Уперевшись рогом

matveychev_oleg — 27.08.2025 Эллинистика | Античность. Древняя Греция и Рим

Как известно каждому, хоть немного знакомому с лингвистикой, идиомы переводить не следует, им нужно подбирать соответствие из искомого языка. Это и неудивительно, ведь их суть как явления в том и заключается, что вывести значение устойчивого оборота из одних составляющих его слов невозможно, но смысл его почти всегда тесно связан с культурой народа, его употребляющего, и для иноязычника не прозрачен.

(Впрочем, правило это не совсем корректно: ведь есть языки, где фразеология куда реже употребима, нежели в иных, и в таком случае её следует передавать самыми обычными выражениями, по смыслу. И наоборот, в обратную сторону надо превращать типичную речь в витиеватое высказывание, как следует всегда наступать, скажем, в случае переложения с английского на русский и обратно.)

Но что, если всё совсем иначе, и выражение имеет хождение в целом ряде языков, тогда как его истоки, напротив, не ясны вообще никому? В таком случае этимология запросто может оказаться далекоидущей, крайне древней и донельзя неожиданной… прямо как всё оказалось в данном случае.


Не только в русской традиции, но и для целого ряда европейских языков характерно обманутого известным образом супруга именовать «рогоносцем»: так, в Англии и США про несчастного скажут, что он wearing horns, а во Франции — avoir des cornes, тогда как в Италии и Португалии его обругают соответственно cornuto и corno (что, хотя это и сложно представить, ещё более страшные оскорбления, нежели таковые же у соседей). Однако причём тут вообще рога? Какова связь?

Разумеется, задумались над этим мы с вами отнюдь не первыми, однако предшественники с объяснениями справились неудовлетворительно. В этом нетрудно убедиться, загуглив, после чего обнаружить повторяющийся набор крайне сомнительных этимологий, которые копировали друг у друга разные издания. Изначально же он явно восходит к «Словаре русской фразеологии» (1999), который, в свою очередь, набрал их у разных исследователей.

Версии, которые он приводит, вполне академичны, что, однако, не делает их минимально лучше. Уже то, что большинство из них возводит происхождение понятия к Средним векам, а иные датируют его и того позднее, сразу дисквалифицирует их всех скопом: всё дело в том, что оно куда древнее, и встречается уже у древних греков.

Так, согласно Артемидору (II в. н.э.) неверная жена «наставляет мужу рога» (κέρατα αύτω ποιήσεἰ) (Artem. II.12), а комментарий к эпиграмме Лукиллия (I в. н.э.) именует мужа, «имеющего много Парисов в доме своей Елены», κερασφόρος, буквально «носящим рога» (Anth. Pal. XI.278). Последнее, собственно, является древнейшим известным упоминанием выражения.

Однако, прежде чем продолжать, следует упомянуть один неочевидный ляп такого известного кинофильма как «300» (2006), в отличие от многих иных огрехов произведения, явно прошедший мимо широкой аудитории. В тот момент, когда царь Леонид тренирует сына (чего, к слову, быть никак не могло, поскольку последний был рождён уже после смерти отца в битве при Фермопилах, posthumously), их прерывает прибытие послов, и правитель успевает дать ребёнку последний совет: «First, you fight with your head», на что мать, царица Горго, добавляет собственный: «Then, you fight with your heart».

Естественно, посыл здесь невероятно прост, и «сражаться головой» означает «с умом», а «сердцем» — «с чувством». Проблема тут в том, что это в наши дни данным органам назначают подобные функции, а вот древние думали на их счёт совсем иначе, и потому подобным образом бы никогда не высказались.

Так, разум они помещали вовсе не в голову, но в районе органа речи, или φρένες, — которые, как сообщает Р. Онианс (1999 [1951]: 46), что бы там ни думала школа Гиппократа, «могут быть только легкими». Вот и, скажем, гомеров Патрокл, поражая Сарпедона копьём, бьёт «туда, где φρένες охватывают плотное сердце» (Il. XVI.481).

Всё потому, что древние были цивилизацией устного слова, великими любителями и умельцами говорить. Голова же, по их мнению, была наполнена совсем иным — жизненной силой, отождествлённой с душой, «псюхе» (ψυχή): согласно Ониансу, «жизнь содержалась во „внутренностях“ головы (εγκέφαλος), т.е. в мозгу и спинномозговой жидкости» (Ibid. 121–2).

Руководствуясь этой логикой, пишет М. А. Корецкая (2014: 54–5), можно понять и почему Афина отвергла прежде любимого ею героя Тидея, отца Диомеда, увидев, как он, смертельно раненый, высасывает мозг из расколотого черепа убитого им противника: возмущена она была не столько мерзостью, сколько нечестивостью происходящего, ведь герой, по сути, пытался отменить собственную смерть, компенсируя стремительно утрачиваемую им жизненную силу, поглощая оную напрямую из её источника.

Будучи схоже по цвету, вещество это затем оказалось отождествлено с другой дарующей жизнь жидкостью, и «позднее в Греции господствовало представление, согласно которому семя являлось псюхе и накапливалось в голове», тогда как функцию тестикул полагали вспомогательной и крайне ограниченной. Как пишет Онианс, «кажется вполне естественным и логичным, что жизнь или псюхе, которой человек наделяет другого, исходит от его собственной … т.е. из его головы, и потому семя, несущее новую жизнь, должно состоять из того же вещества» (1999 Ibid.).

К слову, если тут кому-то вдруг вздумается посмеяться над греками за подобные взгляды, столь далёкие от актуальных представлений современной анатомии, ему следует, как водится, «на себя оборотиться». Ведь, по иронии, упомянутая выше неспособность новоевропейцев понять восприятие древних никак не помешала им оное преспокойно, нимало не критикуя, пронести в виде научной теории до наших дней: как пишет Л. Я. Жмудь (1994: 307) «взгляд на мужское семя как на часть головного мозга продержался в европейской науке вплоть до нач. XVIII в.».

Итак, голова, по мнению древних, содержала жидкую порождающую силу, которая была столь велика, что не могла удерживаться внутри, проявляясь, к примеру, в виде волос: согласно Аристотелю, оные «на ней растут благодаря этому изобилию влаги» (Arist. Prob. 867a), а персонаж Плавта «вычёсывает локоны от самого мозга» (Plaut. Truc. 288). Как указывает Онианс, «волосатость считалась признаком половых сил, а лысина изобличала утрату семени» (1999: 232–3), что подкреплялось наблюдением, по Алкмеону в передаче Аристотеля, что волосы бороды начинают расти тогда же, когда начинается половое созревание, и, соответственно, производство семени (24 А15 DK). Безбородость же увязывалась с бесплодием, будучи характерной для евнухов (Arist. Gen. Anim. II.746b).

В это верили не только греки: семитский богатырь Самсон также потерял всю свою силу, когда был обманом обрит налысо (Iudicum XVI.19). Именно по этой причине, к слову, во все времена так неприлично было, если женщина ходила с распущенными волосами: концептуально она тем как бы выставляла на всеобщее обозрение свою плодородность и воспроизводящую мощь.

Касается всё это и рогов, ведь, по Ониансу, «то, что растет из головы … воспринимается как продолжение того, что находится в самой голове» (Ibid. 235). Демокрит, согласно Элиану, считал, что рога оленя состоят из жидкости головы, которая за счёт избытка своей силы не способна больше удерживаться внутри, и «выходя за пределы тела, затвердевает, поскольку воздух охлаждает ее и превращает в рог» (Ael. NA XII.18–21 = 68 А153 DK). По той же логике функционирует и знаменитый «рог изобилия», по самой известной версии отломившийся с головы вскормившей самого Зевса козы Амалфеи.

«Рога считались продолжением мозга, стихии порождения, поэтому „рог“ и „мозг“ назывались родственными словами», продолжает Онианс. Так, легко заметить единство происхождения у таких слов как лат. cornu, греч. κέρας, нем. horn, означающих «рог», с одной стороны, и лат. cerebrum, греч. κάρα, нем. Hirn, которыми именовали голову или мозг, с другой.

«Отмечалось также, что рога полностью развиваются по достижении зрелости, как и волосы», они «есть проявление порождающей мощи и используются … преимущественно в половой жизни», в частности, самцами в брачных схватках за самку (Ibid. 236–7). Так вот всё изящно сходилось в мировоззрении греков.

В особенности ценился такой рог, который присутствовал на теле в одном экземляре, то есть у единорога и того, кого греки называли «скифским ослом», иначе же он именовался ῥινόκερως, сиречь «носорог». Такие рога полагались воплощением производящей силы природы: как сообщает Онианс, в его время носорогов всё ещё активно истребляли, поскольку их рога считались сильным афродизиаком (Ibid. 244).

По той же причине из рога так любили пить: в нём любая жидкость как бы приобретала свойства жизненной силы, и потому-то, пишет Онианс, «языческая вера в могущество рогов побудила христианскую церковь запретить питье из рога. Им можно было воспользоваться лишь в том случае, если никакого другого сосуда не было под рукой, и то предварительно осенив себя крестным знамением» (Ibid. 244).

Человеческий «рог», впрочем, греками помещался не в районе головы, а пониже: слово κέρας, например, у Архилоха (fr. 171), служит эвфемизмом для обозначения фаллоса. Именно таков смысл у насмешки Гектора над Парисом, которого он именует «хвастун, гордый рогом (κέρα αγλαέ), преследующий девиц» (Il. XI.385). Потому же англоязычные называют сексуально возбуждённого человека «рогатым», horny.

Итак, «рогатость» означает сексуальную и не только силу и мощь, и, соответственно, обладать ею вовсе не плохо, совсем напротив. Как же это превратилось в столь дурной эпитет? Логика тут такая: потерпевшему измену как бы не хватало оной «рогатости», что и сподвигло супругу искать удовлетворения на стороне. Это как бы вызывало у бедолаги стремление исправить упущение, в чём ему старались помочь окружающие: так, в Средние века сострадательные знакомые и соседи утешали его, украшая голову рогами, пишет Онианс, «чтобы вернуть ему недостающую сексуальную мощь и задор» (1999: 239).

В этом обманутый муж как бы уподобляется оленю, который в случае если теряет рога, также утрачивает как смелость, так и стремление к самкам (Ibid. 244). Овидий пишет о том, как у него на голове появились «поздние рога» уже после измены возлюбленной (Ov. Amor. III.11.6), хотя требовались раньше. Позднее, в Средневековье, прежний смысл забывается, и остаётся только всем известный.

Библиография
Сокращения античных авторов приводятся по OCD и LCJ.

Р. Онианс, На коленях богов, М.: Прогресс-Традиция, 1999 [1951]

М. А. Корецкая, «Смерть в терминах престижной траты: взаимная конвертация хюбриса и харизмы», Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология», № 2(16), 2014

Л. Я. Жмудь, Наука, философия и религия в раннем пифагореизме, СПб: «Алетейя», 1994

1.0.3 от 2.8.2025

Благодарности: подписчики-цари царей: Fabulous Bill, подписчики-басилеи: Mikhail Nikorich, ΛVΔ∇, Kazasker, Аркадий Гонорий, подписчики-эвпатриды: Fire Walks With Me, Anton Shamray

Оставить комментарий

Популярные посты: