Успенский против Союзмультфильма - что скрывается за конфликтом

anlazz — 29.04.2018 У Мастерка увидел замечательное – писатель Эдуард Успенский протестует против создания новых серий мультфильма «Простоквашино». Дескать, «Союзмультфильм» не имеет права использовать созданных им героев без согласования с автором. (И выплаты ему немалого гонорара.) Впрочем, разбирать особо данную коллизию неинтересно – поскольку в данном крайне неочевидно, кто прав, а кто виноват. (То есть – у кого реально находятся права на указанных персонажей. ) Пускай это делают юристы. Гораздо более интересно тут иное – то, что и «Союзмультфильм», и Успенский в этом случае выступают на одной стороне. На стороне собственников, пытающихся извлечь прибыль из того, что, по большей степени, является вовсе не их достоянием. Подобное заявление может показаться странным – ведь указанный мультфильм и его герои являются именно плодом совместной деятельности писателя Успенского и художников и «Союзмультфильма». Точнее сказать, так кажется на первый взгляд.

Однако на самом деле все обстоит несколько сложнее. В том смысле, что указанные «творцы» оказываются связанными со своим творчеством гораздо более опосредованно, нежели это принято считать. Подобную вещь хорошо видно, например, на «новом творчестве» того же То есть, на книгах, созданных уже после крушения СССР. Если честно, то иначе, нежели полный отстой его охарактеризовать невозможно. (Я в свое время – когда дочь была маленькой – сдуру купил что-то новое «про Чебурашку». Так от данной книги можно было только плеваться – причем, как можно увидеть из комментариев к приведенному посту, это нормальная реакция.)

То же самое можно сказать абсолютно про все, созданное «советскими мастерами культуры» в постсоветское время – не важно, идет речь о литературе, музыке или кинематографе. Поскольку нет ни одной области, где недавние – по историческими меркам – таланты смогли бы хоть как-то приблизиться к своим «советских» образцам. (Практически все из постсоветских «культурных творений», которые можно воспринимать без отвращения, созданы «новыми» авторами. То есть, людьми, становление творчества которых произошло уже после гибели СССР.)

Подобная особенность, впрочем, давно уже была замечена и проанализирована бесчисленное количество раз. И, разумеется, причина деградации творцов давно уже найдена – а точнее, она и не терялась никогда. Дело в том, что автор – то есть, создатель художественного произведения – творит не абы как, а находясь в рамках господствующего культурного поля.То есть, проще говоря – он изначально рассчитывает на понимание зрителями или читателями того, что создает. Нет, конечно, возможно, что некоторые из «творцов» настолько презирают «презренный люд», что пишут исключительно для себя, не снисходя к мышлению простых смертных. Но популярность подобных работ по естественным причинам равна нулю – и принимать их во внимание нет смысла. Во всех же остальных случаях авторам приходится, volens nolens, прислушиваться к тому, что потребитель от них хочет. Да и вообще, стараться выстраивать свое повествование в привычных для этого самого потребителя категориях.

Вот, к примеру, вышеприведенный Успенский в свои «советские произведения» – довольно популярные в советское время – неизбежно вкладывал особенности имеющейся реальности. Кстати, для детского писателя это было еще более важно, нежели для писателя «обычного» – поскольку дети, как известно, имеют кругозор, ограниченный окружающими их вещами. То есть, взрослый может, к примеру, искать и находить в книге отсылки к тому или иному «внешнему» культурному феномену – скажем, той же иной литературе от Библии до Кафки – и на этом основании «расшифровывать» посылки автора. Для ребенка же подобные вещи недопустимы – с ним надо разговаривать в рамках конкретного окружения, то есть – той самой советской жизни. Вот это Успенский и делал – (вос)создавая в своих книгах именно советский мир. Впрочем, не просто советский мир – а некий идеализированный советский мир, в котором знаковые особенности этого самого «мира» были доведены до предела. И, прежде всего, это касалось момента полной безопасность указанной реальности – что, как уже неоднократно говорилось, является базовым признаком СССР начиная где-то с 1960 годов. (См. темы про «безопасное общество.)

Собственно, это самое ощущение полной безопасности – то есть, уверенность в том, что текущая Вселенная не причинит тебе зла при условии, что ты этого не будешь слишком сильно добиваться – вообще есть базовый признак советской детской литературы. Да и вообще, всего «творчества для детей» - в которой если и существует опасность, то «при выходе» за границы указанной реальности. Популярные антагонисты детей тут всегда – «внешние»: не важно, шпионы, уголовники или магические персонажи «из другой реальности». (Кстати, забавно – у того же Успенского в цикле «про чебурашку» злодейка-Шапокляк представляет собой прямую отсылку к… дореволюционному миру. Такая старорежимная старуха с манерами «из бывших». Ну, и «почтальон Печкин» воспринимается не как «стукач НКВД» - как, видимо, воспринимал его сам Успенский – а как нечто досоветское, не имеющее отношение к текущему устройству.) Само же окружение несет только добро – ну, может быть, в не таких больших масштабах, как могло бы. (То есть, если речь идет о «ядре» - то в нем возможна только борьба лучшего с просто хорошим.)

На этом фоне неудивительно, что и в мультфильме – в том самом, советском – акцент был сделан именно на указанное качество. Показанный там мир – «мир Простоквашино» - тем и подкупал, что ребенку («дяде Федору») в нем вообще ничего угрожать не могло. За исключением, наверное, гиперопеки родителей – но и та оказывалась довольно условной. («Сбежавший мальчик», о котором дают объявление в газету вместо поднятия на ноги милиции, родственников и всех окружающих – довольно странная идея для изображения гиперопеки.) В любом случае, единственный условный антагонист тут – столь любимый всеми почтальон Печкин – оказывается и довольно «слабым». В том смысле, что его возможности нанесения ущерба столь странной компании: ребенку с говорящими котом и собакой, живущими в заброшенным доме – минимальны. (Он находится рядом с ними в течение довольно длительного времени – и при этом до тех пор, пока не получает указанную газету, вообще не может ничего сделать.)

Подобный магический мир является довольно четким отображение мира реального – того, в котором не виделось ничего плохого в том, что дети целыми днями играют на улице, что они ходят в разного рода кружки и секции – в том числе и те, где может быть довольно опасно. (Потому, что существовала уверенность в том, что руководитель опасности не допустит – и, по сути, оно было верной.) Или, например, никто не видел ничего плохого в том, что дети ходят в турпоходы – в том числе, и довольно рискованные, вроде сплава на байдарках, что они перемещаются по всей стране – разумеется, с руководителем, но случалось, и без него. (Посадить ребенка – даже не подростка – на поезд с учетом того, что по приезду его встретят, было в порядке вещей. Паспортов и разного рода «разрешений», конечно же, никто не спрашивал.)

Да, кстати, следует указать, что при этом ценность ребенка была высокой – поскольку сейчас появилось мнение, что о детях тогда просто «не думали». (Типичный артефакт мышления – когда пытаются рассматривать ситуацию в «одном мире» с точки зрения «другого».) Например, при болезни детей – тех самых, что еще вчера носились по улице – их лечению уделяли значительное внимание. Или, к примеру, уделяли значительное внимание «правильному питанию» ребенка –о то есть, тому, чтобы у него всегда было «первое, второе, третье». (Ну, и непременное молоко – которым детей пичкали все, начиная от родителей и заканчивая работниками школьной столовой.) Кормить детей бутербродами или «пирожками», а так же «продуктами быстрого приготовления» – как это принято сейчас – считалось недопустимо. (Это взрослый мог перекусить батоном с кефиром – а для ребенка надо было обеспечить полноценные обеды.) Таково было положение вещей в советское – точнее, позднесоветское время. (В раннесоветское – то есть, когда существовало значительное влияние традиционного общества – значение ребенка, действительно, было меньше, нежели сейчас. Но это относилось исключительно к родителям – государство, напротив, старалось его повысить.)

Впрочем понятно, что с началом «рыночных реформ» - а точнее, чуть раньше, с наступлением «свободы» (1988-1989 год) – указанное состояние безопасности быстро исчезло. В результате «магический мир» того же Успенского перестал соответствовать и текущей реальности, и ее отображению в общественном сознании. Это стало для писателя катастрофой – разумеется, писать в «прежнем стиле» применительно к новым условиях было невозможно. А создавать новый стиль – по сути, новый «магический мир» - было крайне тяжело для человека, чье миропредставление давно уже сложилось. (То есть – то, что Успенский стал антисоветчиком, этого не отменяет, поскольку он все равно существует в условиях прежнего образа реальности, только с измененным отношением к ней.) Да и само создание привлекательного для читателя «мира» в подобной ситуации оказывается маловероятным: «мир бизнеса» и всеобщей конкуренции задает несколько иные тренды, нежели те, которые потребны детям. Да и взрослым тоже. (То, что сейчас предлагается в «указанном сегменте»: герои-одиночки со сверхспособностями, побеждающие злодеев космического масштаба и космической же глупости – на самом деле существуют в довольно неприятном мире. По сравнению с которым как раз «наша реальность» выглядит привлекательной.)

Поэтому удивляться тому, что в итоге «новые книги» указанного писателя представляют собой крайне унылое зрелище – в котором количество «подпорок» и «натяжений» превосходит все возможное – было бы странным. Однако то же самое можно сказать и практически про всех авторов, пытающихся «приспособить» свое творчество к текущим потребностям. Всегда получается одно и то же: зрелище унылое, печальное и постыдное! Кстати, к «новым прочтениям старых мультфильмов» это относится в той же мере. Так что в плане «противостояния» писателя Успенского с «Союзмультфильмом» нет смысла искать «правую сторону». Поскольку оба антагониста тут, как уже говорилось, есть субъекты, претендующие на вещи, которые им, по сути, не принадлежат – на ту самую атмосферу безопасного «детского мира», что создавалась всей страной, и ушла вместе с ней. (Но и сейчас оказывается популярной в связи с ностальгией по ушедшему – то есть, может приносить реальный доход.)

Впрочем, то же самое относится к абсолютно всем попыткам «повторить» в текущей реальности советский успех: на выходе в любом случае получается поделка, непригодная для восприятия иначе, как в плане пародии. И на то, что было когда-то сделано, и на то, что существует сейчас. Ну, не совпадают «советский» и текущие миры, как не крути! Кстати, в этом плане гораздо удачнее оказываются перенесения сюжета из того же западного кинематографа или литературы. Например, те же сериалы в большинстве своем делаются именно таким образом. Получается не сказать, чтобы особенно хорошо – но не так убого, как в случае с «адаптацией» советских фильмов. То же самое касается и книг – «читабельно» лишь то, что оказывается не связанным с попытками «спародировать» советскую жизнь. Что прекрасно показывает тот факт, что «формационное» выше «цивилизационного». В том смысле, что понять западного обывателя для обывателя российского оказывается пусть тяжело – но все же проще, нежели понять «среднего» советского человека. Пускай даже он сам им – этим самым советским человеком – когда то был.

Ну, а не для обывателей существуют отдельные проблемы, о которых надо говорить так же отдельно. В любом случае, стоит понять, что надеяться на использование «советского успеха» в искусстве, на возможность применения созданных тогда образов сейчас – невозможно. А значит – надо создавать новое, пускай это и кажется тяжелым. (Кстати, это относится не только к мультфильмам и детской литературе – но и вообще ко всему искусству, включая фантастику. А то выросло уже поколение «любителей» пережевывать «миры Братьев Стругацких» - а по сути, клепающих одну пародию за другой. Но это, разумеется, уже совершенно другая тема.)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив