В 20
tobico — 14.11.2021 В 20 лет, на втором курсе педагогического института, я уехала на обязательную практику. Доказывать педагогические навыки, умение коммуницировать с детьми и бог знает что еще непонятно кому. В детский летний лагерь, в должности вожатой 6-го отряда. Лагерь был от какого-то завода, директором лагеря был какой-то мелкошишка этого завода, вожатыми были молодые и перспективные работники этого завода, обслуживающий персонал был собран из низового звена все того же завода. Этот заводской букет разбавляли мы - наивные курсистки с горящими глазами. В общем, сраная беззубая интеллигенция в логове прагматичного пролетариата.Через месяц меня вызвал директор и сказал: "Вы бросили отряд. Во время кино Ваши дети сидели одни, вас там не было! Вы непонятно чем занимались в темноте с вожатым первого отряда, а потом вообще убежали. Ваш вожатый все видел."
- В общем, - изрек лагерный главкозел, - с таким поведением я вас оставить на отряде не могу. Тем более, у меня уже есть вожатая. Ей нужно место, ваш напарник желает работать с ней, а не с вами, я отдам ей ваш отряд.
- А я? - в 20 я не умела как сейчас, зато умела как овца.
- А у меня не хватает посудомоек. вы можете отработать два месяца посудомойкой, и я дам вам отзыв по практике. А можете отказаться - ну, тогда я напишу в деканат о том, что вы не справились, и вас выгонят из института. Что скажут ваши родители, когда узнают, что вас выгнали?
В 20 мы не понимаем, когда нами манипулируют. Я мучилась внутри своей интеллигентной беззубой натуры и представляла, как меня исключают из педа. Несмотря на прекрасные оценки по профильным предметам и восторженные отклики институтской русички. В 20 мы не умеем анализировать и уже не верим в обязательное торжество справедливости. Я думала, что скажут родители, как они не поверят, что я не виновата в этой эпидерсии.
Два месяца я мыла посуду, а после вечерней смены сидела за зданием столовки и курила "стюардессу". По ночам я жевала слезы и сопли, лежа на матрасе под окном. На полу, конечно. Комнату в моем отряде заняла новая вожатая, а меня приютили у себя подруги - добрые, возмущенные и такие же беззубые. И не имеющие в своей комнатушке лишней кровати.
В конце третьей смены я получила отзыв по практике от счастливого главгада, заплатившего за мою двухмесячную ударную работу бумажкой с двумя абзацами текста.
Родителям я ничего не рассказала. В 20 уже не можешь доверять родителям, как в детстве. И не веришь в их всемогущество. Мне казалось, что я уже никогда не смогу быть счастливой и чему-то радоваться, раз жизнь такая подлая. Я считала, что лучше вообще умереть, чем задыхаться от бессилия и чудовищной несправедливости. В 20 многие неприятности кажутся трагедией.
Очень ломкое время - двадцать…
***
Чуть больше месяца назад у моего 20-летнего племянника, сына старшей сестры, украли телефон и паспорт. Как оказалось, на этот паспорт взяли десяток кредитов.
Месяц назад, 14 октября, Костя-Куст-Космонавт открыл окно квартиры на 9-м этаже и прыгнул вниз. На глазах у бабушки - моей мамы.
- Я бежала вниз, я кричала - ААААА!!! Я так кричала, кричала! От ужаса, что теперь уже ничего нельзя поделать, понимаешь - ничего! - мама захлебывается словами, слезами. - Лучше бы он ковидом заболел или еще что-нибудь. Тогда хотя бы можно было что-то сделать. А тут ничего нельзя, понимаешь - ничего! НИЧЕГО! Костя, мальчик мой, мой мальчик…
Мама плачет, плачет.
А я думаю - что же это за законы, позволяющие банкам раздавать кредиты без подписанного договора, без оценки кредитоспособности, без общения с заемщиком? Что за охуевшая система? Как это может быть - вот так вдруг взять и сделать человека должным столько, сколько может не выдержать его здравый смысл? Особенно если ему двадцать. Двадцать, когда некоторые проблемы кажутся неразрешимыми. Когда уже не веришь в то, что родители справятся с любыми трудностями. Когда уже не готов всем делиться с близкими. Когда временами кажется, что в жизни все не так, как хочется. Когда уже пережил драму первой неразделенной любви. Когда скопил чемодан юношеских разочарований, и сильный эмоциональный толчок может свалить с ног. Или выбросить из окна.
Думаю, что все, кто поощряет или игнорирует весь этот кредитный беспредел, так же виноваты, как и твари, подставившие моего племянника, ограбившие таким же образом тысячи людей.
Я думаю об этом и о том, как Куст лежал на асфальте, и его голова была целой: Куст вошел в асфальт ногами. Вошел так, что от удара слетели кроссовки. Ударился телом, из-под которого потом текла и текла кровь. Руками, которые оказались переломаны. И лежал, пока мама с криком бежала по лестнице с 9-го этажа, не в силах ждать лифт. Пока потрясенный папа ехал на работу за сестрой.
Лежал, пока плачущая мама, сидя на холодном асфальте, кутала его в одеяло, пытаясь согреть. Пока из соседнего города ехал реанимобиль. А через 45 минут перестал дышать. И стал не Кустом-Космонавтом, а мертвым телом, которое лежало еще почти четыре часа, пока ждали следователя.
***
- Мой брат Костя умер? - спрашивает Слава.
Слава просит показать фотографию, на которой он с братом Костей. Я показываю и думаю, что в 20 он тоже будет хрупким. И, возможно, не очень доверяющим. Не готовым делиться страхами и проблемами. Принимающим неприятность за беду. Незаметно смаргиваю слезы и говорю:
- Что бы ни случилось, ты знай - я всегда тебя поддержу. Я всегда на твоей стороне. Пожалуйста, запомни. Я всегда в твоей команде.
- Я тоже в твоей команде, - сообщает Слава. - В твоей и в папиной. И в своей команде. Давай обниматься?
***
Куст, пусть тебе будет легко и радостно там, где ты сейчас.
|
</> |