Вернулся с урока аргентинского танго. Мне всегда казалось

На танцы меня отвели мои дружественные супруги М-о. Я дружу с ними много лет, и не было дня, чтобы супруги М-о не старались привить мне чувство прекрасного. Дошла очередь до танцев. Без поддержки идти было страшно, взял с собой бесхозного Б-ча, отлучённого от маминой груди ( мамина грудь уехала на живописные берега Мёртвого моря) и поэтому бесшабашно кутящего. Б-ч вторую неделю гулеванит в тёмных очках по набережной, приходит домой иногда в 9-ть, а порой и в 10-ть часов вечера, допоздна смотрит телевизор и негромко ест запрещённые продукты. Всё это он делает в рачительном одиночестве, на которое мне больно смотреть.
Пришли, стало быть. На улице, при входе, стоит группа людей, которые постоянно обнимаются и целуются между собой. Видно, что не дагестанцы, но ласкают друг друга искренне. Заходим внутрь здания, у аппарата для продажи кофе другие люди тоже обнимаются, целуются, радуются. Я начал всерьёз думать, что основное требование танцевальных курсов - это обязательный приём первитина или лошадиной дозы экстези перед началом занятий. Иначе такое радушие друг к другу объяснить сложно. В зале, предназначенном для танцев, вдоль стен стоят рядами гигантские растения в кадках. Такое количество зелени я видел последний раз в фильме про войну во Вьетнаме. Среди листьев и стволов мелькают с тихим шорохом фигуры, по углам насаждения колышутся. Я громко выразил надежду, что от сквозняков. Сразу почувствовал себя неуютно. Во-первых, я очень зажатый и закоплексованный человек, мне вдвоём стоять с Б-чем посреди залы, в окружении бушующих и опасных джунглей и страшно, и стыдно. Во-вторых, как только я, ловкими движениями совхозного соблазнителя начал раздвигать листву руками, сразу натолкнулся на чью-то мужскую рожу. Я смотрел на рожу, рожа смотрела на меня. Шумно сглотнув, отпустил разведённые ветки. Рожа молча скрылась. Развёл ветки снова- рожа вновь была на месте. Снова свёл вместе зелёное колдовство дубравы. Рожа вновь исчезла. Б-ч решил в третий раз провести эксперимент - ему понравилось, но я не дал.
Тут подбежали нацеловавшиеся с другими чужими у кофейных аппаратов супруги М-о. При себе имели двух дев. Понятно, что нежную гибкую богиню чувственных танцев выдали радостно потеющему Б-чу, а мне досталась женщина-ровесница, похожая на финского полицейского, уволенного со службы за плоскостопие. Я привык. Так происходит всегда. Хотя я регулярно ставлю свечи, пощусь и почти не беснуюсь на паперти, чёрное проклятие "вот тебе, Джон, страшидла!" снять с себя пока не удалось. Где бы я не находился, как бы я не вальсировал, раскинув руки, по зале, рано или поздно, мне достанется девушка такого возраста и технического состояния, что если бы она была рок-звездой, то уже лет десять лежала бы на кладбище в Париже под венками и ленточками. "Я тя начу щас!" - сказала на чистом самарском языке моя муми-тролль. Я заозирался, согласный уже на объятья и поцелуи.
Зазвучала музыка.
Из зарослей стали выпадать люди и, самое страшное, двери стали закрывать. Я понял, что мой первый урок успешно подошёл к концу. В машине три раза пытался попасть пальцем в кнопку зажигания.