Возвращаясь к ранее сказанному.

Мои впечатления от прочтения воспоминаний Никулина, вызвали острую полемику френдов-комментаторов и читателей; лента комментариев превратилась в своеобразный форум, на котором дискуссия часто переходила грани нормального спора, сопровождаясь оскорблениями носителей противоположного мнения. В основном дискутировались две темы: тяжелая правда войны в изложении Никулина или это специально созданная «чернуха», и нужна ли такая правда, заградотряды – правда или вымысел.

Не вижу смысла вмешиваться в ход этой дискуссии: пусть каждый остается при своем мнении, пока не будет доступна исторически подтвержденная документально пока еще скрытая правда о войне.

Не могу удержаться лишь от одной реплики.

Кто-то из читателей справедливо упрекнул меня в том, что я слишком мало времени провел непосредственно на переднем крае. Это действительно так, но скажите, каков срок жизни там рядового солдата?

Небольшая продолжительность моего пребывания на передовой вполне могла оказаться еще меньшей. В бою у деревни Хатки в Полесье я топтался на минном поле, прокладывая линию связи к новым позициям эскадрона, сращивая ее из кусков кабеля катушки, посеченной осколками рядом разорвавшейся мины. Объяснить, каким образом в этом эпизоде я оказался не только уцелевшим, но не получил даже царапины, здравый смысл отказывается. Что меня спасло, ангел-хранитель, Господь или Нечистая сила… В бою у разъезда Буйновичи осколок прошил шинель, ватник, гимнастерку и брючный ремень, пройдя в миллиметре от позвоночника…

В зависимости от интенсивности боевых действий, солдат может оставаться невредимым от нескольких минут до месяца, затем, либо ранение, госпиталь и опять передовая, либо гибель, а, может быть и плен … На относительно спокойных участках фронта (например на Карельском участке) этот срок мог быть и больше.

Мне не пришлось побывать на самых кровавых фронтах, таких, как Синявинские высоты, Невский пятачек, Сталинград, Тихвинские болота, Сычевско-Ржевская мясорубка. Видел, значит, немного, но того, что пришлось увидеть, вполне, мне кажется, достаточно, чтобы поверить Никулину в его описании пережитого. Что ж, ваше право, господа, не соглашаться с этим.

***
Перечитал свой пост от 8 марта о Казанском периоде моей жизни в военном тылу и посчитал нужным кое-что добавить.

Вброшенный в самостоятельную жизнь, совершенно к ней неприспособленным, я был полностью поглощен преодолением собственных невзгод, и многого, происходившего вокруг, не замечал. Вероятно, мои впечатления поэтому могут показаться не вполне объективными.

Главной тяжестью тылового быта мне казалось состояние постоянного недоедания, приводившего к истощению физических сил. В таком состоянии находились почти все, окружавшие меня, хотя смертей от голода я все же не наблюдал. Почти все то малое количество свободного времени, что оставалось при двенадцатичасовых сменах на заводе, посвящалось поискам дополнительных средств пропитания, не пренебрегая и не вполне законными способами (о них я уже рассказывал: подделка штампов прикрепления к магазинам, обслуживавшим .семьи офицеров, приславших свой аттестат).

Тяжелые испытания военного тыла, однако, касались не всех.

Работники магазинов, торгующих по карточкам и талонам, служащие многочисленных организаций, созданных специально для решения задач централизованного распределения дефицитных продовольствия и товаров «народного потребления» - всевозможных «обл.-», «гор,-» и прочих. «снабов», «УРСов» и «ОРСов» (Управления и отделы «рабочего снабжения), как правило, чувствовали себя отнюдь неплохо. Мне и тогда казалось и теперь, вспоминая, кажется странным и необъяснимым то, что продавцы хлебных и продовольственных магазинов были, в основном, мужчины призывных возрастов, хотя эти должности не входили в число тех, кому полагалась «бронь» - освобождение от военной службы.

В ходу была пословица «Кому – война, кому – мать родна». Управляющие УРСами и ОРСами, в чьих руках было добывание и распределение продовольствия, иногда чувствовали себя более могущественными, чем руководители предприятий, при которых они состояли. Рассказывали, что очень популярный в довоенные и военные годы конферансье Хенкин, замечательный чтец-исполнитель рассказов Зощенко, обыгрывая эту тему, поведал о происходившем, якобы, совещании работников одного из ОРСов, на котором его начальник заявил: «Не забывайте, товарищи, что при нашем ОРСе есть Большой Театр!».

Благополучие этой части тружеников военного тыла основывалось на присвоении части продовольствия, в котором так нуждались остальные граждане страны. Не сомневаюсь, что были и честные работники этой сферы, но мне не приходилось с ними встречаться. Тем более, что всем тогда казалось такое положение вполне естественным.

В следующем посте начну повествовать о том, что последовало после явки «с вещами» в Бауманский военкомат г. Казани 13-го марта 1943 года.