В Москве все кончается обедом


В Москве все кончается обедом. Это в Питере все кончается чашкой эспрессо в два наперстка, маленьким пирожным, которое можно съесть взглядом, еще не донося до рта и долгим, как питерские сумерки, разговором о проблемах поэтики Достоевского, о сопоставлении писем Макара Девушкина Вареньке с письмами Достоевского жене, и приятным послевкусием от долгого пережевывания рассуждений Бахтина, а в Москве… То есть поначалу-то все как в Питере – вернисаж, разговоры о Малевиче, Шагале, о влиянии баухауса на авангард, арьегард и дизайн советских настольных ламп, споры о социалистическом сюрреализме, но между проекционизмом Тышлера и формализмом Лабаса вдруг протискивается официант и склонившись над тобой как нянька над ребенком, спрашивает какой хачапури ваша компания будет заказывать – по-аджарски, по-мегрельски или по-мегрельски, но с тремя видами сыра и к супу харчо, конечно, рюмку сливовой чачи каждому или сразу бутылку на всех и потом люля-кебаб из баранины на лоскутке лаваша, усыпанные зернами граната и колечками красного лука, а Пименов... Пименов со всеми его сталинскими и ленинскими премиями, со всеми его свадьбами на завтрашней улице и лирическими новосельями против Тышлера все равно, что плотник супротив столяра, не говоря о Лабасе или Фальке, но... чурчхелу к чаю не нужно – лучше яблочно-ореховый штрудель с шариком ванильного мороженого и рюмку коньяка. Что же до приятного послевкусия, то оно, конечно, непременно будет, если принять какую-нибудь таблетку от изжоги ...
|
</> |