Великая красота [La Grande Bellezza] 2013, реж. Паоло Соррентино

drugoe_kino — 07.03.2014
Разбитая, растерзанная красота. На множество кусочков и осколков. И глаз не может захватить ее из кадров, сплетающихся в жизнь. Легкой походкой случайно встреченной на улице кинозвезды, она уходит от него, но оставляет после себя улыбку. Та же самая победительная улыбка, нет-нет, но крыльями бабочки мелькала даже на бессмысленных тусовках, в душевных дружеских посиделках, во всех женщинах, которых он любил и не любил. Почти неуловимо, как лучи последнего солнца на плитах древнего, все разрушающегося города. Это главное свойство красоты – неуловимость, болезненность, тленность… Потому так и бьет наотмаж в банальной тягомотине, потому так и больно. Это странный, больной мир разворачивается прямо из окна Джеппа Гамбарделла видом на Колизей и колет как иголкой. За поворотом каждого дома ожидает праздник, где есть место политикам, вымирающим аристократам, нуворишам, преступникам, старлеткам, великосветским шлюхам, священникам и журналистам. Звуки впиваются в кожу, взгляд ухватывает каждую деталь. Само биение жизни в кардиограмме взлетов и падений - старинные дворцы и неоновые огни, блеск и нищета, цветение и гниение. Злая шутка мироздания - все гонятся за вечной молодостью, материальным благополучием и успехом, а получают одиночество, старость и забвение. Красота не дастся в руки никому, и все они проиграют битву со временем.

Тут, конечно, говоря о фильме Соррентино, самое время вспоминать «Сладкую жизнь» Феллини – ее даже самый забывчивый бы припомнил благодаря всем отсылкам и аллюзиям. Но вспоминать не в виде противопоставления, а как предтечу, идейным продолжением, которой и является «Великая красота». «Сладкая жизнь» 1969 года – дитя своего времени. Он эйфоричный и сладкий, как может быть эйфоричен кокаиновый трип, но это очень злое кино, в которое автор вложил всю мощь непрощения - очень много красивых видов и красивых людей, с которых Феллини буквально ногтями сдирает эту красоту, обнажая мерзость. У Сорентино же все все герои изначально немолоды и некрасивы, но он, кажется, не хочет резать по живому, ибо плохо это, как и теребить куколку, чтобы обнаружить там гниль и труху. Даже линии с католицизмом и аристократизмом совершенно по-другому интерпретированы. Там, где у Феллини жесткая сатира на современные ему нравы и социальные институты, у Соррентино только легкая ирония. Там, где у Феллини презрение, у Соррентино – понимание и то, что называют высоким гуманизмом. Дескать, ребята, со времен «Дольче Виты» пятьдесят лет прошло, а мир то не изменился. Свой последний шанс на перезагрузку человечество профукало тогда в 60-е, так чего теперь то обличать и желчью исходить?
Да, возможно, что жизнь вообще пуста и бессмысленна. Все ярмарка тщеславия, суета сует, пустота и всяческая суета. Да, скорее всего, что мы Божий проект испортили, но в окружающем, балансирующем на тонкой грани сползания в Апокалипсис, мире еще можно увидеть эскиз, красоту первоначального замысла и то, о чем говорили поэты и философы – memento mori. Поэтому в «Великой красоте» очень много доброты к человеку, как единственному существу, которое понимает что такое красота и смерть. Иначе – для кого это все? Поэтому и чувствуется сострадание, нежность и любовь режиссера ко всем этим мелким, пошлым людям, грешникам, блуждающим по лабиринтам Вечного города, как по чистилищу Данте. Жалко там их всех на самом деле (чувство почти невозможное при просмотре фильма Феллини) – и главного героя, и стриптизершу сорока с лишним лет, и ее отца, и подругу с «активной гражданской позицией». Жизнь же не может быть пуста объективно, каждый сам ее наполняет, чем захочет. Если они наполнили тем, чем наполнили, то это, в конце концов, их выбор. Все несовершенства жизни от непринятия этого своего мироустройства. Вот герой Мастроянни в «Сладкой жизни», очень неприятный тип, который много презирает и окружающих и самого себя – он ведь человек конченный и безнадежный, а герой Тони Сервилло, несмотря на весь свой цинизм и приспособленчество – нет. Концовка «Великой красоте» скорее счастливая. Ну нет у него в жизни великих целей и планов, так что теперь – убивать таких что ли? Возможно, что бокал вина, вид за окном и красивая женщина рядом, если не смысл, то, по крайней мере, способ замедления энтропии и повод пожить еще. Да, впереди тлен и разрушение, но мы пока еще здесь, музыка еще не утихла. Пытаться захапать красоту себе бесполезно, ее можно только пропустить – через себя и вперед. Сценой со стаей фламинго беззвучно манифестируется – «Ну посмотрите же на них - и как они только удерживаются на этих тонких лапках? Кто их такими сконструировал? Кто сконструировал таким человека – способным на великие подвиги и акты творения, а также на всякую пакость и дрянь? Каких еще чудес нужно ждать, если жизнь сама по себе – это большое чудо? Так какого хрена тебе еще надо, человече?»
Очень итальянский подход на самом деле - через любовь, через красоту окружающего мира, архитектуру, музыку, прислушивание к звукам тишины, прийти к правильному пониманию жизни, видеть ее гармонию, конечную цель и спастись. Вот практически в религиозном смысле. По крайней мере, от отчуждения и моральной глухоты, так это точно. Кому-то может показаться самообманом, но тогда это прекрасный самообман - «великий» и большое искусство. А «чтобы стоять, я должен держаться корней». Это не Рим умирает, это умираешь ты и твой мир. Этому городу плевать, чем его поливают – кровью, потом, дождем или шампанским, он пережил все нашествия варваров - переживет и еще. Простоит возможно тысячи лет, как уже простоял, проглотит и выплюнет еще миллионы таких как Джепп. Грядет новый декаданс, по сравнению с которым последние денечки распадающейся Римской империи или посиделки в Веймарской республике, покажутся ерундой. Придут новые варвары, чтобы смотреть чистыми наивными глазами на это все и писать новую историю. Но и это тоже пройдет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив