Вопросы прогнозирования социодинамических переходов

В то время, как в действительности даже сравнимые с продолжительностью человеческой жизни исторические периоды вполне могут приводить к кардинальным переменам. Особенно это касается периодов, попадающих на радикальные «переломы». (Т.е., на время смены базовых основ людского бытия, при которых социосистема меняется кардинальным образом. ) Причем, мы обитаем как раз во время подобного «перелома», продолжавшегося почти весь прошлый век – и продолжающегося до сих пор. (О чем еще будет не раз сказано.) Благодаря чему «антиисторическое» отношение даже к самому недавнему прошлому – скажем, к 1990 годам – приводит к кардинальным ошибкам в его понимании. И к вытекающим отсюда кардинальным ошибками в прогнозировании будущего – кои мы наблюдаем сейчас повсеместно.
Впрочем, разбирать проблему текущего «абсолютного непонимания» надо, понятное дело, отдельно. Тут же – возвращаясь к поставленной теме – можно только еще раз отметить, что рассмотрение советского общества, как «образца коммунизма», в любом случае ошибочно. Поскольку, в самом лучшем случае, в нем можно выискивать лишь тенденции, лишь локусы тех процессов, которые способны создать базис будущих социальных отношений. Кстати – как говорилось в прошлом посте – и это, само по себе, немало. Так как в иных общественных типах нет даже указанных локусов, и поэтому для перехода к коммунистическому состоянию они, неизбежно, должны пройти через положение, аналогичное советскому. (А эти самые «иные» социумы должны неизбежно пройти через подобный переход – поскольку иного разрешения текущего суперкризиса невозможно.)
Кстати, у нас имеется и прекрасный пример того, как можно осуществить моделирование будущего на основании указанных локусов и тенденций. Таковым можно считать работы Ивана Антоновича Ефремова – ИМХО, единственного человека, создавшего более-менее непротиворечивый образ «коммунистического будущего» за всю человеческую историю. Это самое будущее представлено в его главном романе – «Туманности Андромеды». (Все остальные советские авторы, обращавшиеся к данной теме – начиная со Стругацких и заканчивая Виктором Можейко –или прямо использовали созданный Ефремовым конструкт. Или же создавали что-то невообразимое и невозможное в реальности.) Причем, можно сказать, что этот самый «мир Туманности» напрямую проистекает из того, что было в СССР 1950 годов, но при этом ни одна из значимых реалий данного времени в данном романе не присутствует! (Т.е., там нет не только Сталина-Ленина, коммунистической партии и классовой борьбы, но и индустриальной экономики и соответствующей ей политики.)
Тем не менее, в «Туманности» можно найти практически все «советские локусы» - а точнее, изменения, вызванные их равертыванием. Начиная с изменения структуры человеческой личности с деструктивной, ориентированной на конкурентную борьбу и, как следствие, на уничтожение, деструкцию на конструктивную, ориентированную на созидании и кооперации. И заканчивая экономикой, основанной на высококвалифицированном труде, создании сложных и уникальных изделий, при автоматизации «рутинного» производства. (В «Туманности» это показано на примере восстановления «Спутника-57».) То есть, несмотря на то, что никаких элементов «советской жизни середины ХХ века» в «мире Туманности» нет, его можно однозначно вывести из этой самой «жизни». Достаточно лишь перейти от «рассмотрения вещей» к «рассмотрению путей», т.е., к той самой динамике, которая и является ключом к социальному прогнозированию, как таковому. Поскольку после этого можно легко увидеть, как советский приоритет развития и саморазвития личности –который может быть прекрасно увиден в тех же 1950 годах – порождает тех самых «ефремовских героев», кои на первый взгляд выглядят невозможными. (В смысле, порождает их модели поведения, конечно.)
И даже те особенности «ефремовского будущего», которые кажутся нам совсем уже невозможными «исходя из реалий 1950 годов» - скажем, ту сексуальную свободу, которую имеют ефремовские герои или их высокие физические и интеллектуальные качества, их очевидное совершенство – в действительности имеют вполне советские корни. (Но об этом будет сказано уже отдельно.) Другое дело, что – будучи скрытыми огромным нагромождением «наследия прошлых веков» - указанные «корни» в СССР указанного периода увидеть крайне сложно, особенно сейчас, когда информации о «том времени» стало намного меньше. (Современникам писателя в этом смысле было легче.) Но сути это не меняет.
* * *
Впрочем, подробно разбирать связь «Туманности Андромеды» и связанных с ней произведений Ефремова («Лезвия Бритвы», «Сердца Змеи» и «Часа Быка») с теми тенденциями, что зародились и развивались в советском обществе довоенного и послевоенного периода, надо отдельно. Тут же можно только еще раз отметить тот факт, что указанный автор дал нам пример действительно работающего подхода к социальному прогнозированию. Причем, это касается не только образов того самого будущего, к которому – рано или поздно – придет человечество. Но и образов встающих на данном пути перед ним проблем. О коих прекрасно сказано в «Лезвии Бритвы», но, главным образом, в «Часе Быка». (Равно как сказано там и о том, что нужно сделать для их преодоления.) Недаром «хронология» «Туманности Андромеды» отстоит от нашего времени, как минимум, на тысячу лет. Поскольку – в отличие от иных фантастов и утопистов – Иван Антонович прекрасно представлял сложность тех преобразований, которые должно пройти человечество для того, чтобы оказаться в «Прекрасном далеко».
То есть, стоит прекрасно понимать, что невозможно просто взять, и поместить в «лучшее» - или неотчужденное, что есть одно и то же – будущее не только «человека из современности», включая самих лучших представителей этого самого «человека», но и подобные социальные и, даже, технические системы. Поскольку все они, начиная с человеческой личности и заканчивая техническими устройствами – включая ту же архитектуру, кою следует относить именно к технике – являются порождением конкретных социально-экономических условий. И в «ином мире», в самом лучшем случае, могут «работать» крайне неэффективно. А чаще вообще не могут работать.
Это, кстати, относится и к рассмотрению менее радикальных перемен: скажем, многие явления, бывшие конструктивными при том же феодализме, будучи перенесенными в капитализм – или, не дай Бог, в социализм – проявляются исключительно в деструктивной форме. Но в менее радикальном случае еще можно что-то заимствовать. Скажем, буржуазия, заимствуя феодальные религиозные или этические системы, может какое-то время успешно стабилизировать свое общество. Да, это время конечно, но все же… В случае же радикальных преобразований подобной «лафы» нет, и быть не может.
То есть, еще раз стоит указать на то, что практически все системы, созданные во времена классового общества – сиречь, «разделенного мира» - должны быть изменены при переходе к обществу единому. Причем, это касается даже тех вещей, кои выглядят совершенно незыблемыми и «вечными». (Скажем, этической сферы или сферы межчеловеческих взаимодействий.) В результате чего поколений выглядят слишком коротким сроком для завершения указанных процессов. Скажем, то явление урбанизации потребовало для себя три (!) человеческих поколения: фактически, лишь люди, рожденные после 1990 годов, могут рассматриваться, как «действительно городские». Сиречь – как полностью адаптированные к условиям городской жизни. А ведь урбанизация, как таковая, не сравнима по своей радикальности с построением неотчужденного общества!
* * *
Поэтому стоит понимать, что указанное социальное изменение, в любом случае, потребует немало времени. А значит – ожидать «полной эффективности» от него можно будет не раньше, нежели через сотни лет. (См. хронологию «Туманности Андромеды».) Ну, а поскольку указанный эффект – т.е., длительность процессов, значительно превышающих время средней человеческой жизни – оказывает прямое воздействие на возможность сознательного участия в них человека, то это еще усложняет указанный процесс. (Тем не менее, как показывает пример Ивана Ефремова, понимание его является вполне возможным.)
Ну, а о том, что же следует уже отсюда, будет сказано чуть позднее…
|
</> |