Влад Ривлин

leorer — 18.01.2025

К сожалению, Влада нет. Мы с ним много общались в свое время в соцсетях. В последние годы он замолчал, и я не знал, что происходило. Мне написали в личных сообщениях и дали ссылку на подборку его рассказов:

Я спросил, что с Владом, где он сейчас. Ответ:

«К сожалению Влада уже нет. Скоро два года. Незадолго до смерти он просил не афишировать его уход. Мы, его близкие, пытаемся привлечь внимание к творчеству Влада. Вы один из немногих кто его помнит. Остальным наплевать.»

Я написал, что обязательно буду привлекать внимание, что и делаю. И другим тоже рекомендую читать Влада Ривлина.

Книги Влада:

«Палестинские рассказы». Книга скандальная, странно, что мой отзыв - первый, уверен, что желающих обсудить эту книгу найдется много. Причем равновероятно наличие тех, кто будет хвалит и ругать... потому что книга затрагивает серьезные социально-моральные аспекты этой войны. Эта битва кажется бесконечной. Большинство живущих в России очень мало знает о ней. Я тоже о ней знаю мало. Было интересно прочитать подробности. Страшно осознавать, что Израиль и Палестина вот уже долгие годы живут в таком состоянии, причем война для Израильской стороны стала настолько привычной обыденной вещью... Я благодарен автору Владу Ривлину за то, что он не смягчает краски, рисует реальность объективно с точностью документального журналиста. Не гнушается перед тем, чтобы вскрыть пороки и недостатки системы, общества, человеческого…

Владимир Бондаренко:

НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ

О прозе Влада Ривлина

Прочитал сразу три книги современного израильского писателя Влада Ривлина: «Палестинские рассказы», «Неудобный русский» и «Здесь слишком жарко». Прекрасная проза, прежде всего его военные рассказы и повести. Сразу видно, что это не художественные фантазии, не зарисовки журналиста, побывавшего на войне, а проза, пропитанная потом и кровью реального участника событий. Я бы не постеснялся сравнить её с такими книгами, как «Три товарища» Эриха Мария Ремарка или «Прощай, оружие» Эрнеста Хемингуэя. Такое же фронтовое братство и такое же неприятие самой войны, отторжение от неё. Да и предисловие к одной из книг написал такой же фронтовик-десантник, наш общий с Ривлиным друг Изя Шамир: «Это жесткая проза, следующая в кильватере «Жёлтого времени» Давида Гроссмана и других документальных израильских рассказов об оккупации. Она будет интересна русскому читателю, который мало сталкивался с израильской разоблачительной прозой и зачастую черпает свои представления об израильском прошлом и настоящем из израильского же официоза».

Влад Ривлин своим боевым прошлым заслужил право написать самую горькую правду об этой войне. Как считает сам писатель: «При написании повестей и новелл, вошедших в эту книгу, мною двигало прежде всего стремление разрушить негативные стереотипы и сблизить два враждующих братских народа. Для меня важно было показать, что израильтяне – это не только оккупанты, а палестинцы – не только террористы. И те, и другие – прежде всего люди…».

Думаю, и нашим русским читателям станет близок Омри Шварцман, почти автобиографический герой повести «Дневник капитана Шварцмана», участник самых жестоких боев, постепенно понимающий и бессмысленность, и ненужность арабо-израильской войны, спасающий мирных арабов от жестокого с ними обращения.

Влад Ривлин родился на Украине в 1965 году, учился на историческом факультете МГУ, работал в школе, в начале перестройки уехал в Израиль, поначалу работал в кибуце, на стройке, получил второе компьютерное образование, служил в армии.

Его публицистические материалы по истории и политике регулярно выходили в израильских и зарубежных СМИ. Проза печаталась в российских журналах «Сибирские огни», «Огни Кузбасса», "Университет Культуры". Стихотворные миниатюры – в газете Союза писателей Болгарии "Словото Днес". Рассказ «Повезло старухе, повезло!» отмечен премией литературного конкурса «Золотое перо Руси 2010». Живёт в Тель-Авиве.

Свою антивоенную прозу опубликовать в Израиле не смог, с 2010 года печатается в России и Болгарии. Сейчас входит в число самых активных сторонников арабо-израильского примирения и построения единого Палестинского государства.

По книгам Ривлина становится понятной и сложная судьба всех русских евреев, переехавших на свою историческую родину, и уже ставших для всех местных на всю жизнь – окончательно русскими. Как говорит один из героев его рассказа «Здесь слишком жарко»:

«Здесь жарко! Слишком жарко! – всё время повторял Слава. – Можно привыкнуть, приспособиться, смириться... Но полюбить – нельзя!.. Здесь всё слишком чужое, и никогда оно не станет для нас родным. Жизнь проходит тут бесцельно. У меня такое чувство, как будто я и не жил все эти годы... И всё время эта бессмысленная война! Снаружи и внутри! Ты не живёшь, а выживаешь. Если сейчас войны нет, то потом она всё равно обязательно будет. Там ты враг, а здесь ты чужой. Одна радость, что все евреи. Но что мне радости от того, что тут все евреи...».

Вчитываясь в прозу Влада Ривлина начинаешь сопереживаешь и погибшим арабам, и погибшим евреям, и задаешь себе вопрос: а зачем они гибнут? Но ведь этот вопрос можно отнести ко всем бессмысленным военным конфликтам на земле, ко всей жизни человеческой за всю историю. Для чего мы все живём? Для чего убиваем друг друга? Вот поэтому и строят отцы погибших араба и еврея общий детский сад на общей земле.

«Я попытался глазами своих героев увидеть бесконечное противостояние не как войну между евреями и арабами, а как противостояние между людьми, которые говорят на разных языках, исповедуют разные религии, но независимо от всего этого им свойственны благородство и низость, мужество и малодушие, ненависть и естественное стремление творить добро. Взгляды на жизнь главного героя отражают мнение очень и очень многих израильских солдат и офицеров», – пишет Влад Ривлин.

Всё написанное прочувствовано, пережито самим автором за последние двадцать пять лет. Его любимый герой капитан Омри погиб на войне, но записи дневниковые (как это часто бывает в русской литературе, вспомним лермонтовского «Героя нашего времени») попадают в руки писателя. И уже писатель Влад Ривлин спрашивает и себя и других:

«Что заставляло его каждый раз рисковать собственной жизнью? Почему он делал то, что было ему не по душе?.. Он ненавидел эту войну, считал её несправедливой и, тем не менее, каждый раз послушно отправлялся в зону боевых действий. Пытаясь это понять, я снова и снова читал его дневник, но выводы решил не делать. Поэтому все записи сохранил в том виде, в каком оставил их мой покойный друг. Пусть читатель, которого заинтересует судьба этого человека и та жизнь, которой мы живём здесь, сам сделает для себя выводы…».

Сам Влад Ривлин эти выводы для себя сделал давно, и активно выступает в израильской и мировой печати с критикой Израиля и мирового сионизма. Стал защитником всего советского. «Призываю всех, кому дороги идеалы великой страны СССР, уничтоженной нашими врагами, объединиться с тем, чтобы в дальнейшем предать суду всех виновных в развале Советского Союза» – это цитата из последних его статей.

Не боится он спорить и на темы Холокоста. «Едва ли кому-то из израильских школьников известно о Параимосе, ведь тема цыганского Холокоста не изучается в рамках школьной программы. Признание геноцида армян наши парламентарии увязывают с дипломатическими последствиями для нашей страны. Попросту говоря, опасаются осложнить таким образом отношения с Турцией. Конечно, последствия со счетов не сбросишь, но что сказали бы те же парламентарии, если бы признание Катастрофы европейского еврейства их коллеги из какой-нибудь другой страны увязывали с теми или иными выгодами для своего государства?».

В конце концов, Ривлин заслужил свое право на независимое мнение. Кто с ним может поспорить? Разве что боевые товарищи, сослуживцы, но они, насколько я знаю, в большинстве своём тоже не сторонники продолжения войн. Недаром даже боевого генерала, героя войн, лидера Израиля, убил правый еврейский националист за его миролюбивую политику. Надо самому пройти такой путь, чтобы быть уверенным в своей правоте.

«По образованию я историк, – пишет Влад Ривлин, – закончил университет ещё до распада СССР. В 1991 году эмигрировал в Израиль. Здесь в моём сознании произошла радикальная переоценка ценностей. Конечно же, не в течение одного дня и даже не одного года. То, что воспринималось мною как истина в последней инстанции – все сионистские догмы и либеральные клише, – оказалось жалкой пропагандой, которая, как яд, разрушала наше сознание и семью. Приход к Православию и духовное возвращение к России спасли меня и дали стимул к творчеству. А в остальном, я – это то, что я пишу».

А пишет он замечательно, никакой риторики и дидактики, живые человеческие образы.

Благодаря его прозе я прочувствовал, каково быть русским в Израиле. Даже русским евреем. «Весь этот сброд считал себя вправе третировать нас только за то, что мы "русские". Ни в одном самом кошмарном сне я не мог себе представить, что недалекие и малограмотные раввины подвергнут нашу семью столь унизительным проверкам на еврейство! Мы и представить себе не могли, что подобное варварство могло существовать где-то ещё, кроме Третьего Рейха! Ненависть и зависть местного сброда друг к другу и к окружающим, их чувство ничем не обоснованного превосходства и ненасытная жажда к стяжательству на фоне хамства и убогой колониальной архитектуры, превратили нашу жизнь в ад, но, вместе с тем, произвели переворот в нашем сознании».

Он много и тяжело работал бок о бок с местными арабами, получая такие же гроши. Общность судьбы и дала возможность понять суть противостояния. В конце концов, вместе с еврейскими спекулянтами их нещадно эксплуатировали и арабские магнаты. Война лишь обогащает местные элиты и отвлекает внимание граждан от реальных проблем. Не даёт объединиться всем вместе, и арабам и евреям.

В своих рассказах и повестях Влад Ривлин и пишет об общей несправедливости, о выживании в этой немилосердной жизни. В один ряд становятся живые образы и израильского солдата, и бедняка-араба, и не нужного никому русского эмигранта. Он и на самом деле в Израиле стал сегодня, пожалуй, самым «неудобным русским».

Интересные сюжеты рассказов, сильные характеры, чёткая идея. Герой остается один на один с экстремальными ситуациями, со смертью, и никто не скажет, кто в этой схватке победит. После чеченских войн у нас тоже появилась подобная проза, и Александра Проханова «Чеченский блюз», и Захара Прилепина «Патологии»… Жаль, не появилось подобных писателей на нынешней Украине, боятся посмотреть правде в глаза.

На мой взгляд, Влад Ривлин – один из сильнейших русскоязычных писателей нашего времени.

Будем надеяться, что из военного писателя он перейдет вместе с мирной жизнью в другой разряд литераторов. Пора обратить на него внимание и нашим ведущим издательствам, хотя, думаю, либералам, засевшим в наших СМИ, его проза будет неугодна, чересчур скандальна, не та трактовка войны. Впрочем, либералы могли бы и сами отправиться в Израиль и повоевать в израильской армии, может, и на них нашло бы прозрение? Пришло бы понимание того, как трудно жить десятилетиями в обстановке непрекращающейся войны и не падать духом.

Закончу свои заметки о яркой и самобытной прозе Влада Ривлина вновь отрывком из его собственных размышлений о прожитых годах:

«С первых дней своего пребывания в Израиле я был поражён силой ненависти к нам, царившей в израильском обществе. Навсегда мне запомнилось, с каким презрением и злорадством произносились здесь слова "Русия" и "русим".

А ведь сколько было говорено об антисемитизме до отъезда! "Здесь нас будут ненавидеть всегда, а вот в Израиле…". В Союзе мне приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма, но так, как в Израиле, меня ещё нигде не ненавидели! Помню, как в раввинате молодой раввин в течение часа с пристрастием иезуита допрашивал меня, пытаясь выявить обман в моих ответах и добыть доказательства моего нееврейства: «Кто может подтвердить твое еврейство? Как звали твою бабушку со стороны матери? Что написано на могиле твоей прабабушки?»…

Лично мне помогли выжить образование и опыт работы, полученные в СССР, где меня учили не только специальности. В первую очередь меня учили самостоятельно мыслить, развивали во мне критическое чутьё, готовили из меня учёного, а не ремесленника...

Мне очень повезло в том, что я учился в СССР. Таких учителей как в Союзе, которые вкладывали в свой труд не только собственное время и опыт, но и душу, я, увы, в Израиле не встречал. Новая действительность стала для меня толчком к переосмыслению моих взглядов на жизнь. Особую роль в этом сыграла работа с палестинскими арабами…

И хотя за время своей жизни в Израиле я полюбил мудрость древнего иврита, самобытную ивритскую культуру – уникальное явление, оставшееся, к сожалению, незамеченным даже многими из самих уроженцев страны, не устаю восхищаться удивительной природой и историей этой древней земли, и многие события в повседневной жизни я воспринимаю неравнодушно, либо с радостью, либо с досадой, выражая своё возмущение или одобрение, потому что это уже моё, тем не менее я не намерен отказываться от того, чему меня учили и воспитывали во мне с детства.

Поэтому я осознаю себя не просто евреем, а советским евреем – потомком тех, кто строил и защищал великую страну – Советский Союз. Причём сначала советским, а потом уже евреем.

В общем, действительность всё расставила по своим местам».

Десять лет и семь операций спустя, миссия выполнена. Верхняя Газа полностью оставлена. Вся Газа переместилась под землю. Мужчины, женщины, дети — великое множество людей.

Мы вырыли целые районы, улицы, шоссе, школы, театры, больницы. Мы вырыли зеркальное отражение той местности сверху, которую мы покинули. Мы оставили надежду вырваться из Сектора Газа; оставили надежду на обещания снятия блокады, решение проблем перенаселения, голода, и мы взялись за дело. Мы, те, кто были атакованы с неба, с моря, с полей, те, кого закидывали бомбами весом в тонну в бессмысленной круговерти убийства, отвернулись от жизни. Мы, те, о ком мир забыл, решили отплатить ему тем же.

Мы разочаровались в мире страха и крови, и нашим единственным убежищем осталась земля. Мы похоронили себя заживо.

Теперь, десять лет с тех пор, когда мы начали копать, миссия завершена. Глубоко-глубоко под миром живых есть целый город — гетто Газа, подземный город. Он глинистей, тише и намного больше. Здесь почти не слышно взрывов огромных бомб, и только легкое-легкое дрожание потолка напоминает о танках, крушащих улицы. Мы рыли вглубь почву Газы сквозь толщу времен. Нам попадались кости, останки, какая-то комната с ослиной челюстью, длинная коса Самсона, бедренная кость Далилы, кость, когда-то державшая плоть раздвинутых ног. И мы нашли две разрушенные колонны древнего храма. На одной мы увидели полустертую выцарапанную надпись: «Вспомни меня, дабы отмстить за оба моих глаза». Глинистая почва Газы всегда была на стороне отчаяния и отчаявшихся.

Мы рыли и рыли, голыми руками, сломанными ногтями. Мы закопались так глубоко и так далеко, что отменили блокаду, границы, понятия мира наверху. Мы копали подо всей этой чушью, мы, беженцы земли, продолжали копать во всю ее глубь и ширь. Мы вернулись в нее, в ее недра. Мы осуществили подземное право на возвращение.

Сначала до нас доносился сверху шум Тель-Авива. Мы слышали крики ведомых пропагандой стад «Смерть Газе!», «Смерть художникам!», «Смерть тем, кто не хлопает!», «Смерть тем, кто не соблюдает правил!», «Смерть жизни!». И мы слышали звуки шагов, сливающихся в унисон, пока они не превратились в военный марш, который вытоптал все.

Заткнув уши, мы продолжали рыть дальше. Мы не хотели ничего слышать, мы хотели убежать. Мы рыли так глубоко, что достигли Стикса, реки мертвых. Старый лодочник окинул нас безнадежным взглядом и развернулся. Но что за прок в его маленьком суденышке рекам крови, морю людей, людям Газы? Мы переплыли ледяные воды и достигли холодного скалистого берега и снова продолжили копать по ту сторону жизни и далеко за пределами времени.

Мы ослепли. Но к чему зрение в кромешной тьме? Мы становимся белее изо дня в день, почти прозрачными, как воск свечи. Среди праха молитва беззвучно передается из уст в уста; мы больше ничего не слышим. Ни болтовни двойных стандартов, ни тысяч бомб, ни тоскливых криков атакующих. Здесь мы слышим лишь постоянное механическое вгрызание в землю. Здесь, во тьме, существует лишь чистое полное отчаяние, отчаяние, заставляющая нас рыть и рыть дальше.

И мы начали надеяться, что если мы будем продолжать копать вглубь к самому ядру без остановки, если мы перфорируем землю как соты, если мы истончим ее как шелк, то, может быть, она вдруг обрушится и перевернется. И как крошки и осколки стекла с упавшего об пол подноса с грудой кофейных чашек и печенья, все смешается воедино. Не будет ни верха, ни низа. Правила изменятся. И мы сможем сказать со вздохом облегчения: вот небо вперемешку с морем, вот Шуджайя вперемешку со Сдерот, вот Зейтун вперемешку с Масличной горой, вот сострадание смешанное с избавлением, вот человеческие существа перемешиваются с друг с другом. И мы узнаем, что спасены от необходимости жить мертвецами, на которую мы были обречены, и теперь мы примкнем к высшей жизни, и вместе выстроим новую землю.

И весь народ поднимется на поверхность, бледный и обескровленный, ослепленный бьющим по земле солнцем. И мы будем тихо стоять, ожидая, пока глаза привыкнут к свету. И пока мы стоим в тишине, в наши сердца постепенно закрадется страх и тревога, что, пока мы спасались в убежище подземной Газы, земля наверху, оставленная и опустошенная, зажила своей жизнью.

Оставить комментарий

Популярные посты:

nero

Проверить свою организацию: зачем это нужно даже владельцу

dok_zlo

Тщательно отобранные

augean_stables

Российская экономика просит Путина о мире, но выполнит любой его приказ

reineke_fuchs

Поджарил лисенку кальмаров на углях

el_tolstyh

Севастополь с парадным строем кораблей. Снимок с борта МКС

amarok_man

ГАИ мадам совсем не уважает: и машину забрали, и штраф выписали...

lana_ustinov

Кульмбах, крепость Плассенбург, орнаменты и русский авангард

olesya11am

Баня с друзьями. И что тут такого?

anna_bpguide

Песнь о будапештских туристах

• Архив