Ватель, или о чувстве стиля


Посмотрела «Вателя», прелестный костюмный атмосферный с Депардье, с ощущением уже виденного. Но только досмотрев до конца, догадалась, что именно.
«Возвращение Мартена Гера» , и с тем же Депардье, вот что я дежа вю.
И там, и там есть хорошо документированный исторический исходник. И там, и там он искажен – и оба раза в одну и ту же характерную сторону.
Настоящий Франсуа Ватель совершил типичное средневековое самурайское харакири. Не захотел пережить своего уроненного в грязь форс-мажорными обстоятельствами профессионализма. Ватель из фильмы совершает вполне современное, современно мотивированное самоубийство. Тут и стресс, и усталость, и запутавшийся бюджет, и разочарование в профессиональном призвании, и отравление цинизмом князей мирских до Короля включительно, и предательство непосредственного господина, и перспектива службы господам уж совсем развращенным и бесстыжим, и (ну как же без этого!) – оборвавшийся на самой высокой ноте молниеносный роман в самых высших сферах. А неподвоз рыбки в срок, тот самый хрестоматийный неподвоз, из-за которого выпустил себе кишки настоящий Ватель, выглядит на этом фоне очень бледненько. И, чтобы окончательно похерить роковую роль неподвоза, появляется ещё и объяснительная записка – не из-за рыбки, мол, а из высших соображений.
Теперь настоящий Мартен Гер. Он вполне средневеково пропал со двора в неизвестном направлении. А через семь лет армейский его товарищ, выведав все необходимые детали, явился к нему в село, в дом и даже в его супружескую постель – и везде вполне средневеково был принят за того пропавшего Мартена. И три года пользовался всеми правами, пока родня, недовольная неуступчивостью пришлого дольщика-пайщика, не решила от него избавиться через обвинение в подлоге – вдруг выгорит дело?
А Мартен Гер из фильмы, оказывается, был угрюмый импотент, так что жена его, Бертранда, вполне сознательно променяла беглеца на пришлеца, на душку Депардье. В первую же секунду встречи с ним поняла, что это вовсе не ейный беглый дундук – но мгновенно произвела в галаве своей необходимую калькуляцию – и променяла того на этого. Пошла то есть на сознательный адюльтер и сознательное соучастие в подлоге. Сначала из тех соображений, что лучше незаконный мужик, чем соломенное вдовство, а потом и по любви. На суде она упорствует до последнего именно по любви, и произносит наконец «это не он» только по прямому приказу лже-Мартена отречься от него (догадался, что и она может попасть на виселицу, от которой ему уже не отвертеться).
Казалось бы, в обоих случаях историческая канва обогатилась. Её как бы расшили шелковыми цветами современного гуманизма, и она сделалась интереснее и возвышеннее, чем исторические исходники. Но на самом деле – ах, на самом-то деле всё наоборот! Ведь Ватель обессмертил себя именно совершенно
А в кино – нет, ничто не поражает. Люди как мы. Не титаны и не жывотные.
Это при том, что в наше время те (средневековые) трагедии и трагикомедии и невозможны. Умница и трудоголик Ватель просто поменял бы место работы, а соломенная вдова Бертранда вышла бы за кого хотела без всякого риска головой ни для нее, ни для нового мужа, потому что в подлоге не было бы никакой нужды.
Вот это нечувствие стиля, нечувствие полноты и смысла событий несколько мешает мне наслаждаться красивыми картинками из обеих фильм.
Поэтому вешаю сюда себе в утешение две картинки, которые не врут.
Волюты консолей из города Кана, с епископского седалища времен Вателя.

|
</> |