Весна в Непале. Лхоцзе. Через Кхумбу вниз, на базу.
olly_ru — 15.12.2023 Вот и настал почти окончательный конец моего повествования о хождении на Лхоцзе.Мне оставалось всего-то ничего - спуститься из третьего лагеря во второй по ледовым стенкам, а потом в последний раз пройти легендарный ледник Кхумбу и придти в базовый лагерь.
И, как вы уже догадались, раз я пишу эти строки спустя полгода после путешествия, с задачей этой я успешно справилась.
Никакой интриги...
1.
18 мая.
Ночь на высоте 7000 метров прошла гораздо лучше, чем можно было ожидать при всех вводных данных.
После восхождения на вершину, хоть Лхоцзе, хоть Эвереста, настоятельно рекомендуют сразу же спускаться во второй лагерь на высоту 6500.
Мол, так организму гораздо лучше.
После огромной физической нагрузки при хождении на эти две вершины высоту лучше максимально сбросить, чтобы организм хоть как-то начал восстанавливаться. И хватило сил на дорогу вниз через Кхумбу.
Это, конечно, для тех, кто домой пешком ходит.
Впрочем, для тех же, кто второй лагерь покидает на вертолёте. С утра проснулся, встал, из последних сил оделся - и сразу на вертолётную площадку. Никуда и ходить не надо.
Изначально я, конечно же, планировала спускаться во второй лагерь. Всё складывалось хорошо, было и время, и силы, да и желание, конечно же. Но, как вы уже знаете, мой шерпа немного где-то загулял, а я не решилась идти вниз, не узнав его судьбу.
Когда он пришёл было уже слишком поздно куда-то идти.
Я немного волновалась, хватит ли мне сил после ночи на 7000 (и после всех предыдущих приключений) куда-то идти на следующий день. Не знала, в каком состоянии я буду.
Однако, всё оказалось не так плохо.
Мой организм, получив чашку чая, видимо, вошёл в режим, что нам снег, что нам зной, что нам 7000, что 6500, наше шило так просто не погнёшь, не притупишь.
Перед сном я снова достала кислород и первые несколько часов подремала, включив подачу на единичку.
В середине ночи сняла маску, решив, что и так сойдёт.
К восьми утра я уже не только проснулась, но и собрала все свои вещи, упаковала комбинезон и тёплую одежду.
Ещё накануне помогавший мне шерпа, мобилизовал других шерп, и они отыскали среди десятков ту палатку, где лежал мой мешок с оставленными вещами - гортексовой курткой и штанами и треккинговыми палками.
И вообще, надо сказать, весь вечер меня окружали заботой, постоянно спрашивая, чем они могут мне ещё помочь. В общем, я наконец-то получила то, на что рассчитывала изначально.
Палки я положила в рюкзак, гортекс надела, сменив теперь уже не по-погодному жаркий пуховый комбинезон.
В то же время ко мне заглянул Дава.
Я ему сказала, что мне нужна горячая вода. О еде даже говорить ничего не стала.
Впрочем, особо и не хотелось есть. К тому же до второго лагеря было часа два пути. Там-то я надеялась наконец поесть чего-нибудь нормального.
Дава исчез и вернулся через час, принёс кружку кипятка.
Я это, опять же, никак комментировать не стала.
После вчерашних выступлений понимала, что Даве что-то говорить бесполезно. Да и не хотелось портить такое чудесное утро какими-то разборками с туповатым парнем, который всё-равно не поймёт большую часть из моих слов.
Еще только проснувшись, лёжа в спальнике я уже начала мысленно готовить речь, которую скажу Таши, когда мы придём на базу.
И эта единственная кружка воды, которую я ждала час, только легла в копилку претензий.
Так что я выпила воду, что-то съела из своих запасов сухофруктов и шоколада. Отдала Даве спальный мешок и комбинезон.
Кислород, хоть я и не планировала его использовать, отдавать не стала.
Мало ли что. Решила, что лучше я эти лишние пять килограмм сама донесу.
2.
И мы пошли по уже знакомому и не раз хоженному пути.
Шерпа мой получил то ли наставления, то ли люлей, то ли от старших товарищей, то ли от начальства и в тот день от меня далеко не от ходил.
3.
Хотя помощи от него по-прежнему не было.
Во время спуска по ледовым стенкам несколько раз из-за сильно натянутой верёвки было непросто выстегнуть или встегнуть спусковое устройство.
Что делал Дава?
Правильно. Задумчиво смотрел, как я справляюсь с этой задачей.
Впереди по прогнозу было несколько дней непогоды. Так что желающих идти наверх было немного.
Благодаря этому нам почти никого не пришлось обходить или ждать, когда освободятся верёвки.
Уже через час мы были внизу. Там, где обычно оставляют треккинговые палки.
Я, кстати, свои ни в прошлом году, ни в этом не оставляла.
Потому что были случаи, когда вернувшись люди обнаруживали, что кто-то ушёл с их палками.
Да, такое тоже случается. Воруют не только кислород, а, в принципе, всё, что плохо лежит.
Или хорошо. Или не лежит, а стоит. Но в любом случае оставлено без присмотра.
4.
Это грустно. Потому что многие думают, что в горы ходят только исключительно благородные люди.
Есть такой миф про исключительность.
Люди гордо пишут на майках "Горы зовут только тех, чья душа им по росту" (вот уж глупость несусветная), а потом удивляются, как же эти горы позвали тех, кто их палочки увёл.
Увы, горы - они для всех. И люди в них ходят очень разные.
Уж, простите. Я тут выступаю этаким разрушителем легенд.
Мне уже сказали, что своими рассказами я разрушила идеальный образ героев-шерп, о которых люди думают, что это такие ангелы-страдальцы, которые жертвуют свои жизни ради блага богатеньких путешественников (ну, то что без путешественников они сидели бы в своих деревнях в нищете и голоде - про это вообще забывают).
А теперь вот дошла очередь и до героев-восходителей.
Мне, честно говоря, всегда претила героизация хождения в горы.
Причём как со стороны восходителей, так и со стороны наблюдателей.
Особенно странно выглядит героизация со стороны наблюдателей-критиков.
- Вы думаете, что вы герои? Да? А ничего героического в ваших хождениях нет, - пишут мне, выливая попутно плошки негатива, объясняя, что я не так живу.
А я читаю и думаю:
- Блин, ребята, вообще ничего такого не думаю. Мне просто нравится ходить в горы. И бегать нравится. И нырять. И книжки читать. И крестиком вышивать. В принципе жить нравится. Есть ли что-то героическое в том, чтобы любить свою жизнь такой, какая она есть? В целом нет. Но вот доказывать, что моя жизнь меня устраивает в этом виде - это, как говорилось в одном старинном фильме "не скажу, что подвиг, но что-то героическое в этом есть".
Вы сами делаете из нас героев и сами пытаетесь свергнуть.
А я просто хожу в горы и рассказываю про это истории.
Когда мы спустились с последней верёвки на, можно сказать, ровную землю, прилетел вертолёт.
Он полетел куда-то высоко-высоко. Никогда не видела, чтобы вертолёты поднимались на такую высоту.
Просто удивительно на что способны местные пилоты.
Полетел вертолёт на 7000 метров, куда спустили тело умершего шерпы, чтобы забрать его.
Собрав остатки английского, которые у него были, Дава объяснил мне, что это рескью (вообще так называют спасательные операции, а тут уже не очень спасательная), и что человек умер. Совсем умер.
Вертолёт улетел, унося на тросе тело, а мы продолжили наш путь.
5.
На подходе к лагерю нас уже поджидал шерпа с кока-колой.
Пузырьки сладкой жидкости неприятно щекотали горло. Но всё равно было классно.
Живительная влага с каждым глотком добавляла бодрости и ощущения, что все проблемы остаются где-то там, за спиной.
В смысле, не в рюкзаке, а в верхних лагерях.
Вот такой парадокс. Очень неполезная для жизни жидкость, которая, вроде как, убивает, почти как сигареты лошадь, вдруг становится глотком жизни. Ещё глоток, ещё немного и ты думаешь:
- А был ли вчерашний морок? Со мной ли это было?
Но посмотришь на Даву, стоящего рядом, и так сразу:
- Ааа, да... Точно. Со мной.
Во втором лагере не было никого из туристов.
Царил какой-то бардак и запустение.
6.
Видно, что шерпы, которые должны были следить за состоянием лагеря, не очень напрягались в отсутствии клиентов и главного начальства, предпочитая сидеть, болтать и загорать на солнышке.
Я добавила к своей речи для Таши, которую продолжала сочинять по дороге, ещё пару предложений.
И в какой-то момент ощутила себя злобной мегерой, которая скрупулёзно вспоминает все косяки и складывает их в мешочек памяти, чтобы в нужный момент вывалить всё огромной кучей.
А я очень не люблю ощущать себя такой. И ощущение того, что я это ощущаю, делало меня ещё злобнее, усиливая и разгоняя внутреннюю злость. Хотелось рвать, метать и всем этим шерпам надавать людей.
И это было ужасно.
- Стоп, - сказала я себе. - Остановись. Эта злость разгрызает тебя, взрывает мозг, портит всё, что ещё не было испорчено. На кого ты злишься? На этого тупого ленивого парня, у которого жизнь и так непроста, а при своих "талантах" он никогда не изменит её. Надо оставить злость до разговора с Таши, а сейчас просто выдохнуть.
И я попыталась сконцентрироваться на хорошем.
Но на память себяшечку сделала.
Получился такой вид: а что это вообще со мной было?
Время треша закончилось. Время осознания ещё не пришло.
7.
Несмотря на бардак и запустение, в столовой был термос с горячей водой. И я наконец-то смогла вволю напиться.
А ещё мне приготовили прекрасную яичницу. Просто идеальную глазунью.
Впрочем, может она только показалась мне идеальной.
С голодухи чего только не покажется.
Но будем считать, что она была прекрасна.
Пока я ела, Дава вытащил у меня из рюкзака кислородный баллон и маску и отнёс их куда-то сдавать.
С одной стороны, постарался, конечно. Достал, отнёс.
С другой - меня возмутило, что он сам полез в мой рюкзак. Но возмутило меня это уже несильно. Скорее, по привычке.
Возможно, потому что к этому моменту он меня уже просто бесил.
Наевшись и напившись я сказала, что пора двигаться дальше.
Но местные шерпы что-то там потрещали между собой и сказали, что сейчас идти никак нельзя.
На одном участке на Кхумбу сошла лавина и разрушила верёвки. Надо ждать, когда верёвки восстановят.
- Ну, началось... - подумала я.
И стала ждать, надеясь, что ожидание не затянется.
Дава куда-то ушёл. А вернувшись через полчаса сказал, что мы можем идти.
- А верёвки и лавина?
- Всё уже ОК, - ответил он мне.
Выглядело это крайне странно и сомнительно, как будто ему надо было что-то в этом лагере ещё доделать, может не все разговоры доразговаривал.
Конечно же я потом хотела узнать внизу, действительно ли сходила лавина. Да и по дороге тщательно выискивала следы свежих разрушений, которые так и не обнаружила.
Но, честно говоря, придя вниз спросить поленилась.
Потом, каждое слово давалось мне с трудом, а было о чём другом поговорить.
Я взяла заметно полегчавший после того, как оттуда вытащили баллон, рюкзак, и мы пошли в сторону первого лагеря.
8.
Время от времени налетали облака.
И тогда Долина Молчания становилась не только молчаливой, но ещё и туманно-загадочной.
9.
Перед самым лагерем мало того, что всё окончательно погрузилось в облака, так ещё и снег пошёл.
Гора провожала не самой приятной погодой.
Впрочем, это было уже не важно.
10.
Тропу слегка занесло.
Я шла, пытаясь не потерять остатки следов и не сбиться с пути.
Сзади упорно пыхтел Дава.
11.
Кстати, за две недели наших хождений, он так и не смог выучить, как меня зовут.
Другого объяснения тому, что он ни разу не обратился ко мне по имени, у меня не было.
Вместо этого, когда ему надо было меня позвать, он говорил что-то типа "эй" или "хэллоу". И лишь иногда обращался почтительно "мисс".
Но чаще всего это было просто "эй". И я чувствовала себя этакой "мисс Эй". Жаль, что Дава мало был похож на Мэри Поппинс.
12.
Вот и тогда, когда мы шли по тропе (по крайней мере, я всё ещё надеялась, что мы идём по тропе), и уже почти подошли к лагерю, он издал свое "эй".
Я оглянулась.
Дава показывал, что идти в лагерь лучше не туда, куда я пошла, а немного левее.
Тут моя нежная психика не выдержала.
- Встань вперёд и иди. Показывай дорогу!
Но вместо того, чтобы пойти вперёд, Дава как-то махнул рукой. Мол, да ладно, не очень-то и хотелось, я вторым постою.
13.
Во втором лагере мы зашли в палатку-столовую, чтобы чаю попить и переждать очередной заряд снега.
Чай нам разбуженные шерпы через некоторое время принесли.
Зелёный мишутка, присыпанный снегом, выглядел весьма грустным. Не думаю, что у меня более весёлый вид был.
Как говорится,
14.
Снег вскоре закончился.
И мы отправились в наш последний переход - через Кхумбу к базовому лагерю.
15.
Ледопад Кхумбу провожал нас серо-белыми оттенками.
Как-будто грустил, предчувствуя близкое расставание.
Но мне он и в таком виде был мил.
16.
Я шла, стараясь наглядеться на прощание каждым его белым изгибом сугроба на фоне серого неба.
Наглядеться, запомнить и больше никогда не возвращаться.
17.
И уже через полчаса Кхумбу смирил свою печаль.
Серость разошлась.
18.
Пусть и не совсем, но теперь я могла любоваться не только бело-серой картинкой, но и бело-голубыми оттенками.
19.
Чуть позже к голубому льду в палитру добавилась бесконечно глубокая синева неба.
20.
Любоваться красотой - это, конечно, хорошо.
Но вы же понимаете, что крутых стенок и лестниц через трещины никто не отменял.
Впрочем, я столько про них уже писала, что не буду упоминать.
21.
Давайте лучше про голубые кристаллы льда, с полосатыми разломами и небрежно, по-дизайнерски, наваленными глыбами.
22.
К тому же, за эти дни рельеф ледника сильно поменялся.
23.
Уже не было ужасной монстрообразной лестницы из четырёх частей.
Зато было полно каких-то обходов и перепрыгиваний через небольшие препятствия.
24.
Чтобы всё как следует запечатлеть не только в памяти, я то и дело останавливалась сфотографировать эту красоту.
25.
Дава же, шедший в основном сзади, тут же начинал ныть:
- Пойдём. Опасно. Очень опасно.
"Вееееери денджерас," - говорил он, усиленно растягивая первый слог.
Видимо для усиления эффекта.
26.
Я смотрела на него и думала:
- Где же ты вчера был, дружок, когда в кулуаре в нас летели камни, и я просила идти чуть быстрее. Вот где было вери денджерас. Или когда мы из-за тебя остались ночевать на семи тысячах после восхождения. Это, конечно, не вери, но тоже денджерас.
Иногда я бываю очень злой и вредной.
Тем более, что к тому моменту Дава бесил меня по полной программе. Просто своим фактом существования на одной со мной планете. Вся моя работа над внутренним дзеном пошла насмарку.
И это бесило особенно.
Только я ему ничего не говорила. Я к тому моменту считала, что с какой-нибудь дворнягой диалоги и то продуктивнее вести.
Я просто шла, как мне надо было. И останавливалась, когда хотела.
27.
В какой-то момент, когда мы уже прошли 2/3 пути и вышли к каким-то очередным обходам и завалам, Дава опять окликнул меня "эй, ты" и показал, что надо идти не туда, куда я собираюсь.
28.
Куда я собиралась, уходила натоптанная тропинка из многочисленных следов. Её даже периодически идущий снег не мог засыпать.
Туда, куда показывал Дава вёл одинокий след явно заплутавшего путника.
Я с трудом припомнила, что раньше путь пролегал там, куда ушёл одинокий путник.
Но это же Кхумбу.
Всё, как говорится падает, всё меняется.
Видимо, тот одинокий след принадлежал такому же сообразительному человеку, как Дава.
Конечно же я не повелась на его указания, и мы пошли по натоптанной дорожке.
А я в очередной раз подумала:
- Что-то тебе, дружок, с профессией надо делать, пока ты никого не угробил. Не твоё это.
29.
Так мы и шли. А лагерь был всё ближе.
30.
И вот уже последняя стенка, слегка подгрызенная солнцем за прошедшие дни.
31.
Спустившись с неё мы оказались на тропинке, ведущей в лагерь.
День клонился к вечеру. А солнце за гору.
32.
За эти дни снег и лёд сильно отступили, обнажив камни. Так, где до этого мы шли в кошках или ещё их не надевали, но я уже жалела об этом, теперь текли ручьи.
33.
Шесть дней - ничто и в то же время целая вечность.
34.
Шли мы очень небыстро.
Всего потребовалось четыре часа на последний переход.
Это прям очень медленно. Но не удивительно, учитывая то, что было накануне.
В шесть часов мы пришли в лагерь.
35.
Дава донёс мои вещи до палатки, здесь мы с ним попрощались. По крайней мере на тот вечер.
В шесть тридцать в лагере начинался ужин.
Очень удачно.
Как раз было время немного придти в себя, посидеть, переодеться и идти в столовую, где к этому времени собрались все обитатели лагеря.
Там меня ждали поздравления от моих коллег, которые только собирались выйти на восхождение, тем самым попав во вторую волну восходителей.
Меня поздравляли шерпы, работники лагеря (праздничный тортик зажулили).
И, конечно, Таши, который стоял и ждал меня у столовой.
Я поблагодарила его за поздравления и сказала, что после ужина у нас будет долгий разговор.
Это звучало достаточно забавно, учитывая, что я по-прежнему еле-еле говорила, издавая не очень внятные звуки.
Но не высказаться я не могла.
|
</> |