж и называть одним словом, то это, скорее, культура гордости -- откуда растут и честность, и взаимоподдержка, и пунктуальность, обязательность в выполнении обещаний. Ниже процитирую запись о камикадзэ в блоге писателя Г. Ш. Чхартишвили (ака Борис Акунин; отмечу лишь, что в самом послании вице-адмирала нет ни слова о прощении, оно ему не нужно, похоже).
"Один из авторов скверной затеи, адмирал Масафуми Арима для начала продемонстрировал всем, что такое «божественный ветер»: лично возглавил самый первый вылет камикадзе. Попрощался, снял ордена и знаки различия, сел в двухмоторный самолет и погиб во время самоубийственной атаки на авианосец «Франклин»."
В комментах процитировано последнее письмо адмирала Угаки, а я, в продолжение темы о чувстве ответственности, переведу с японского не менее красивый документ — предсмертное послание вице-адмирала Ониси:
«Я обращаюсь к духам камикадзе. От всего сердца благодарю вас за храбрость в бою. Вы верили в победу и погибли прекрасной смертью, как осыпавшиеся лепестки сакуры, но вашим надеждам не было суждено свершиться. Своей смертью я хочу искупить вину перед душами моих солдат и их скорбящими семьями.
Еще хочу обратиться ко всем японцам. Прошу вас: не ведите себя безрассудно, не сводите счеты с жизнью — это будет только на руку врагам. Верьте в священную волю императора, терпеливо сносите боль. Но в испытаниях не забывайте о японской гордости. Вы — сокровище нашей страны. Даже в мирные времена сохраняйте дух камикадзе, не жалейте усилий ради блага японской нации и народов всей планеты».
Вины перед погибшими летчиками у адмирала накопилось столько, что он выбрал для себя мучительную смерть: харакири без секунданта. Его агония продолжалась пятнадцать часов.
Такое чувство ответственности и такая безжалостность к себе не могут не восхищать. Но прощения старому вояке и его соратникам все равно нет и быть не может. Быть безжалостным к себе — право каждого. А вот быть безжалостным к тем, за кого отвечаешь, это уже совсем иное. Большинство летчиков, которых бравые адмиралы отправили умирать, были юнцами, полудетьми. Одурманить им голову крысоловскими трелями, исполненными на волшебной дудке патриотизма, было нетрудно. (Конец цитаты)