Вера ваша

ksyu2 — 19.01.2011 Под катом просто старый рассказ.

С Крещением вас, Товарищи!

ВЕРА ВАША

Феодосия. Середина августа. Сорокоградусная жара.

Мы пришли слишком рано. Еще целый час до прибытия автобуса, который отвезет нас домой. В Минск. Наша поездка в Крым окончена.

Жадно поглощая вожделенную влагу из пластиковых бутылок, мы походили немного по асфальтово-бетонной душегубке, именуемой автовокзалом. Целая орда изнывающего от жары народа лениво ожидала своего транспорта, обмахивая потные лица платками и газетами. И тут же неподалеку выстроились в несколько рядов раскаленные, а от этого еще более вонючие, чем в обычные дни, трудяги-автобусы. Некогда разноцветные, теперь же одинаково темные, покрытые копотью и мазутом, они вызывали отвращение и к самим себе, и в частности к предстоящей поездке внутри их душной автобусной утробы. Провести тут целый час казалось форменным самоубийством.

Поэтому мы решили пристроиться немного подальше. В сторонке. Под тенью высохших от палящего солнца деревьев. Рядом с грязно-розовым двухэтажным зданием. Штукатурка на здании местами отвалилась, образовав небольшие розовые кучи под самой стеной. Оконные рамы потрескались и почти лишились уже покрывавшей их некогда коричневой краски. На стеклах же прочно прижился слой копоти от постоянно газующего неподалеку пассажирского и всякого другого транспорта.

Неужели тут кто-то живет? Как ни странно, дом действительно оказался жилым. По ту сторону большинства его грязных окон висели занавески. Старые, потрепанные и такие же грязные, как сами окна. Но висели. А это говорило о наличии хозяина.

Муж с детьми поставили сумки под деревом, на сухую траву, обильно усыпанную бумажками, окурками, пластиковыми бутылками и, конечно же, сухими (к счастью) собачьими какашками. Дети хором, как по команде, выдохнули от облегчения и сразу же уселись на бетонное крыльцо одного из двух подъездов. Муж последовал их примеру. Я же в своих светлых брюках осталась стоять неподалеку, продолжая рассматривать убогое старое здание. Ведь больше смотреть было, в общем-то, не на что. Пока.

Зато дальнейшие незамысловатые события, развернувшиеся перед моим взором ближайшие пол часа, заставили не просто наблюдать за происходящим, но и думать.

Сначала из соседнего подъезда вышел человек. Он был в стельку пьян. И судя по всему не первый день. А может быть даже и не первый год. Худой, лохматый, в мешковатых штанах неопределенно грязного цвета. С красным лицом и обнаженным костлявым торсом, почерневшим от не успевающего смываться многолетнего крымского загара.

Да, какое оно громкое, какое желанно-недосягаемое, это слово - «курорт»! А ведь на самом деле такой же город, как и миллионы других на планете. Со своим мусором на улицах и своими алкашами у подъездов.

Мужчина, шатаясь, сошел с крыльца и присел под дерево неподалеку от нас, прямо в ту самую траву, в которой стояли наши сумки. Сухую и обильно усыпанную, ну вы помните чем. Закурил. Что-то дешевое и катастрофически вонючее. Но зато с каким удовольствием!

А потом вдруг подъехал автобус. Большой. Некогда красный, а теперь такой же грязно-серый, как все его вонючие собратья, коротающие время на автовокзале, однако все еще хранящий на своих боках изначальный оттенок. Он подъехал и остановился рядом с нами. От розового дома его отделяла лишь полоса сухих деревьев да газон под ними. Непонятно, почему водитель решил высадить пассажиров прямо здесь, не заезжая на автовокзал. Может быть, остановка в этой душегубке ему тоже показалась самоубийством, а может быть, у него была своя какая-то задумка. Но, так или иначе, автобус встал прямо перед нами. И измученные поездкой пассажиры организованной толпой дружно вывалили наружу.

Это были в основном женщины, если не считать троих мужчин, причем двое из которых – водители автобуса. Много женщин, целая толпа. И пространство вокруг сразу заполнилось их голосами. Громкими-крикливыми, спокойными-тихими, невнятными-бубнящими. Всякими. Женщины выходили и устраивались тут же у автобуса под деревьями. Кто-то выносил сумки и садился, кто-то стоял. По двое по трое, по одной. В общем, нормальная женская толпа. Нормальная.

Но только что-то в них было не так. Я сразу и не сообразила, что. Одеты они были по-разному. Кто в хорошие, но скромные платья, кто в старые, выцветшие от времени, но при этом совершенно чистые сарафаны, кто в длинные юбки. Кто во что. И довольно прилично. Вот только в брюках и шортах не было ни одной. Для человека, успевшего за время отдыха привыкнуть к крымской форме одежды, где не то что в шортах, а даже и в купальниках ходить по городу считается абсолютно нормальным, это обстоятельство показалось как минимум неестественным. В платье самом по себе, конечно, нет ничего необычного. Но чтобы вот так, все сразу. Да еще платки. У каждой на голове был платок. У кого ситцевый, белый или с рисунком, у кого шифоновый, с украшениями, с подвесками. Яркие, и не очень эти головные уборы исправно защищали своих хозяек от южного солнца. Но у всех именно платки. Не шляпки, не панамки, не кепки и не бейсболки.

Я устала стоять, подошла к своим. Муж молча подвинулся, давая мне возможность сесть рядом на крыльцо. И я села, решив, что черт с ними, со светлыми брюками. Устали ножки. А здоровье дороже всего. Я уперлась локтями в колени и принялась наблюдать.

- Э! Ты что делаешь?!! – вопль одной из женщин привлек внимание окружающих.

Боковина автобуса была поднята и одна из пассажирок, в зеленом шифоновом платке по-хозяйски орудовала в его багажном отделении. А кричала вторая, та, чей платок был оранжевым.

- А ну не выкладывай тележку! Я твои вещи не трогаю!

- А какого …. ты ее на мой матрас кинула?

- Куда хочу туда и ложу! Не вытягивай, я сказала!

Женщина в зеленом, не обращая внимания на запреты, уверенным движением вытащила из автобуса коричневую двухколесную тележку и со злостью швырнула ее на землю. Вторая же захлебнулась яростью при виде такого нахальства.

- Мне матрас надо поправить, не видишь что ли?!! Поналожила тут, матрас весь прижала!

- Да плевать я хотела на твой матрас! На прижатом поспишь, ничего с тобой не будет! Королева нашлась! Хочешь, чтоб матрас не мялся – не езди! Ты тут не одна, всем положить надо! – С этими словами обладательница оранжевого платка подхватила свою тележку с земли и грубо оттолкнула попутчицу, пытавшуюся перевернуть с одного бока на другой перевязанный веревкой тонкий полосатый матрас. Она постаралась со злостью засунуть свое имущество на прежнее место, но имущество не помещалось. От чего оранжевоплаткастая обладательница тележки нервно хрипела и тихо себе под нос ругалась, видимо осыпая соперницу всякими нехорошими словами. Та смотрела какое-то время, стоя в сторонке, но вскоре нервы ее не выдержали подобного издевательства над любимым матрасом. Теперь она в свою очередь грубо оттолкнула обидчицу. Обидчица пошатнулась и частично запиханная в багажник тележка с грохотом вывалилась наружу.

Завязалась перепалка. Остальные женщины лишь смотрели, руководствуясь народной мудростью: «Две собаки грызутся – третья не вмешивается». Вскоре их перестало это волновать. И лишь водитель, куривший на ступеньках своего четырехколесного подопечного, да еще тощий краснолицый алкаш продолжали наблюдать за происходящим.

Остальные же принялись оживленно обсуждать дальнейшие действия. Кто-то предложил пойти искупаться на море, пока еще есть немного времени, но это предложение отклонили в связи с тем, что времени осталось мало и можно куда-то там не успеть. Кто-то сказал, что хочется пить, и несколько добровольцев отправились к киоскам за минералкой. А кто-то просто скучая уселся на траву.

Две полноватые товарки встали около нас. И, обмахиваясь сложенными в несколько раз газетами, стали тихими бубнящими голосами обсуждать курящего в траве алкаша. То, что донеслось до моих ушей, говорило о страшнейшей неприязни говорящих к этому мужчине, как впрочем, и ко всем представителям его породы в целом. Они возмущались, не в силах понять, как земля только носит таких недочеловеков, и зачем такие чудовища рождаются на свет.

- Ты на лицо глянь. Он же дебил. Ну что от такого можно ждать кроме гадостей? Вот понапиваются, как свиньи, а потом начинаются драки, ругань. Разврат всякий.

- Да еще и детей нарожают. Таких же дебилов. Издеваются над ними всю жизнь.

- Да. А потом из них такие же вот и вырастают.

- Яблочко от яблоньки. И вот так везде и всюду. Везде и всюду. Так грязно все это.

- Кошмар.

Алкаш сидел в той же позе, что раньше, и молча курил, поглядывая в сторону спорщиц у багажника. Выглядел он действительно не лучшим образом.

Вдруг громко скрипнула и открылась обшарпанная дверь за нашими спинами, выпуская на свет кого-то из жильцов. Нам с мужем пришлось подняться, освобождая путь тому, кто вышел наружу.

Это оказалась пожилая дама. Сгорбленная фигура, темная мешковатая юбка, жалкое подобие блузы, считавшейся, наверное, модной в годах примерно пятидесятых, грязно-серая косынка с оторванным кончиком поверх неопрятных седых волос и загорелое до цвета молочного шоколада морщинистое лицо. Женщина спустилась по ступенькам крыльца и, не взглянув на толпу возле дома, куда-то деловито заковыляла, перегнувшись на один бок под тяжестью плотно чем-то набитой дешевой тряпичной торбы.

- Ну что, старая [мать твою], дожилась, что помочь некому? [мать - перемать], - ехидно захихикал вслед старухе алкаш.

Старуха ничего не ответила. Только покосилась на алкаша, сдвинув редкие седые брови, неуклюже поправила свободной рукой косынку и продолжила путь, даже не замедлив шага.

Алкаш затушил о землю сигарету. Потом поднялся, не потрудившись даже стряхнуть со штанов клочья засохшей травы, и целенаправленно ринулся к объекту своего внимания. Его резко повело в сторону, от чего он чуть не натолкнулся на двух только что обсуждавших его женщин из автобуса. Женщины отпрянули от него, как от жуткого монстра из ночных кошмаров.

- Ззвиняюсссь… - вежливо пробормотал алкаш, на что в ответ получил испепеляющий, полный ненависти взгляд. Он щедро обдал обеих перегаром (от чего обрамленные платками лица перекосились до неузнаваемости) и парой неловких шагов догнал удаляющуюся старуху.

- Давай [мать твою так], помогу хоть до остановки [так сяк твою налево] донести, соседка ж как-никак. Соседям надо помогать, на то мы и есть соседи [мать твою – перемать].

С этими словами он настойчиво взял из рук старухи торбу, и они пошли по дороге вдвоем. Она - ковыляя и прихрамывая. Он – согнувшись под тяжестью ноши, шатаясь из стороны в сторону и продолжая материться на каждом шагу.

- Ай-яй-яй. Убивать таких мало, - возмущенно сказала одна из женщин, подвергшихся только что зверскому отравлению перегаром, - отстреливать их надо как собак бешеных. Пока все не повыведутся.

- Зачем же убивать? Лучше не рожать их совсем.

- И не говори. Ну, как они могут так жить? Пьют, матерятся. Неужели не замечают, как окружающим от них противно?

- И я о том же.

- Ай, говорить даже не хочу. Это не люди. Это вообще непонятно что.

- Погань.

И они демонстративно отвернулись.

Жарко. Видно как шевелится воздух над раскаленным асфальтом проезжей части.

А перепалка у багажного отделения продолжалась. Тележка валялась на траве, матрас неуклюже торчал из автобуса. А спорщицы уже ничего никуда не пытались впихнуть. Они просто ругались, и никто не обращал на них внимания. И вот, наконец, свершилось чудо. В это невозможно поверить, но каким-то образом они все же договорились. И, не переставая периодически гавкать друг на дружку, общими усилиями стали запихивать вещи в багажник. Запихнули.

- Баптистки, - тихо констатировал муж.

- Чего это? – я удивилась его выводам.

- В платках все.

- Да ну. Мне кажется это цыгане. Глянь, базар-вокзал тут устроили.

- Не. Точно секта.

Я промолчала, внимательнее приглядываясь к приехавшим. Почему я подумала, что они цыгане? Они же светленькие все. А платки? Да мало ли почему они все в платках. Жарко ведь. Не всем же шапки идут.

Тем временем прибежали посланные за минералкой представительницы. Что-то торопливо объявили остальным. И компания закопошилась. Засобиралась куда-то, поглядывая на часы.

- О! Ну я же говорил, секта. Точно! - обрадовался подтверждению собственной проницательности мой муженек.

- Почему это?

- Слышишь, что говорят? Богослужение, богослужение. Я таких сразу вижу.

Я прислушалась. И впрямь говорили о каком-то богослужении. Единственный в этой компании мужчина что-то объяснял, все слушали и собирались. Потом дружно направились куда-то. Я не поленилась подняться и посмотреть им вслед. Мой муж часто ругает меня за чрезмерное любопытство, но удержаться я не смогла.

Компания чинно шла в сторону стоящей прямо у самого автовокзала небольшой, но ухоженной и чистой церквушки. Этой своей чистотой и ухоженностью церквушка совсем не вписывалась в окружающий убогий и грязный пейзаж. Ярко-белая, с зелеными окантовками дверей и окон, с позолоченными маленькими куполами.

Я была поражена. Верующие. Вот это да!

Еще пару минут назад готовы были глотки друг другу перегрызть из-за каких-то матрасов и тележек. Готовы были собственными руками задушить ничем не обидевшего их алкаша. А теперь, как ни в чем не бывало, идут петь Богу дифирамбы. Дескать, взгляни на нас, Господи, какие мы хорошие и правильные перед лицом твоим. Заповеди твои соблюдаем, богослужения исправно служим, молимся постоянно. Не то, что эти отходы, там, в миру. Пьют, матерятся. Развратничают. Да и вообще живут все неправильно.

«Что ж, служите, - подумала я, провожая взглядом праведную процессию, - Вера ваша спасет вас»

21.08.2005г.

© ksyu2.livejournal.com

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив