Всё смешалось...

...в нашем дачном поселке.
Помните наши разговоры о
турецком неравенстве?
В последние годы, в основном из-за кризиса, с тем неравенством
возникли довольно странные парадоксы и перекосы.
Например, дачи.
Раньше все было
понятно: дачи (не путать с виллами, с одной стороны, и
фермами-огородами – с другой) могли себе позволить представители
довольно многочисленного среднего класса.
По российским меркам этот класс жил явно выше среднего, а по роду
занятий относился к интеллигенции – с примкнувшими к ней выходцами
из торговли, сельского хозяйства и пролетариата.
От «выходцев» требовался не только и не столько уровень доходов,
сколько культура – речи, быта и нравов. Если у кого только доходы,
то тому дачу или квартиру в «приличном», тихом местечке могли
и не продать... недемократично у нас всё было устроено,
да-да. Тут до сих пор распространено предубеждение, что деньги –
это еще не всё, хотя лучше пусть, конечно, будут.
Снять дачу у моря изначально, до кризиса, стоило недешево.
Если дача с обстановкой – то примерно как отель или пансион звезды
на три. Оно и понятно: снимают-то ее на сезон или на месяц, а то и
вовсе на неделю-другую, и хозяевам надо как-то оправдать хотя бы
расходы на ту же дачу.
В процессе кризиса кое-что смешалось в доме Облонских: желающих
снять дачу поубавилось, желающих сдать дачу прибавилось, - и вдруг
выяснилось, что если сдавать дачу не на недельку-другую
средне-богатым желающим позагорать, а на весь год - и
пострадавшим от кризиса, то вполне... и волки будут сыты, и овцы
целы.
Особенно овцы. И еще куры.
Сейчас объясню.
Разорившийся фермер, обанкротившийся владелец небольшого
магазинчика, потерпевший фиаско хозяин автосервиса на углу или
неудачно расположенной пекарни, распродав все, что можно, оказались
перед необходимостью как-то выживать. И желательно – пристойно, ибо
имеется жена-домохозяйка, не мыслящая жизни без гостиной, отдельной
спальни для каждого члена семьи и как минимум двух санузлов... а
если мама приедет погостить, милый?! Что делать и кто виноват?
Виноваты, понятное дело, аллах и кризис, а вот делать... очень
просто: можно снять дачу в пригороде.
Стоить это будет в два, а то и три раза дешевле, чем квартира в
городе, комнат достаточно, жизнь тут подешевле... словом,
благополучные дачники неожиданно оказались перед фактом: в их тихом
поселке теперь живут не только они.
«Те, другие» быстро осваивались: вместо газона и альпийской горки
заводили грядки; зимой обирали оливки с «ничейных» деревьев вокруг
бассейна; кто-то принялся что-то пилить и мастерить на дому; кто-то
завел в саду кур и овец...
Правление дачного кооператива собрало референдум.
Было принято положение о порядке проживания в дачном поселке.
В нем особо подчеркивалось, что Дачный поселок, в дальнейшем ДП, не
есть деревня и село, и в нем запрещается: разводить домашний скот и
птицу; превращать дом в мастерскую любого типа, а также в магазин,
ресторан, публичный дом (не шучу: тут одна дама принимала мужчин
два-три вечера подряд, и на нее подали жалобу); шуметь, особенно
громкой музыкой; мусорить... да-да, пришлось объяснять в том числе
и элементарные вещи о мусоре и нормальном пользовании
бассейном.
Иначе в тихом и отнюдь не элитном, а среднеклассовом поселке могла
легко наступить демократичная и общедоступная разруха.
Мой муж немедленно вступил в ряды борцов с разрухой: ему ее хватило
в детстве, больше не надо, спасибо. Он принялся преследовать тех,
кто таки заводил курятники, вежливо пугая неначитанных арендаторов
Постановлением кооператива о ДП и птичьим гриппом.
Куры, тем не менее, стихийно возникали то тут, то там, бродили по
баскетбольной площадке, забредали иногда на чужие участки и
доходили до бассейна.
Муж боролся с дикими фольклорными завываниями, ибо сам он
предпочитает джаз и блондинок, а те песни... не пой, красавица при
мне... напоминают мне оне иную жизнь... а я лично вполне
толерантна. Ибо мне что джаз, что фольклор – лишь бы потише.
- Нет, ты не понимаешь! – недемократично горячился муж. – Им вообще
нельзя сдавать тут дома! У них от этого ведь тоже стресс! Мы тут
жарим каждый вечер всякую рыбу и шашлыки, пьем вино да на качелях
качаемся, и они думают, что мы просто богатые бездельники,
хотя мы всю жизнь вкалывали как проклятые... и надо как-то научить
их жен не плюхаться в бассейн в шароварах.
- Да ладна, дарлинг, - толерантно говорила я. – Сам подумай: куда
им деваться? Если им сдали дом за три копейки, то им же очень
повезло, а так – где бы они все жили? Вот ты вспомни собственное
детство...
Вспоминать собственное детство дарлингу было явно неохота – и он
продолжал переживать.
Однажды еле пережил.
В тот день прямо напротив нашего дома остановился большой
грузовик.
Новые арендаторы – поняли мы. Дом, в который они заселялись, раньше
был домом кооперативного сторожа Байрама, но в связи с кризисом
число сторожей в поселке было решено сократить, и Байрам был
сокращен, а дом пустовал, потому что был запущенным, необустроенным
и убогим.
- Надеюсь, у них нет кур, - пробормотал муж и пошел знакомиться с
новобранцами. Чтобы прозрачно намекнуть им насчет домашней птицы,
овец и прочего фольклора.
- Вроде ничего, - сказал он, вернувшись. – Ни шаровар, ни тюрбанов,
не дерёвня.
На следующее утро выяснилось, что грузовик отныне не покинет нас:
это не роскошь, а единственное средство передвижения разорившегося
владельца конторы грузоперевозок. На том грузовике семья ездит
теперь в магазины и вообще... какой ужос – ясно читалось на лице
моего мужа.
- Да ладна, дарлинг, - начала я старую песню, - ну так у людей
получилось, что ж им делать? Можно подумать, ты сам из
графьёв...
- Тс-с-с, слышишь? Что это? Я же вчера сказал им насчет кур, а
это... это петух – или нет?
Не то чтобы прям петух, но... вот, опять!
Муж вернулся от новых соседей мрачным.
- Белый попугай, - сказал он. – Сидит в клетке, всё законно. Но
верещит же, проклятая птица!
- Да ладна, дарлинг. Уж как верещат наши дети – явно погромче
какого-то попугая, не бери в голову, будь толерантнее и
демократичнее. Тем более у них не куры, а попугай... птичка
певчая... культурные люди... радуйся, что павлинов не завели!
С сегодняшнего дня в его полку пополнение.
Представления моей маман, выросшей в жуткой коммуналке, о
неравенстве точно такие же, как у мужа, выросшего в эмигрантской
нищете.
Их дружному возмущению по поводу грузовика (попугай-птичка-певчая
таки был причислен к лику культурных объектов) нет предела, они с
завидным единодушием ругают кризис и смешение сословий,
произошедшее в ДП, который вовсе не есть село и деревня.
А я почему-то вспомнила случай из своего отрочества.
Мы (детский балет на льду) были на гастролях, и у нас были
сопровождающие нас педагоги. Как правило, это были бабушки
кого-нибудь из юных артистов, и я от души радовалась, что моим
бабушкам и в голову не придет таскаться с нами по городам
Советского Союза.
Утром нас привели в столовую на завтрак, и всеобщая бабушка-педагог
произнесла тронную речь: «Чтобы все всё ели и доедали! И кашу, и
вообще всё! И без всяких! А то некоторые любят строить из себя: то
не ем, да это не буду... можно подумать, они дома на завтрак черную
икру едят!»
Я ела отвратительную манную кашу и думала.
Моя проблема состояла в том, что я как раз нередко ела на завтрак
черную икру: это было заведено не мной, а моим высокопоставленным
дедом, а потом дядей, умевшим раздобыть всё, что угодно, и на это
заработать, и мотивировалось тем, что «Яночка – слабенькая,
худенькая, надо что-то делать!»
И бутерброд с черной икрой был моим почти ежедневным завтраком, чем
очень гордилась моя маман.
«Если я не съем эту кашу, - думала десятилетняя я, - они подумают,
что я ем черную икру, а это, наверно, плохо?»
Странные, противоречивые мысли о неравенстве мельтешили в моей
голове – никто никогда не узнал о той икре (вы - первые))), я много
лет прилежно и молча ела общепитовские натюрморты в советских
провинциальных столовых... и грузовик, и даже курятники соседей
меня совершенно искренне не интересуют и не возмущают. Равно как и
то, что кто-то, наверно, и сейчас может ежедневно есть на завтрак
черную икру, которой я давным-давно не покупала.
А они сидят на террасе и возмущаются – как будто сами никогда там
не были: в безденежье и необходимости как-то выжить... странные
люди.
Впрочем, их не кормили на завтрак черной икрой - может быть,
поэтому они так странно смотрят на тех, кто никогда ее себе не
может позволить?
|
</> |