ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕРНОЙ КОШКИ. ТОЛМАЧ
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
— А в Красногорске Вы как оказались?
Сдали меня. Гришка Валобуев, сука фашистская, дал показания о моей службе в лагерной полиции. Хотя бы про школу в Валге он не знал, слава Богу, ни рожна. Школа эта абверовская ведь под русское полицейское училище была замаскирована. Так что, когда притянули его за сотрудничество с оккупантами, он расписал меня, как злостного полицая, навешал на меня грехов перед Советской властью и большим начальником выставил. А я, по недоумию, все абверовские документы пожег, когда Фокса приняли ваши, стало быть, милицейские товарищи. И в родном Красногорском районе рискнул паспорт свой старый восстановить, довоенный ещё. Через свою бабу-паспортистку надеялся втихую проскочить. Под истинную свою фамилию документы завести, что б с чистого листа начать, и уж не прятаться больше. Вот приняли меня доблестные советские чекисты, как пособника немецко-фашистских оккупантов.
![ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕРНОЙ КОШКИ. ТОЛМАЧ ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕРНОЙ КОШКИ. ТОЛМАЧ](/images/main/vozvraschenie-chernoy-koshki-tolmach-372ddc.jpg?from=https://ic.pics.livejournal.com/roman_rostovcev/70626464/1020591/1020591_1000.png)
Червонец мне корячился, как с куста. Так что поехал бы я на стройки Сибири и Дальнего Востока, да пока суд да дело, пришел мне случай пособить нашей родной советской власти. В те дни госбезопасность дело о саботаже в лагере военнопленных разматывало. С тем и вышло, что в камеру мне подсадили фрицевского офицерика. Сам он по-русски с грехом пополам, чему в лагере обучился, а я вот по-ихнему шпрехал прилично. В Валге это сильно одобряли, да и по службе было зело пользительно. Только знание своё в тюряге я хоронил при себе. «Где ты силен, покажи, что слаб», — как Фокс нам на занятиях преподавал. Так немчура и не пронюхала, что я по-немецки разумею.
Со мной тот немец, конечно, не откровенничал, а вот с соседями-фрицами через стенку наладился перестуком бакланить. Шифр у них простейший был: весь их арийский алфавит на пять рядов разбивался. Первая серия стуков это, стало быть, номер ряда сверху вниз, вторая — номер буквы слева направо. А в конце каждого перестука обязательные «два-три, два-три». Вот и вся хитрость.
Две ночки я его перестуки послушал, разобрал, о чём он с подельниками сговаривается, да на допрос и попросился. Вот, говорю, гражданин начальник, пригрели Вы фашистскую змею у себя под боком, кормите вражину нашим русским хлебушком, а он и честный труд саботирует, и, на шконке лежучи, заговоры от безделья плетет против рабоче-крестьянской власти. Обсказал все подробненько, что да как фрицы промеж собой замышляют. Следователь ажно засветился весь — такое дело поднял не отрываясь от стула, прямо хоть дырки в погонах новые верти. А то и на кителе. Словом, оформили меня во внутрикамерную агентуру, под погонялом «Толмач» записали. Был я Беглым, а стал Толмачом.
Пока следствие над саботажниками шло, кочевал я по камерам, стуки фашистские расшифровывал, да разговоры подслушивал. Морда у меня самая рязанская, обращение простецкое, так что фрицы меня и за человека не считали. Низшая дескать раса, по-человечьи не разумеет. Чутка таились, конечно. Да куда им супротив выученика абверовской школы, которому сам оберстлейтенант фон Ризен руку на выпуске жал! А как с саботажниками дело закрылось, вызвали меня к большому чекисткому начальству.
Следователь мой сразу в коридор сбрызгнул, а чекист у окошка стоит, да беломорину смолит. За фигуру его тучную и рыло наглое я его сразу Кабаном прозвал, про себя понятное дело. Да и повадки его схожие оказались.
— Хорошо поработал, Толмач! — говорит он мне, — Пособил нам вскрыть вражеские замыслы и подвести фашистскую гадину под наш пролетарский монастырь. Секретно говоря, три вышака мы на твоих разработках оформили.
— Рад стараться, — отвечаю скромно.— Служу трудовому народу.
На это Кабан разгневался сильно, даже копытами своими затопал.
— Ты, Толмач, не резвись! Какому, в глотку тебе дышло, трудовому народу?! Рано шутки шутковать начал, тебе прощения нашего советского народа и в три твоих поганых жизни не искупить!
— Виноват, гражданин начальник, — покаялся я. — Хоть малую толику искуплю своей вины, и на том буду век Вам благодарен.
— Вот то-то и оно, пособник ты эдакий. Век теперь будешь вековать в лагерях, пока не закопают в вечной мерзлоте. Сгною, в лагерную пыль сотру!
Потупился я сокрушенно, а сам смекаю: не для того меня выдернули на беседу, что бы за Полярный круг отправить. Подождет пока Лабытнанга, потерпят там без меня на стахановских лесозаготовках. По всем приметам чую, вербовка будет сейчас. Даже считать начал по-немецки: Acht, sieben, sechs... А на zwei не утерпел Кабан и первым беседу нашу продолжил:
— Есть у тебя один только шанец — на рисковой работе прощение народа заслужить. Готов?
Вспыхнул я как бы от радости нежданной-негаданной и восторженно отвечаю:
— Да хоть на смерть пойду, только бы смыть с себя позорное пятно, каким по глупости, по малолетству себя запятнал. Со всей моей готовностью, гражданин начальник!
— Что ж, сам напросился. Служба тебе будет такая: агентурное наблюдение за военнопленными. Здесь, в Красногорске, целый ихний лагерь размещен. На стройках народного хозяйства вкалывают, как троцкисты-террористы в былое доброе время. Завод в числе прочего режимный восстанавливают они от бомбежек.
— Саботируют, небось, вражины недобитые? Вредительсвуют от бессильной злобы своей?— интересуюсь.
Оскалил Кабан клыки, да глянул на меня весело.
— Это не твоего ума дела, Толмач. Саботаж ихний сраный это одно. Есть и повеселее задачки. Но в тонкости пока вдаваться преждевременно. Твоя задача номер один — втереться в ихнее фашистское доверие. Заслужить, так сказать, словом и делом, авторитет в кругах пленного офицерья. Тогда и о деле с тобой поговорим, если не кокнут тебя фрицы. Случаи такие уже бывали: заходит человек в зону-промку своими ногами, а находят его потом через недельку в отхожей канаве с пробитой головой. И весь лагерь только «нихт фертштейн» талдычит. Ну, а не сдюжишь, не сполнишь задания, другой раз предупреждать не буду, сам знаешь, что тебя ожидает.
— Сдюжу, гражданин начальник, не сумлевайтесь! Жизнь свою на это закладываю.
— Не хвалися идучи на рать, а хвались идучи срать! — загоготал Кабан. — Первое дело тебе легенду посолиднее замастрячить. Полицай для них хуже собаки, сам небось знаешь. Надо тебя в звании повысить. Про дивизию Каминского как понимаешь?
— Слыхивал мельком. В Локотском округе они сидели поперву, пока не попятили их победоносные наши войска. Причислялись по службе к ваффенам, у немцев в почете ходили. Доблестно... тьфу, чёрт! — зверствовали, беспредельно, проклятые изменники Родины!
— Вот так себя и ставь среди контингента. Справишься?
— Почитайте, что сделано, гражданин начальник, окручу так, что и гестапо не подкопает!
Помолчал Кабан, покумекал о чем-то своем, папироской подымил. Потом зенки поднял на меня и скомандовал:
— Керт ум! Цур камера, марш!
Повернулся я через левое плечо, чуть каблуками, как в Валге не щёлкнувши, и строевым за дверь вышел.
Продолжение следует
Часть первая в полной сборке здесь: https://author.today/u/r_rostovtzev
|
</> |