Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918,
strogaya_anna — 03.03.2012Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, но 1919 был его страшней, - прочитала я лет в двенадцать-тринадцать и навек влюбилась – в этот роман, в этот Город, в этот мир с кремовыми шторами и с абажуром (который – никогда! Никогда, слышите, не надо снимать с лампы! Иначе разорение и беда), за окнами которого – шевелится страшная холодная бездна, где стреляют, где рушатся страна и не ходят поезда, где в снегах замерзают мальчики и мужчины, сжав винтовку, без валенок и теплых рукавиц, где вокруг – предательство и геройство, страх и любовь, непонятный вихрь и войска, войска.. И кровь на белом снегу. А во французских магазинах вянут мрачные тяжелые розы…
И только в одном доме, номер Тринадцать по Алексеевскому спуску –
который медовое ядро и стержень этого Булгаковского мира – бьется живая нормальная жизнь (не совсем , правда, нормальная, потому что парадный сервиз пошел на каждый день. Потому что мама умерла, потому что предательство и смерть туда дохнули). Но там живые-живые прекрасные люди, Елена Прекрасная, золотоголовая (а не крашеная стрептоцидом в блядский красный оттенок), смешная влюбленная Анюта, роняющая вечно все, когда приходит ОН, Алексей, глава и патриарх, матерящийся Мышлаевский, прекрасноголосый Шервинский, Николка, Лариосик, чудом занесенный в этот все еще уют и прижившийся, нелепо все ломающий…
Я влюбилась в этот мир, в этот Город (и поехала в Киев при первой же возможности, еще в школе, и сразу, ну конечно же, только с поезда, закинув в гостиницу вещи – туда. На вечерний Андреевский спуск, над которым парит Расстрелиевский собор (привет Смольному), туда, где до сих пор –дом № 13, на крутом спуске. И всякий раз, приезжая в Киев, я сразу туда, потому что Булгаков был моим проводником и гидом в этом городе, он мне представил свой любимый город лучше любого экскурсовода, и любовь к Городу в моем сердце поселилась, и живет до сих пор, я обожаю Киев, и он для меня - один из любимейших городов.
А фильм сняли бездарный, глупый и совсем не про это.
Какие-то нелепые офицеры (этот Тальберг, выясняющий при всем офицерском честном народе отношения с Шервинским на парадной штабной лестнице), какие-то разборки из-за подогретого супа, Елена не Елена (я люблю Раппопорт с юности, поразившись ее игрой у Додина, но при всей моей любви и уважении – ну не Елена она, не Елена Золотая), соверешенно неуместный (как и везде, кажется) , Пореченков…
Фу…
Впрочем, я и МХТэшный спектакль (с тем же Пореченковым и Хабенским) смотрела без восторга, там еще отвратительный Лариосик в виде ужасного, неприятнейшего Семчева…
Нет-нет, даже старый советский фильм Басова по пьесе, где все артисты (в худших Булгаковских традициях – помните, Театральный роман?) были старше своих персонажей лет на двадцать, был удачнее, не идеален, но там чувствовалась атмосфера романа, этот свет лампы, кремовые занавески, оберегающая всех от этой темной страшной шевелящейся бездны за границами дома.
И юмор Булгаковский там был, может, не в полную силу, но был.
В общем, я честно посмотрела сегодняшнюю Белую Гвардию и
мне не понраивлось – картонно, беспомощно, ни ритма, ни смысла, ни
аромата, ни любви, ни напряжения – длинные сцены, нелепые ненужные
персонажи, нет ни легкости, ни страха, ни любви, ни беды, ни Города
(не влюбиться в Киев после романа невозможно) ничего того. Что было
у Булгакова, и чего нет в этом фильме, который, как понимаю,
демонстрируют как предвыборную предостерегающую агитку.
Что нам сейчас этот сбежавший с немцами гетман Скоропадский, что
нам этот страшный Пэтуурра, что орды красные, что сенегальцев
роты!
Были и сгинули, как жалкий Тальберг, в опереточном балагане с
нелепыми стишками, что нам до них дело, если есть этот дом, где за
кремовыми занавесками свет, там люди чести поют
Эпиталаму, там умирает Алексей Турбин, там Елена прижимает руки к
вискам, там пьют чай и водку, плачут верят, и там печка греет
всех, даже погибшего Най-Турса...