Внимание, правильный ответ

iz_antverpena — 26.11.2012 Когда я была маленькой, верила, что в морской раковине и правда звучат волны моря, из которого эту раковину привезли. Не слишком долго, но искренне верила в Деда Мороза, пока не увидела, как в соседней 22-й квартире переодевает красный костюм Игорь Ш., папин друг и коллега по КБ. Еще верила в то, что на моем письменном столе может появиться все, что ни загадаю, как у тети Вали в передаче «В гостях у сказки». Нужно только сильно пожелать.

Мой сын не знает про «В гостях у сказки», но верит и в морскую раковину, и в Деда Мороза. Еще в Карлсона. «Даже не думай, что Карлсон плохой, – предупреждает Марик. – Он хороший». А я и не думаю ничего такого думать. Также он верит, что если я грожусь его съесть, то на самом деле это сделаю. Как он убегает, как визжит от страха и удовольствия!

Мой муж никогда не говорит «не плачь». Он теряется, когда слезы неожиданны и ничто не предвещало: еще пять минут назад я в лицах пересказывала недавний случай в магазине, и вдруг сижу и вытираю глаза. Если рассказываю, в чем дело, он находит правильный ответ, эта точность мужских слов и реакций каждый раз поражает и побеждает все на свете. Он не просит: «Ну все, перестань, не надо больше плакать». Просто дает время. Как ребенку, которому обязательно нужно дать поплакать, чтобы все плохое сбежало со щек и забылось. И даже если не рассказываю, в чем дело, он все равно дает мне время.
Потом присядет рядом:
– Ты вернулась? Я больше не Альберт? А то я у тебя целый день сегодня «Альберт».
– Так это же и есть твое прекрасное имя.
– Разумеется. Но есть и другое имя. Которое ты произносишь иначе и которое... – и он рисует в воздухе маленькое сердце.
Это смешно и правда. Я возвращаюсь.

Он открывает мою книжку на случайном развороте, прочитывает стихотворение, кивает чему-то узнанному и говорит:
– Мне с возрастом кажется, что стихи лучше, чем проза.
Иногда мне тоже так кажется, но на самом деле в разные моменты отзывается разное. Самый недавний восторг от прозы подарил Набоков и его десятистраничный рассказ «Круг». Увидев последнюю строчку, я в полном замешательстве вернулась назад к строчке первой и была очарована этой закольцованностью так, что перечитала рассказ. Поразительна и проста магия, с которой гениальный писатель умеет так обращаться со словом. Теперь уже никогда не забыть мне эту первую строчку: «Во-вторых, потому, что в нем разыгралась бешеная тоска по России» – немного странное, на первый взгляд, начало для рассказа, и такое понятное, когда заканчиваешь круг и связываешь последнее предложение с «во-первых».

Или утро. У кого-то утро начинается с пробок и оперативок, со школьного звонка или двух чашек крепкого кофе, а два моих на прошлой неделе начинались с Гамлета. Мы с прекрасным учеником 13-ти лет восстанавливали ход событий шекспировской трагедии, думали, что же это такое «быть или не быть». И я увидела, что он размышляет по-английски о вещах, о которых многие его сверстники и по-русски не говорят. Как спокойно он выуживает из памяти слова, когда-то встреченные и забытые, а тут вдруг оказавшиеся уместными, вроде «holy» или «revenge», потом обрывает себя на полуслове и сам удивляется: «Откуда я все это помню?» Вот в этот самый момент понимаешь, что удалось нащупать что-то важное, нужное, точное, на чем всегда основывается интерес к учебе. Потом мы переводили со староанглийского сонет о возрасте и смотрели, как он звучал бы на языке современном. Мне нравилось заниматься такими переводами лет в восемнадцать, а ему уже в тринадцать. И в десять утра, когда за окном только начинало светать, мы оба были под воздействием одной и той же шекспировской истории, и это было потрясающе. Кажется, лучше этих уроков была только наша весенняя серия занятий по BBC-шному «Шерлоку».

Или Марик, который за пять минут умеет задать двадцать вопросов, лишь бы оттянуть время сна: а что такое сливки, а тесто, а комплименты, а что такое досада, что у нас в ушах, как я выбрался из твоего животика, как Дед Мороз заходит в наш дом… Стараюсь не пускаться в пространные рассуждения и давать емкие, понятные определения, как нас учил когда-то один преподаватель на факультативе по русскому языку.

Или мы едем обедать, Марик уже в дороге виртуально заказывает себе еду и, как подобает главнокомандующему, предупреждает, что все вместе приходим и все вместе же и уходим, никто никого не забывает.
– Вот ты, мама, если ты останешься, кто будет печь нам блинчики?
– А если ты, папа, останешься, кто будет нас везде возить?
– А если останусь я, кто же будет вас спасать??

Он знает, о чем говорит, наш Марик.

Не далее как пару дней назад: восемь вечера, все в сборе и наконец-то ужин в тарелках, серия «Homeland» – захватывающий спутник вечеров всей прошлой недели – ждет на паузе, и тут Альберта посещает мысль, и он отправляется буквально на минуту позвонить председателю родительского комитета нашей садиковской группы по поводу новогодних подарков детям. Мой муж забывает про одну важную особенность этой чрезвычайно активной женщины – умение вести многочасовые телефонные беседы с витиеватыми примерами из житейского опыта. Через пять минут телефонного разговора я наставляю на Альберта воображаемый пистолет из трех пальцев и провожу ладонью по шее, через десять – мысленно произношу все ругательства, разученные в Хоумлэнде и Шеймлессе вместе взятых. Через пятнадцать муж возвращается к едва теплому ужину и все, что я могу сказать ему, это то, что готова стереть его в порошок.
– Мама! – возмущается мой сын, взбираясь во весь рост на стул, как на амбразуру, – что ты только что сказала папе про шампунь? Мама, так нельзя говорить!
– Марик, я про порошок сказала.
– Мама шутит, Марик. А ты – молодец, мой защитник, – и Альберт, улыбаясь, но стараясь не смотреть в мою сторону, треплет нас обоих по макушкам, нажимает на пробел и принимается за ужин, дирижируя вилкой в знак признательности. Точно так же достается и ему, если Марик вдруг слышит, что Альберт говорит мне что-то с недостаточно любовной, по мнению Марика, интонацией: Марик мгновенно – сабельку в руки, на коня, всех спасать, защищать и не давать поссориться. Наш вечный хороший, самый трогательный в мире полицейский.

Как они шепчутся перед сном:
– Ты завтра еще будешь спать, а я поеду на работу.
– Да, я завтра не пойду в садик.
– Будешь спать столько, сколько захочешь.
– Но когда ты будешь уходить, я встану и закрою за тобой дверь.
– Договорились.
– Друзья?
– Друзья.
– Навсегда?
– Навсегда.
Утром маленький человек, конечно, продолжит спать и не заметит хлопнувшей двери. А большой, уходя, положит свое одеяло и подушку бортиком, чтобы маленький не упал.

– Ты бы кого выбрал: Джессику или Кэрри?
Мне однозначно нравится Кэрри, которая Клэр Дэйнс, еще со времен «Ромео + Джульетты». Снова, снова Шекспир. И я жду того же подтверждения от мужа. Не отрываясь от экрана, притягивает к себе мою голову:
– Вот кого бы я выбрал.
– Ну, я понимаю, но все-таки. Если просто. Просто, а?
– Пока я женат, никаких «просто».

Человек, у которого два имени, как обычно, знает правильный ответ.

P. S. Друзья, дорогие, ЖЖ что-то путает с уведомлениями и рассылает неправильное сообщение про мой день рождения. Он у меня послезавтра, но мне, конечно, все равно приятно получать поздравления, начиная с понедельника, так что все полученные - не отменяются!

Сохранено