Война 1812 г и СВО-сходств больше,чем отличий...

ua_katarsis — 21.07.2025 Продолжаю цитировать книгу Лев Портной. "Граф Ростопчин. История незаурядного генерал-губернатора Москвы" (предыдущая часть). На дворе эпоха "правителя слабого лукавого, а ещё плешивого щёголя".
Ополчению выдаётся государственное оружие из арсеналов не бесплатно, а за деньги. Якобы чтобы отсеять "голытьбу" . В наше время,напомню, высокие з/п военнослужащих нивелируются тем,что очень многое приходится закупать за свой кошт. И это не единственное совпадение.
Тот самый "правитель лукавый" долго колебался, прежде чем запускать "дубину народного гнева". Ведь крестьянин сегодня будет этой дубиной бить француза. А после победы поймет,что его франкоязычный помещик-эксплуататор ничем не лучше. В ходе СВО, напомню, Царь царей ультимативно приказывает ровно по этим,классовым соображениям не трогать "уважаемых партнёров"-президента Вовку, депутатов Рады, эффективных управленцев-олигархов и пр.
Ещё нужны сходства? Обласканные орально православными историками российские казаки в обеих войнах отличились разве что, как это помягче сказать, "осторожным поведением". А еще страстью наживы. А ещё атаман Платов признавался, что до него тоже дошли "посылы" Буонапартия, что казаки могут при нём стать "незалежными". И в силу этих причин разведку и партизанские отряды пришлось создавать из армейских офицеров и их отрядов (Фиглер, Давыдов,пр.)
Ну и генералитет. Пока одни гибнут на поле боя, как Багратион,вторые официально участвовали в мародерстве и грабежах. Но согласен,при этом никто не превзошел аватара Субэдэя, при котором все заместители воровали в размерах военного бюджета,и только он один,чист, как стеклотара у запойного алкаша на 1 января...

Одновременно с радикальными проявлениями патриотизма, подобными тем, о каких сообщали Маракуев и Шаховской, процветали мародерство и разбой. Сколачивались целые банды, одни из которых объявляли себя подданными Наполеона, другие же занимались грабежами без всякой политической окраски, а попросту пользуясь временной дезорганизацией государственного управления в местах, соседствующих с территорией, занятой неприятелем. Сбылись предсказания графа Ростопчина о том, что чернь при приближении Наполеона может восстать.
После оставления Москвы многие ополченцы покинули армию и составили разбойничьи отряды. Порою дезертирство сопровождалось убийством офицеров. Они грабили население, мародерствовали в деревнях и населенных пунктах, оставленных жителями из-за приближения французов. Ограбленные крестьяне собирались в новые банды, а нередко присоединялись к бандам тех, кто их грабил.
О происходившем граф Ростопчин откровенно рассказывал в письмах его величеству. Печальные события подтверждали правоту и предусмотрительность Федора Васильевича, когда он отказался раздавать оружие из арсенала бесплатно, чтобы хоть как-то ограничить вооружение неблагонадежной черни.
Не только простонародье, чернь, но и офицеры не брезговали грабежами и мародерством, пользуясь неразберихой, воцарившейся после отступления из Москвы. Картины, описанные графом Ростопчиным в письмах императору, дополняются сведениями из писем нашего героя, адресованных графу Петру Александровичу Толстому: «Армия в летних панталонах, измучена, без духа и вся в грабеже; в глазах генералов жгут и разбивают офицеры с солдатами». Среди прочих была ограблена русскими солдатами церковь в имении графа Ростопчина Вороново. По приказу Федора Васильевича два офицера были наказаны плетьми за грабежи и мародерство.
Как участников грабежей граф Ростопчин назвал таких известных офицеров, как генерал-майор Карл Федорович Левенштерн и полковник Федор Васильевич Дризен. Тот самый барон Левенштерн, которого некогда подозревали в шпионаже и в чье честное имя поверил граф Ростопчин. По словам нашего героя, эти два офицера разграбили чужое имение, при этом до полусмерти избив приказчика, некоего Коковинского.
Высшее командование смотрело на грабежи сквозь пальцы. Граф Ростопчин приводил слова князя Михаила Илларионовича Кутузова по этому поводу: «Когда хорошо кончится, то все забудется; а если дурно, то наказывать некому 5000 полков». Действительно забылось. Портреты Левенштерна и Дризена есть в галерее героев 1812 года, а портрета графа Ростопчина нет.
...Французы отступили, и в опустевшую Москву хлынули толпы грабителей и мародеров. «…Крестьяне толпою устремились грабить и захватывать магазины с солью, медную монету казначейства и винные погреба. Весь наш отряд, как бы затерявшийся в огромном пространстве Москвы, едва был достаточен, чтобы сдерживать чернь, вооруженную оружием, отбитым у неприятеля», – вспоминал Александр Христофорович Бенкендорф. Он же добавил в письме к генерал-майору графу Михаилу Семеновичу Воронцову, написанному по горячим следам 14 октября 1812 года: «Войдя в город с гусарами и лейб-казаками, я счел долгом немедленно принять на себя начальство над полицейскими частями несчастной столицы: люди убивали друг друга на улицах, поджигали дома. Наконец все утихло, и огонь потушен. Мне пришлось выдержать несколько настоящих сражений».
Остановить грабежи и мародерство было непросто по той причине, что многие офицеры, в том числе оказавшийся «за старшего» Иловайский 4-й, подавали дурной пример. Флигель-адъютант его величества князь Сергей Григорьевич Волконский, находившийся при штабе генерал-лейтенанта Винцингероде, рассказывал: «Иван Дмитриевич Иловайский с попечительным вниманием рассматривал отбиваемые обозы у французов, которые без исключения препровождались к нему на личный осмотр… Все вносилось в личное его обозрение, и как церковная утварь и образа в ризах были главною добычею, увозимой французами, то на них более обращал внимание Иловайский и делил все на два отдела: что побогаче в один, что победнее в другой. Эта сортировка Бенкендорфу и мне показалась странным действием, и Александр Христофорович спросил его: “Зачем этот дележ? Ведь все это следует отдать духовному начальству, как вещи, ограбленные из церквей Московских и следующие обратно в оные”. Но на это Иловайский отвечал: – Нельзя, батюшка, я дал обет, если Бог сподобит меня к занятию Москвы от рук вражьих, все, что побогаче, все ценное, доставшееся моим казакам, отправить в храмы Божьи на Дон, а данный обет надо свято исполнить, чтоб не разгневать Бога. – Попало ли все это в церкви на Дон или в кладовые Иловайского, – мне неизвестно, но верно то, что ни убеждения Бенкендорфа, ни мои увещания не отклонили Иловайского от принятого им распорядительного решения».
От грабежей со стороны донских казаков население страдало не меньше, отчего естественным образом изменилось и отношение к ним. «…Атаман Войска Донского пришел в немилость у погорелой московской публики, перестал быть у бород героем и у площадных патриотов», – писал граф Ростопчин Александру Дмитриевичу Балашову.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив