Уходящий Краматорск

^{Местные жители стоят у многоквартирного дома, поврежденного во время обстрела. Фото REUTERS}

Закрываю глаза и вижу дым. Серый и туманный, разрезающий вдоль розовое от заката небо февраля. Это заводской дым — бодро и уверенно клубящийся с краматорских заводов. Мы этого дыма не боимся, мы привыкли. Десятки цехов, что возвышаются над многоэтажками, ежедневно дымят в атмосферу и тем самым подтверждают работоспособность города. Нашего города — гиганта машиностроения, которым мы гордимся. Тогда, в феврале, мы еще дышали жизнью, хоть и с дымом.

Март пришел в Краматорск не весной и цветами, а митингами и флагами. В феврале мы ходили кататься на санках к площади, а в марте туда же — бороться за самоопределение. Раньше в центре города выступали ансамбли — пели и танцевали, пасечники устраивали ярмарку меда, еще осенью на этой же площади проходил традиционный городской парад невест, и летели в небо воздушные шары. На площади имени Ленина всегда «толпились» голуби — они не боялись нас, и мы ходили их кормить. Голуби — символ Краматорска. В марте они нас покинули, оставили вместо себя разбросанные листовки и затоптанные флаги.

Вообще в Краматорске было два замечательных праздника: День города и 8 Марта. Я ходила практически на все концерты, приуроченные к этим дням. С Женским днем в этом году нас поздравлял Сосо Павлиашвили. Как всегда, праздник начался с того, что мы дружно пели негласный гимн нашего города, песня звучит так: «НКМЗ — судьба моя и гордость, могучий сплав свершений и мечты». Не нужно удивляться, что на 8 Марта мы пели про завод, а не только про женщин, потому что для 80% населения Краматорска завод — действительно как дом, часть жизни и опора в будущем. В том будущем, в которое тогда еще можно было верить.

Все изменилось в апреле. Мы знали, мы слышали, мы сочувствовали и сопереживали «славянам». Эти 15 километров трассы между Краматорском и Славянском… Если еще прошлым летом съездить покупаться на Славкурорт и Краснолиманские озера не составляло никакой проблемы и было радостью, то в апреле, как ни цинично, я была благодарна этим 15 километрам, отделяющим пока что наш спокойный Краматорск от Славянска. В эти теплые дни, когда все силы природы были против войны, даже невозможно было выехать на озера. Да и вообще никуда, жизнь завертелась в пределах квартиры. Тем не менее мы жили притухшие, но жили.

Однажды в будний день над городом начал кружить истребитель. Позже стало известно, что на краматорском аэродроме в этот день шел первый серьезный бой: украинская авиация пыталась отвоевать аэродром у ополченцев. В этот день у нас были первые человеческие жертвы, погибли люди. Всеобщая паника и страх захватили мой город.

На следующий день в Краматорск пожаловали новые гости: по городу колонной проехали танки. При этом воздушную зону истребители все равно не покидали. Многие говорили, что ничего не надо бояться, это просто разведка. Я тоже не боялась, пока не узнала историю о том, как старика в собственном огороде, обстреливая вокруг ног кольцом, украинская разведка поставила на колени. Или как «мирный БТР» в районе поселка Пчелкино просто изжевал под своими зубчиками автомобиль.

В начале мая Краматорск по-настоящему «замерз». На улице почти не было людей, в магазинах — полупустые прилавки, на лицах — ужас и страх. Мы засыпали и просыпались под взрывы и стрельбу. Часто звенели окна, иногда приходилось прятаться во внутренних комнатах. Однажды нас бомбили всю ночь, я считала: три взрыва в минуту, а на «десерт» — пулеметные очереди. В центре города — обгоревшие автобусы и люди в военной форме с оружием. Дым от завода НКМЗ казался счастьем по сравнению с дымом от разрыва снарядов…

Правда, 9 мая Краматорск как будто на миг проснулся. Все было так же, как и год, и пять лет назад. Парад, ветераны в слезах, бодро горящий Вечный огонь и песни военных лет. Жители города дружно несли в руках 60-метровую георгиевскую ленту, безусловно, как символ мира.

В июне, когда я уезжала, ситуация накалилась до абсурда: люди привыкли жить со взрывами. Если в мае мы еще верили, что вот-вот, завтра или через неделю, война закончится и мы пойдем привычной дорогой на завод или поедем на озеро, то в июне вера начала улетучиваться.

Как после происходящего мой Краматорск может оставаться тем же городом? Городом, где счастливо росли мои родители, где я училась в автошколе, в которую сейчас попал снаряд, где моя бабушка работала на пищевой базе и куда тоже попала бомба.

Я очень люблю родной город, и, конечно, мне хотелось бы, чтоб о Краматорске знали. Знали о нашей промышленности, о гиганте тяжелого машиностроения НКМЗ, о наших парках, дворцах культуры, о талантливых детях. О том, что для многих людей наши заводы — это действительно судьба и гордость, которые теперь у них отбирают.

Когда мы раньше поздравляли друг друга с праздниками, между слов, не задумываясь, желали мира. И вряд ли тогда мы знали, как это пожелание будет актуально сейчас. Краматорск превращается в руины, страдают здания, но в сто раз хуже — страдают люди. В наше время в городе две недели не было воды, по нескольку дней краматорчане жили без света и средств связи. И нет, наверное, сейчас желания сильнее, чем увидеть свой город таким, как до войны: открытым и теплым, приветливым и гостеприимным.

Алина МИХАЙЛЮК,
Краматорск — Москва