Вспоминая Конецкого Виктора Викторовича

dmitry_v_ch_l — 23.11.2018 Статья ВИКТОР КОНЕЦКИЙ. ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС. на сайте Освоение севера. Тысяча лет успеха натолкнула меня на мысль вспомнить мой пост шестилетней давности.

И вспомнить тексты, написанные великим русским маринистом, ленинградским писателем, моряком - Виктором Викторовичем Конецким.
Некоторые цитаты приведу здесь. Может есть еще люди на Земле, кто не знаком с его творчеством и кому оно покажется интересным. Конечно, я не буду цитировать (наверное) его умопомрачительнодоболивживоте рассказы, или философские, но тем не менее захватывающие рассуждения. Я продолжу лишь основную тему своего журнала - мореплавание в Арктике.
Вероятно получиться сумбурно и просто набросано. Цитировать буду не как писателя, а как участника событий, судоводителя на трассе Северного Морского Пути, что окаймляет с Севера нашу страну.
Но как получится.

"Третий лишний"

Видели ли вы, как замерзает море? Ну и не надо вам этого видеть.

Живая булькающая вода вдруг превращается в безмолвное холодное стекло.

Семнадцатое августа . Продолжаем лежать в дрейфе на меридиане Тикси и параллели пролива Санникова. Ждем "Ермака".
Ровно два года назад товарищ Кучиев вывел "Арктику" на Северный полюс. У меня есть выписка из судового журнала "Арктики" на этот момент. Правда, я смотрю на эту выписку, как козел на слона. Слишком много незнакомых обозначений и сокращений: все определения места в точке, где сходятся меридианы, делались при помощи спутниковой аппаратуры.
Лавина анекдотов о героическом плавании "Арктики" продолжает увеличиваться.
К нам пробиваются маломощные ледоколы "Капитан Сорокин" и "Капитан Воронин", которых Октавиан называет "полупроводники".

Все указывает на то, что Арктика нынче (совершенно неожиданно для начальства) ведет себя так отвратительно, как уже полвека не было. Пароходство настойчиво повторяет, что нынешняя навигация особая и требуется резко повышенная осторожность. От этих повторов живот подтягивает.

"Необыкновенная Арктика"

03.08. 18.00.
Легли в дрейф среди голубой непорочности и тишины. Не верится, что в шести милях мрачный и тяжкий лед.
Длинная и почти незаметная зыбь с запада перетекает по морю Лаптевых в чистейшей голубизне.
Три усталых судна покорно и чутко кланяются при каждом его вздохе, как благоговейно кланялись наши языческие предки, когда их заносило в чуждые, но прекрасные миры.
Тончайшим белым штрихом далекий лед отчеркивает голубые воды от голубых, нежно вечереющих в покое небес.
И, разжалованный из старших помощников шикарного лайнера, второй помощник лесовоза «Державино» чуть слышно пробормотал:
— Мы у ворот Снежной королевы…

"Вчерашние заботы"

Арктика ныне тяжелая – беременна льдами, как лягушка икрой.

02.08. 12.00.

Пока самая трудная вахта. Шли за атомоходом «Арктика».
Лед, не пропитавшийся еще водой, не тронутый разложением, звонкий и крепкий, как нержавеющая сталь, пронзительно-изумрудный на двухметровых изломах; отдельные торосы земляного оттенка толщиной до четырех-пяти метров.
Мы опять угодили первыми в караване – сразу за атомоходом.
Кучиев предложил такую тактику. Он жарит во всю ивановскую, а мы держим минимальную дистанцию. Но мы боимся огромных, крепких, ядреных льдин, которые иногда взлетают у него из-под винтов посредине канала. Когда такая штука оказывается в ста метрах и ты идешь средним ходом, то затормозить уже не представляется возможным.
Кроме этого.
На малых дистанциях струя от винтов атомохода (их три) так могуча, что сбрасывает наш нос с курса, с середины канала, и рулевой не способен держать судно. И вот шла война нервов с осетином и с крепчайшим льдом.
Кучиев – ученик Павла Пономарева. Теперь он ведет «Павла Пономарева» в караване. И попутно рычит на меня, то есть на лесовоз «Державино».
А я не боюсь! За Юрием Сергеевичем семьдесят пять тысяч индикаторных лошадиных сил, за мной – дюжина тигров!

С 12.00 до 18.00. Вдоль берега Прончищева, мимо бухты Марии Прончищевой и островка Псов с генеральным стремлением к заливу Терезы Клавенес проливом Мод под водительством атомохода «Арктика». Судя по шумихе в газетах и в эфире, атомоход, вероятно, уже докатился вослед Пушкину и Наполеону до шоколадных этикеток и пирожных, и витрин кафе типа «Полюс», и миллионов спичечных коробок. И свирепый осетин подобрел. Мил и заботлив. А может быть, он улетел в отпуск, а командует другой дядя? Во всяком случае, «Арктика» даже шутит — грубовато, но пошучивает и с трогательной заботливостью предостерегает о всплывающих ледяных рифах.
Ледоколы похожи на безжалостных, перегруженных операциями хирургов еще тем, что на подходе вместо знакомства спрашивают:
«Державино», у вас винто-рулевая группа в порядке?»
«Да!»
«У вас на машину жалобы есть?»
«Нет».
«Как с корпусом — водотечность была?»
«Нет, слава богу!»
«Попрошу не говорить лишних слов!»
«А где я лишние слова сказал?»
«А про Бога — лишние. Вам не кажется?»
«Простите, вас понял…»
Идти за «Арктикой» первые четыре часа было трудно, а последние два — страшно. Атомоход рвал суда из десятибалльного льда, как зубы из здоровой челюсти.

Нам адресовался первый рык:
— «Державино»! Начинаем с вас! Держать дистанцию пятьдесят метров! Работайте «самым полным»!
Я чуть было не нарушил морские традиции. Очень хотелось зарычать в ответ: «Ты там от своих атомов с ума не сошел?!» Но, конечно, сдержался и бесстрастно переспросил:
— Я — «Державино»! Вас не понял. Какую дистанцию держать?
— Пять-де-сят мет-ров!

Минут через двадцать адского движения «Державино» содрогалось, стонало и молило о пощаде, а мы дергались на крыльях мостика от сотрясений, как китайские болванчики, под аккомпанемент свирепого рыка: «Сократить дистанцию!»; так вот, минут через двадцать мы со смертным ужасом увидели, что атомоход встал!
Под кормой «Арктики» была не струя. Там кипели зелено-белые буруны, гренландские гейзеры и все разом, включая «Самсона», петергофские фонтаны от продолжающих работать трех огромных винтов.
Вероятно, оставалось метра три, когда «Арктика» — несколько десятков тысяч тонн стали — в полном смысле этого слова присела, как обыкновенная лошадь перед прыжком, и прыгнула вперед: они успели вывести движители на полную мощность всех своих семидесяти пяти тысяч атомных лошадей и прошибли баррикаду сторошенных льдов на границе ледяных полей, в которую уперлись.
Я вытер со лба действительно обильный пот, и он действительно был холодным не от ветра и мороза, а от пережитого.
— Нечистая сила! — выдохнул Рублев.

Конецкий В.В. "Веточки". Акварель.