выпил водки, закусил воблой, наваял...

zhab — 21.08.2010 Поезд привычно стучал колесами на стыках. Железная дорога всегда навевала на Дмитрия Николаевича неприятные воспоминания.

Это было еще в начале 1942 года. Он помнил свою первую поездку на фронт и атаку немецких пикирующих бомбардировщиков на их эшелон. Помнил ужас, который охватил его, необстрелянного рядового, в кювете, куда он скатился, спасаясь от осколков, и свою молитву: «Господи, только не меня»… Тогда, в сорок втором, их эшелон раскатали, практически, в блин. Из всего состава с пополнением выжило не больше сотни человек. Большинство уцелевших успели рассеяться по лесу. Дмитрия Николаевича, тогда просто Димку, оглушенного и растерянного, за шиворот вытащили из кювета непонятно откуда взявшиеся немецкие солдаты. Он стоял среди выживших, подняв руки, вдыхая запах креозота пополам с дымом и угольной пылью из разбитого тендера паровоза. Потом его и еще несколько солдатиков долго гнали по пыльной дороге во временный лагерь военнопленных.

Прошло уже больше двадцати пяти лет, но характерный запах железной дороги, креозота и угля, возвращал воспоминания животного ужаса, испытанного в тот день. Дмитрий научился давить страх и частенько ездил в командировки поездом, но все равно, страх из прошлого тихонько, почти незаметно, трогал холодными липкими лапками за сердце.

Дмитрий вошел в вагон. Грузная проводница в форме привычно проверила билет и кивнула в сторону купе.
Он закинул вещи и сел к столику. До отправления поезда оставалось две минуты.

— Чай брать будете?

В дверях возникла проводница.

— Да, пожалуйста. — Ответил Дима. — А что, попутчиков сегодня не будет?

— Позже подсядут, — буркнула проводница, — вон, вагон полупустой.

Проводница лязгнула дверью.

Поезд тронулся. Ехать предстояло около суток. Колеса начали привычно отсчитывали стыки рельс.

— Эй, хозяйка! — Донесся из коридора уверенный баритон. — А чайку мне сообрази.

— Да вижу я какой чаек у тебя, — сварливо отозвалось проводница, — ты хоть закусывал бы. Отъехать не успел, а уже теплый!

— Не кипешись, старая. Нарисуй чаю, остальное — не твоя забота. Видишь, человек по делу едет. Дело — сложное, дорога — дальняя. И не порть мне отдых!

— Ну, ну... Отдых! — Проводница была не лыком шита. — Поговори мне — вмиг на станции ссажу, да милиции скажу.

Неожиданная рифма обрадовала работника железной дороги, и со злобным воодушевлением проводница добавила:

— Кипяток в титане. Сам возьмешь!

Дмитрий невольно прислушался к перепалке. Что-то очень давнее и неприятное послышалось ему в этих уверенных интонациях наглого пассажира. Да и воспоминания расстрела поезда вдруг стали необычайно яркими и настойчиво лезли в сознание. Он постарался успокоиться и, чтобы отвлечься, стал смотреть в окно. Потихоньку темнело. Помучавшись с час, Дмитрий впал в беспокойное забытье. Внезапная остановка поезда стряхнула сонную одурь. Пропустив встречный, поезд тронулся снова.
А ведь не плохо и подкрепится, подумал Дмитрий и полез в чемодан. Что там у нас? Кусок курицы, купленный в привокзальном буфете, пара яиц, сваренных вкрутую, пара помидоров, соль в спичечном коробке. Чай проводница так и не принесла, пришлось за ним идти самому.

Дмитрий вышел в полутемный коридор и, покачиваясь, пошел к титану, косясь в полуоткрытые двери освещенных купе. Взял у проводницы стакан в фирменном подстаканнике, сахар и заварку. Когда наливал из титана воду, поезд качнуло, и крутой кипяток обжег руку. Дмитрий непроизвольно охнул…

— Осторожнее надо, — насмешливо произнес баритон, который давеча так уверенно просил в коридоре чаю.

Дмитрий обернулся и замер. На него в упор смотрели глаза-щелочки. Сразу бросился в глаза характерный шрам над правой бровью. Сердце сжалось, и слабость мгновенно разлилась по телу.

— Узнааал… — Довольно протянул баритон. — Я-то тебя сразу срисовал, еще на вокзале.

---
Смирно!

Димка застыл в строю вместе с остальными курсантами. Это был его второй день в разведшколе. Неделю назад в их лагерь прибыли вербовщики и предложили поработать на Рейх. Голодные пленные слушали их равнодушно. Но несколько солдат, в том числе и Димка, изъявили желание пойти в разведшколу. Их вывели из строя и поселили в отдельном бараке. Накормили и оказали минимальную медицинскую помощь. Теперь они были имуществом Абвера, а об имуществе полагалось заботиться.
Обер-лейтенант прошелся перед строем. Рядом шел переводчик.

— Курсанты, внимание! Слушать внимательно! Сегодня у нас занятия по рукопашному бою. Чтобы вы не думали, что попали в сказку, сейчас увидите показательный бой.

— Курсант Паленый!

— Я, герр обер-лейтенант!

Из строя вышел рослый, атлетически сложенный боец.

— Выбирайте себе противника.

Паленый усмехнулся и пошел перед строем. Курсанты, стоявшие в строю, опускали глаза.

— Сейчас начнет измываться, сука… — Прошептал курсант, стоящий рядом. — Каждый раз одно и то же… Молись, чтобы тебя не выбрал. Он любит силой покрасоваться. Убить не убьет, но покалечит обязательно. Перед немцами красуется….

Димка тогда еще не знал, что Паленый был в РККА сержантом. Сдался в плен добровольно и был старшиной школы. Обладая огромной физической силой, он частенько пускал ее в ход, добиваясь от курсантов слепого и мгновенного повиновения.

— Ты!

Палец Паленого ткнул в Димку в ключицу.

— Два шага вперед.

Димка шагнул вперед.

— Остальные — в круг! — Скомандовал обер-лейтенант.

Ожившие курсанты окружили бойцов.

— Бой без ограничений! Одна минута, — сказал обер-лейтенант и ткнул пальцем в часы.

Противники стали друг напротив друга. На Димку в упор смотрели поросячьи глаза-щелочки. Паленый был абсолютно уверен в себе. Именно эта свинячья уверенность, вкупе с наглостью и огромной физической силой, делала из него непререкаемого лидера, в зародыше подавляя в курсантах мысль о сопротивлении. На секунду Димку охватил ужас. Он понял, что эта безжалостная машина сейчас сломает его и размажет по пыльному грунту полигона. Этот ужас застил на секунду все остальные чувства и, подбежав к переводчику, Димка, захлебываясь, стал кричать, что он слабый и больной, что его противник тяжелее на 20 килограммов, и что если его покалечат, то он не сможет дальше служить Германии.
Обер-лейтенант вопросительно посмотрел на переводчика.

— Этот курсант боится драться. Он говорит, что слабый и его покалечат.

— Он трус, — холодно произнес офицер. — А трусость лечится наказанием.

Переводчик посмотрел на Димку.

— Ты будешь драться — это приказ. За неисполнение — карцер. А могут и расстрелять. Выбирай.

Димка оглянулся. Курсанты старались не встречаться с ним взглядом. Димка глубоко вздохнул и неожиданно успокоился.

— Я буду драться. Но прикажите мне дать хоть что-нибудь, чтобы уровнять шансы.

Переводчик перевел, и обер-лейтенант, усмехнувшись, посмотрел на Паленого.

— Да пусть берет, что хочет! — Насмешливо процедил тот. — Я сделаю этого Гогочку голыми руками.

— Пусть принесут лопатку, — попросил Димка.

Из всего курса рукопашного боя в запасном полку ему хорошо удавалась работа только с этим немудреным шанцевым инструментом.
Обер-лейтенант отдал приказ. Стоящий рядом солдат побежал в сторону казармы и через минуту вернулся с прямоугольной лопаткой в чехле. Димка взял лопатку и снял с нее чехол. Рукоять немецкой лопатки была длиннее и тоньше, чем у русской, однако, лопатка была хорошо сбалансирована и штык заточен.

— Время — одна минута. Бой! — Внезапно скомандовал обер-лейтенант.

Паленый, мгновенно сократив дистанцию, резко ударил Димку в подбородок. Голова взорвалась от боли. Димка выронил лопатку и упал. Паленый сплюнул и поманил лежащего курсанта пальцем.

— Давай, давай, Гогочка! — Насмешливо пропел противник. — Вставай, скоро в школу!

Не переставая улыбаться, он быстро и безжалостно ударил ногой лежащего курсанта.

Димка поднялся. Голова кружилась и из разбитых губ текла кровь. Паленый кинулся на него и снова ударил в подбородок. Димка отдернул голову, и кулак только скользнул по скуле. От резкого движения голова снова закружилась и новый удар он опять пропустил. На этот раз досталось по ребрам. Воздух резко вышел из легких. Димка захрипел и упал на колени. Теперь Паленый стал растягивать удовольствие: он не добивал курсанта, а стоял, поигрывая мышцами и наслаждаясь чувством безраздельной власти над чужой жизнью.

— Встать! — Жестко скомандовал обер-лейтенант. — Продолжать бой.

Димка стал медленно подниматься, восстанавливая дыхание. Сердце бешено булькало где-то в горле. Воздуха не хватало, и Димка ртом хватал воздух. Сломанные ребра вызывали резкую боль при малейшем движении. Сквозь кровавую пелену в глазах он увидел лежащую в пыли лопатку и судорожно вцепился в нее двумя руками. Паленый, рисуясь, как уездный актер на деревенской сцене, подскочил и резко ударил еще не разогнувшегося противника сапогом в лицо. Скорее инстинктивно, нежели сознательно, Димка выставил лопатку штыком вперед, и Паленый со всего маху саданул ногой по заточенной кромке штыка, который легко пробил голенище сапога и Паленый взвыл от боли.
Воспользовавшись мгновением замешательства противника, Димка шагнул вперед, и, вложив весь вес хилого, изможденного тела, вогнал лопату в лицо противника. Железный штык коротко лязгнул о черепную кость, кровь из рассеченной брови залила лицо Паленого, тот заорал, хватаясь за рану руками. Коротко выдохнув, Димка, без всякой жалости, добавил сапогом в пах Паленого, и устало опустился на землю рядом с извивающимся от боли противником.

продолжение следует

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив