Вот пожалуйста.
sinli — 31.07.2025
Редкое свидетельство советского участника событий
Шестидневной с самого высокого уровня.
Валентин Фалин, в дипломатии с 50-го, в ЦК с 58-го, спичрайтер
Хрущёва, советник Громыко, посол в ФРГ, секретарь ЦК. В 93-м
воспоминания вышли в Германии, в 99-м в Москве.
"С мая 1967 г. меня и мое время располовинили. До обеда я
принадлежу Британскому Содружеству, затем, как в песках нефть, из
меня соки выкачивает Арабский Восток. Подступает война. Вместе с
аналитиками Генерального штаба и КГБ, при участии востоковедов АН
СССР пишем записку – если немедленно не сбросить давление в котле,
вооруженный конфликт разразится. Начнись война, Израиль возьмет
верх в течение недели-двух. Арабские армии по своей выучке и
моральному состоянию к войне не готовы.
Записка послана политическому руководству. Но Л. И. Брежнев и
другие убыли на военные маневры. Будут обратно в понедельник. Наша
рекомендация немедленно связаться с Насером и убедить его
разблокировать Акабский залив – зависла. В воскресенье она стала
интересна для истории – Израиль массированным налетом авиации со
стороны Средиземного моря нанес удар по боевым порядкам
египтян.
Скоротечность событий предопределяла конвульсивность реакции
советской стороны. Политические решения приняты: СССР встает на
сторону жертвы агрессии и разрывает дипломатические отношения с
агрессором; необходимо максимально задействовать механизм ООН и
попытаться наладить деловое сотрудничество с Соединенными Штатами,
тем более что в первые часы войны американский постоянный
представитель посол А. Гольдберг заявлял требования, в существе
совпадавшие с нашими, – немедленное прекращение военных действий и
возвращение войск сторон на исходные позиции.
Меня приглашают на основные сборы, которые созывает Л. И. Брежнев.
Как правило, в обсуждениях участвуют А. Н. Косыгин, Н. В.
Подгорный, А. А. Громыко. Если рассматриваются преимущественно
военные дела, то появляются А. А. Гречко, министр обороны, с первым
заместителем и начальником Генштаба М. В. Захаровым. В этом случае
премьера и председателя Президиума Верховного Совета может и не
быть.
На третий-четвертый день, не позднее, мольба из Каира: делайте что
хотите, но спасайте. В телеграмме Насера предлагается установить
союзные отношения, предоставить СССР военные базы в районе
Александрии и Суэца или в любом другом месте по нашему усмотрению.
Сквозная мысль – эффективная помощь нужна немедленно, завтра может
быть поздно.
Что будем делать? Предложение о союзе и базах – это от отчаяния. Но
воздушные мосты в Каир и Дамаск должны быть проложены. Один над
проливами, другой через Иран, используя права по договору 1921
г.
Иранский маршрут едва не вызвал инцидент. Советский посол в
Тегеране информировал шаха Резу Пехлеви в момент, когда наши
военно-транспортные самолеты уже были в воздушном пространстве
Ирана. Из своего кабинета Реза отдал распоряжение дать отбой
средствам ПВО, если они засекли появление с северного направления
ранее не объявленных летательных аппаратов, а нас предупредил, что
права, во избежание недоразумений, не следует в будущем
использовать явочным порядком.
Основные расчеты, однако, возлагаются на взаимодействие с
Соединенными Штатами. Посол Гольдберг явно дрейфует. Контратаки
сирийцев отбиты. Иордания как военный фактор выключена из игры.
Успехи Израиля в поле впечатляют. Призыв к прекращению военных
действий звучит все приглушеннее, слово «немедленно» добавляется
реже, а требование возвращения на исходные позиции вообще опущено.
Оппортунизм прямо-таки хрестоматийный. Все это регистрируется, но
надежда и здесь умирает последней.
Новое обращение Насера – израильские бронетанковые части форсируют
Суэцкий канал. Каир не прикрыт ни с земли, ни с воздуха. Или СССР
вмешивается в конфликт на стороне Египта, или конец.
Брежнев зовет к себе Косыгина, Подгорного, дипломатов и военных.
Как поступим? Без всяких задержек перегоняем по воздуху предельно
возможное количество боевой техники и противотанковых средств, а
также ракет ПВО, одновременно доставляем в Каир египетских военных,
которые обучались или проходили переподготовку в Советском Союзе.
Все за, кроме Подгорного. Если один в триумвирате против, решение
не принимается.
– Что ты предлагаешь, Николай? – спрашивает Брежнев.
– Подумать.
– Но времени нет. Ты же видишь.
– Утро вечера мудренее, – произносит Подгорный, собирает свои
бумаги и удаляется.
Генеральный секретарь замечает ему вслед:
– Ну что можно при таком своенравии сделать?
Конкретных идей нет. «Подумать» – это не предложение. Поступаем
так: машины под загрузку – и, как только Николай одумается, в
воздух.
Наутро, которое должно было умудрить вечер, телеграмма-молния
советского посла С. А. Виноградова: у Насера инфаркт, исход неясен,
президент ограничен в исполнении своих обязанностей. Груженные
оружием транспортные самолеты уже по распоряжению Брежнева
задерживаются на земле, а в воздух впору поднимать машины с
медиками для помощи самому Насеру.
Часов в одиннадцать того же дня генеральный секретарь вызывает на
Старую площадь А. А. Громыко с советниками. Министр берет с собой
А. А. Солдатова и меня. Кроме дипломатов приглашены маршалы А. А.
Гречко и М. В. Захаров.
– Не хватало еще, чтобы в Каире разгорелась борьба за власть.
Придет на место Насера такое ничтожество, как Амер, Египет потеряет
все, чего добился после революции и отражения тройственной
агрессии. И мы, великие стратеги. Выбей одного человека – и все
насмарку. Почему американцы не останавливают израильтян? Израиль
ведет и американскую войну против нас. В Суэцком канале нас уже
макнули физиономией. Скоро черед дойдет до Нила. Столько советников
держим в египетской армии. Ни черта они не насоветовали, как не
научили египтян наши училища. Вместо того чтобы принять бой, твои,
Матвей, ученики, завидев израильский самолет, катапультируются.
К чопорному Гречко генеральный обращался на «вы» и шерстил его,
используя как прокладку начальника Генштаба Захарова.
– Матвей, среди советских технических специалистов, помогающих
египтянам обслуживать наши самолеты, есть бывшие летчики?
– Это надо проверить.
– А сколько их, технарей, всего прикомандировано к египетским
ВВС?
– Затруднюсь на память сказать.
– Матвей, так-то тебя перетак, не выводи меня из себя. Для чего я
вас к себе зову? Генштаб обязан знать обстановку назубок. Иначе как
определишь, что мы в состоянии или не в состоянии делать. В Израиле
полно американских добровольцев, летчики также есть. Мы даже их
имена знаем. А что у самих за душой? Иди выясни, чтобы не
спрашивать Вашингтон.
Захаров возвращается через несколько минут с сообщением:
– Число техников (если не ошибаюсь) – двадцать шесть. Никто из них
навыками вождения самолетов поставляемых Египту типов не
обладает.
Ни реального, ни символического нашего военного присутствия в
Египте как заслона продвижению израильтян не вырисовывалось.
Поставками оружия и оснащения советская помощь исчерпывалась.
Советники не в счет. Когда армия Египта разваливалась, никем не
ведомая, советники не помогали, а действовали на нервы.
Нашелся человек, который проаттестовал в подходящих выражениях
ситуацию, – Н. Г. Егорычев. До того руководитель 9-го Главного
управления КГБ (охрана генерального секретаря и политического
руководства в целом) возглавлял московскую городскую
парторганизацию. С трибуны пленума он заявил (по смыслу):
бахвалимся мы нашим военным могуществом, а надо помочь жертве
вооруженной агрессии – нас нет.
Егорычеву, добровольцу 1941 г., определили после этого быть послом
в Датском королевстве, чтобы к легендарным гамлетовским местам
поближе искал более мудрый ответ на извечный вопрос: быть или не
быть?
Потом чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН. Меня включили
в состав делегации А. Н. Косыгина. По пути в Нью-Йорк промежуточная
посадка в Париже. Косыгин и Громыко наносят краткий визит
президенту де Голлю. Нас с Л. И. Менделевичем оставляют на
взлетно-посадочной полосе дописывать будущую речь премьера. В
первое посещение прекрасной Франции в 1965 г. я видел в основном
Громыко. Во второй заезд с Косыгиным соприкоснулся лишь с ее
жандармами, потребовавшими предъявить паспорта: ну кто, кроме
злоумышленников, прилетев в Париж, застрянет на аэродроме?
Специальная сессия 1967 г. не украсит истории ООН. Соединенные
Штаты вывернули многим делегациям не только руки. Представьте себе,
арабы нанесли удар по ключевым пунктам Израиля и захватили часть
его территории. Посол Гольдберг зажег бы своим красноречием море,
убеждая, что зачинщик войны и виновник гибели десятков тысяч
человек должен быть примерно наказан. Чтобы другим неповадно было.
Но шестидневная война начата друзьями и закончилась их триумфом.
Это меняет дело. Разделенное с другом горе – полгоря, разделенный
триумф – двойной триумф.
Вы понимаете, что я хочу сказать. Израиль торжествовал над арабами,
США – над Советским Союзом. Прокрутите видеопленку с записью
голосования по проектам резолюций Генеральной Ассамблеи перед
закрытием специальной сессии. Сколько удовольствия на лицах иных
государственных мужей, твердо уверовавших: не тот прав, кто прав, а
кто силен. Между тем лучшие качества человека, народа, государства
проявляются не в минуты упоения победой, но слабости. Как своей,
так и чужой.
Попытки удержать Организацию хотя бы оптически на позициях арбитра
успеха не имели. Они лишь посеяли неприязнь к тому же К.
Вальдхайму, тогдашнему Генеральному секретарю ООН, не оставшуюся
для него без последствий.
А. Н. Косыгин встречался с президентом Л. Джонсоном и приложил
максимум усилий для того, чтобы Генеральная Ассамблея не погрязла в
полемике, а стала отправной точкой к долговременному политическому
урегулированию на Ближнем Востоке. Напрасные хлопоты.
После отъезда председателя Совета министров домой советскую
делегацию возглавил А. А. Громыко. Он регулярно контактировал с
арабскими представителями, используя каждый разговор для
разъяснения элементарной истины – если не будет признания Израиля и
его права на безопасное национальное существование, не видать мира
в регионе. Египетский делегат давал понять, что Насер отдает себе в
этом отчет, но если он выскажется за признание израильского
государства, то на следующий же день будет свергнут или убит
каким-нибудь фундаменталистом. Время не созрело.
Громыко получил полномочия решать по ситуации, как голосовать по
проамериканскому проекту резолюции Ассамблеи, внесенному послом
Соломоном из Тринидад и Тобаго и группой других делегаций. Не
исключалась и ее поддержка. Вышло, однако, следующим образом.
Нас трое – А. А. Громыко, слева от него А. А. Солдатов, справа я.
Председательствующий объявляет о начале голосования. Кто за?
Министр, он уступил нажимать кнопки пульта голосования своему
заместителю, качает головой. Кто против? Солдатов сразу нажимает
кнопку. Громыко чуть слышно говорит:
– Зачем же так? Вы поторопились. Можно было бы и воздержаться.
Вот еще одна маленькая тайна большой дипломатии. У нее было
отдаленное эхо, когда осенью Совет Безопасности ООН занимался
текстом резолюции № 238. Министр вызвал меня к себе.
– Ознакомьтесь с проектом резолюции Совета Безопасности по Ближнему
Востоку. Через несколько часов голосование, наш постпред ждет
указаний.
– С моей точки зрения, текст страдает нечеткостью формулировок. Это
может быть использовано в дальнейшем, чтобы уклоняться от
урегулирования.
– Согласен, что проект мог бы быть и менее расплывчатым. Но все же
думаю так: если он приемлем для Египта, а из Каира докладывают,
будто Насер не против, нам возражать не резон.
Дипломатия тем прежде всего отличается от науки, что ищет не
истину, а некое усредненное приближение к ней (можно и отдаление от
нее). Оппоненты за, партнеры не против. Стало быть, сгодится
принципиальности в нашу базарную эпоху…".
И что с таким делать?
С одной стороны, очевидец рассказывает, и удивительные вещи.
Временами просто невообразимые: что, если бы не Подгорный, места
которому во внешнеполитической истории никогда не было, СССР бы
влез в заваруху совсем по другие уши? Брежнев предполагал отправить
в воздушный бой техника с опытом управления МИГом? Кнопки на
генеральной ассамблее нажимали по ошибке?
Стилёк, конечно, не располагает, высокомудрые банальности про
оппортунизм, лучшие качества и базарную эпоху, кто бы говорил;
юморок не богаче: услышал "Дания" - пошутил про принца, но это
авторский уровень, Фалин был самым тусклым политобозревателем
начала 80-х.
Что важно - достоверность. Оригинальную фалинскую информацию
проверить сложно, затем он и первоисточник.
С проверяемой - беда. На первом уровне, что сразу в глаза
бросается:
- "В воскресенье она стала интересна для истории – Израиль
массированным налетом авиации со стороны Средиземного моря нанес
удар по боевым порядкам египтян" - Шестидневная началась в
понедельник, египтяне огребли не только с моря, а и с пустыни;
- "Н. Г. Егорычев. До того руководитель 9-го Главного управления
КГБ (охрана генерального секретаря и политического руководства в
целом)" - ничем в КГБ Егорычев ни до, ни после...
- "посеяли неприязнь к тому же К. Вальдхайму, тогдашнему
Генеральному секретарю ООН, не оставшуюся для него без последствий"
- не был тогда Вальдхайм Генеральным секретарём, только в 72-м
стал.
И что, и как? Остальные сообщённые Фалиным факты - факты? Или факты
только по тому, что их проверить не можем? Или ошибки памяти? Или
умышленные искажения истины и домыслы? Или правда, кабы не
Подгорный?
Трудно быть историком, хорошо хоть, молоко выдают.
|
|
</> |
Курсы повышения квалификации педагогов: новые подходы и цифровые технологии
"Принцесса и принц"
Ежедневный дайджест марафона #осеньмоеймечты — 4 ноября
Примерно ГОД НАЗАД написано Стихотворение "Как быстро лето пролетело"
Почему это разводка мошенников?
Торт для герцога Кентского
Урок 2
Без названия
Конец «засухи тиар»: ужин в Королевском дворце Мадрида в честь султана Омана

