Ушёл последний артефакт ельцинской эпохи

Президент В. Путин:
[пауза] Борис Березовский - это кто? [смех в зале] Вот всё время говорили, что он бывший секретарь Совета безопасности, потом бывший кто-то ещё, сейчас он бывший кто? ...Бывший депутат Государственной думы - это тоже вроде как-то подзабылось...
Пресс-конференция, 2000 г.
"Возникающие конфликты и споры вокруг Министерства обороны стали поводом обратить внимание на некоторые структурные феномены и процессы.
Российская государственность, её система управления и бюрократический аппарат, видимо, находятся на стадии полустановления.
С одной стороны, у нас есть такие чиновники, как Эльвира Набиуллина - Председатель центрального банка России, Действительный государственный советник первого класса, - названное формальное бюрократическое определение достаточно полно и адекватно отражает статус Эльвиры Набиуллиной.
С другой стороны, государственная должность Министра обороны и звание Генерала армии, очевидно, не дают сколько-нибудь полного представления о месте и статусе Шойгу в системе власти в России.
Ещё более "негосударственным" статусом обладал главный публичный оппонент министра обороны - Е. В. Пригожин." ТГ Дуэлист.

"Я не возьмусь здесь анализировать устройство "скрытых переменных", определяющих место человека в системе власти вне формального государственного статуса. Назвать это непотизмом, кажется, будет слишком большим уровнем общности, мало что объясняющим, а для более точных оценок у меня не хватит компетенций в российской элитологии.
Но вспоминается предыдущий этап становления государства Российского, когда также параллельно с молодыми государственными институтами существовала по своей природе внегосударственная, феодалистская система местничества, определявшая ранг тогдашних боярских элит.
Даже выдающийся царский воевода М.И. Воротынский, взявший Казань и одержавший победу над крымским ханом Дивлет Гиреем в Битве при Молодях, был в первую очередь не царским воеводой, а боярином и, главное, удельным князем, - отчего и возникали противоречия, закончившиеся смертью Воротынского.
Противоречия в связи с местничеством были системными. На Земском соборе 1617 года царь Михаил Фёдорович указал боярам не соперничать между собою, "не спорить при походах и в ратных назначениях быти без мест".
На Земском соборе 1682 года при царе Фёдоре Алексеевиче именно с целью укрепления вооружённых сил система местничества была отменена, а местнические книги сожжены.
Наконец, с введением в 1722 году Петровской табели о рангах система элитных статусов была явным образом огосударствлена и приведена в понятное, адекватное соответствие с госслужбой, вместе с тем гарантируя и регулируя меритократические процессы, сохраняя при этом легальные механизмы преемственности в виде потомственных дворянских титулов.
Поэтому самая фундаментальная задача сейчас - это просто превращение имеющейся "системы", которую часто прямо так и называют, в государственный аппарат.
В условиях, когда в России теперь всем понятно, что Армия - это очень серьёзно, и учитывая её государствообразующую роль, мне представляется, что в пределах жизни одного поколения, или быстрее эта задача будет неуклонно решаться. Думается, авторитарными реформаторскими методами."
***
"Централизованные государства нового типа - после Вестфальского мира - появились для войны. Никакой герцог, никакое казачество, или пиратство, никакой Орден были не в силах противостоять государству, способному содержать регулярную армию, а в дальнейшем нации, способной к мобилизации.
Если есть идея, что война, как таковая, это нечто этически неприемлемое, то государство теряет свой изначальный смысл. Нет экзистенциальных причин для его эффективности и благоустроенности. Нет экзистенциальных причин, по которым гражданская власть и гражданский чиновник будут работать хорошо, ведь ничего поистине серьёзного, важного, от него не ожидается. Он не несёт критической ответственности.
Значит, не будет высокого статуса чиновника, учёного, офицера. Не будет самоуважения, доходившего в прежние времена до чести. Не будет соответсвующего символизма и эстетики, которые мы наблюдали на Западе прежде. И которые во всём подчёркивали высокий статус государственного мужа. Он несёт большую ответственность, от него зависит создание и работа инфраструктуры и институтов, которые могут столкнуться с самыми трудными испытаниями, от них зависит судьба государства и нации. За эту ответственность государственный муж имеет свои привилегии.
Так, например, в Риме появилась сеть каменных дорог, по которым когда-то двигались легионы и их снабжение, и которая до сих пор определяет европейскую логистику, также, например, в РИ и Германии начали строиться сети железных дорог.
Учёный, что в старой Европе, в Советском союзе, и даже в США времён холодной войны имел высокий статус, и наука достигла чудесного уровня.
Ближе к концу 20 века и в 21 веке наука скорее деградировала. Скажем, Гротендик - учёный 50-60-х годов, будь он сейчас жив и в расцвете, очень быстро бы смог разобраться во всём, что алгебраисты придумали после него. Они до сих пор мыслят в его парадигме - на языке схем, пучков, когомологий, категорий. Если же отмотать аналогичное время от Гротендика назад - к Дирихле, или даже к Артину, или Гильберту - те бы не поняли почти ничего в творчестве Гротендика, им бы пришлось садиться за парту, и долго и последовательно учиться, как студентам.
Здесь интересно, что Гротендик, будучи пацифистом, ушёл из математики, когда узнал, что IHÉS - Институт высших научных исследований во Франции, в котором он работал, финансируются военными. Вот да, военные финансировали "абстрактную чепуху" - им было всё интересно, всё надо.
В сознании "конца истории", выводящем войну за пределы бытия, централизованное государство, теряющее свой изначальный смысл, вынужденно обретает новый. Появляется идея "государства всеобщего благоденствия". В корне левая идея: государство тотально заботится о безопасности человека внутри своих границ. Понимание такой безопасности расширяется: человека нужно защитить сначала от преступности, потом от нужды, потом от дискримминации. Политика становится глубоко популистской и ориентированной на самых слабых - тех, кто более других, рассчитывает на помощь такого государства.
Наконец, теряется идея мужественности: зачем мальчику играть в солдатиков, к чему такая токсичная маскулинность. Почему бы ему не поиграть во что-нибудь более эмпатичное. Это приближает нас к патологичной идее произвольности пола, и даже замены его на условность.
Государство перестаёт быть сакральным, перестаёт быть серьёзным. Оно уже не обладает символическим капиталом, и не может его даровать, быть источником высокого статуса. В итоге эта сфера вульгаризируется.
В пределе единственной мерой становится уровень потребления. И государственный муж, желающий иметь высокий статус, уже не очень может сослаться на свои чины, звания и награды. А только на дворцы и яхты - он коррумпируется.
В. Угольный пишет:
"Подобное более не должно повториться НИКОГДА. Нам нужна разведка, контр-разведка, хакеры, преступные группировки с черным налом, нaркoтрафик, торговля оружием, подконтрольные нам группировки нaцистoв и леваков, частные военные компании и так далее."
Все эти вещи бывают полезны, и очень хорошо, когда они срабатывают и войны удаётся избежать. Но полагаться только на них и мыслить, что войны не случится никогда - вредно и опасно. На уровне сознания, как я кратко описал выше.
Это ни чем не отличается от идеи линии Мажино. Вообще-то, фортификация - полезна. Линия Мажино была сама по себе полезна. Но сознание линии Мажино было опасным эскапизмом, из-за которого Франция оказалась не готова к войне. Можно также называть экономические и другие причины, но на духовном уровне это очень важное обстоятельство, определявшее образ мысли, целеполагание, отношение к войне и к государству.
Что нам не нужно, так это некий "антипацифизм" - тотальный милитаризм, "джамбофикация России". Такое государство и общество будет устроено слишком просто, оно будет маршировать, в нём не будет места для свободы личности и творчества."
|
</> |