Вот такое предновогоднее

Конечно, как я сама не догадалась, что это именно так и происходит! Мне кажется, в воздухе вокруг меня всегда витало это, я что-то такое чувствовала
Даже некоторая надуманность образов объяснима - конечно, это именно таким фантастическим образом и происходит, это же не в булочную за хлебом сходить.
Ах, как же хочется однажды снова проснутся в своей кроватке среди своих игрушек, и чтобы тебе снова четыре года, и мама на кухне готовит суп. Хотя нет, мне мама будет варить гречневую кашу - единственную кашу, которую я ела в детстве, и непременно с топленым маслом. ))
А в остальном все так - смерти нет!

Это стихотворение попалось мне в "Одноклассниках" в группе "Почитушки". Я перечитывала его раз за разом, погружаясь именно в эти образы. В итоге запомнила почти наизусть, а вот имя автора не запомнила - интернет ведь радует нас самыми вычурными именами. Для сегодняшней публикации имя нашла, а вот само стихотворение придется воспроизводить по памяти - оно у меня, увы, не сохранилось.
Надеюсь, буду точна.
Итак, знакомьтесь - автор Резная_Свирель.
Ей было двести восемьдесят лет
(по документам — семьдесят четыре).
Она жила в запущенной квартире
и часто даже не включала свет.
Смотрели с полки Байрон и Толстой
с особенным писательским апломбом.
Она была как временная пломба,
угасший хвостик лишней запятой.
Когда она внезапно поняла -
ей незачем здесь больше оставаться -
замешкалась в прихожей лет на двадцать,
пока не возмутились зеркала,
переставая отражать лицо.
Чужая боль ходила где-то рядом.
И площадь под вечерним снегопадом
белела новобрачной под венцом.
Хороший вечер, чтобы, наконец,
преодолеть земное тяготение.
Худые заблудившиеся тени
ложились наподобие креста,
и превращался в крестоносца двор.
Она летела, рассыпая искры.
Два фонаря — великие министры —
подписывали горю приговор.
И море, что запомнило "Арго",
манило белым парусом и грогом.
И небо улыбалось каждым богом,
хотя она не верила в богов.
От старости, болезней, ЖКХ
она летела в райские ворота,
в ракушечность искусственного грота,
где кутались в соленые меха
русалки, застеснявшись наготы.
Она летела в чашу, где друиды
и ягоды в цвет крови и корриды
собой многозначительно горды.
Когда она проснулась, был апрель.
И мама суп готовила на кухне.
О том, что небо выдержит, не рухнет,
за окнами шептала акварель.
Ей было двести восемьдесят лет
(по документам вроде бы четыре).
Она жила в родительской квартире,
прекрасно понимала - смерти нет.
|
</> |