Учился

polozov — 27.02.2011 Практически четверть своей жизни я потратил на обучение в ВУЗе.

На протяжении шести долгих лет я постигал медицину в стенах Санкт-Петербургской государственной педиатрической медицинской академии. Этот пост задумывался вполне себе давно, еще во время моего обучения на 6 курсе академии, но разные причины мешали мне основательно над ним поработать. Слишком много воспоминаний, эмоций и впечатлений, как отрицательных, так и положительных, связаны у меня с этим местом. Я постараюсь рассказать, почему, я выбрал этот ВУЗ и как я, собственно в нем учился, о тех людях, которых я встретил в стенах академии, о тех преподавателях, которые особенно мне запомнились. По указанным выше причинам, пост получился такой графоманский, извините уж.

Начну сначала. В одном из своих прошлых постов, я уже писал, что не с первого раза поступил в академию, о чем, кстати, ничуть не жалею. А поступил я со второго раза. Как же это было. Я выбрал самый верный и самый беспроигрышный, на то время, путь к своему студенчеству. В то год, когда я поступал, в академии существовал и, возможно, существует до сих пор, факультет до вузовской подготовки, который включает в себя подготовительные курсы (они мало что дают) и так называемое подготовительно отделение (они гарантируют поступление на сто процентов). Естественно, я пошел на подготовительное отделение, которое представляло собой фактически школу. Там преподавались профильные предметы, те предметы, которые мне предстояло сдавать в качестве вступительных экзаменов на первый курс (они же выпускные экзамены на подготовительном отделении), а именно: биологию, химию, русский и литературу. А еще там, по непонятным мне причинам преподавалась физика. Преподавателями на подготовительном отделении были сотрудники профильных кафедр академии. Все они, за небольшим исключением, подходили к занятиям довольно формально, было видно, что занятия с нами тяготили их. Занятия длились с 9:30 до 14:00. Учился я на подготовительном отделении, на протяжении полугода — с декабря по май. После обучения пришла пора вступительных экзаменов, которые были настоящей профанацией. Вопросы из билетов нам заранее раздали, темы сочинений тоже. Во время этих экзаменов, преподаватели, которые должны были нас контролировать, демонстративно отворачивались и читали газету, изредка они вставали, для того чтобы решить нам те задачи, которые мы решить затруднялись. Естественно, все сдали на «хорошо» и «отлично» и все поступили. Следует отметить, что вступительные экзамены мы сдавали много раньше основного потока, и после того как мы их успешно сдали, нас заставили работать в приёмной комиссии. Мне досталась самая плохая работа — я объяснял абитуриентам, как правильно заполнять заявление на поступление. Дни напролет я неустанно говорил и объяснял испуганным абитуриентам, что нужно писать в заявлении, и как надо это писать. Так я познакомился со всеми своими будущими сокурсниками, так как через «мои руки» прошли абсолютно все из них. Многие меня запомнили, говорили потом, что я объяснял им про заявления, я же помнил единицы, симпатичных девушек в основном.

А потом было распределение по группам, я, и те, с кем я особенно сдружился на подготовительном отделении, сформировали группу 103, к нам случайным образом попали еще 3 человека, и в составе 13 будущих педиатров нам предстояло проучиться вместе 6 лет, а впереди был мой первый курс студенчества.

Первый курс встретил меня уже немного подготовленного к реалиям нашей академии. Дело в том, что с декабря 2004 года я работал на кафедре гистологии. По мнению многих студентов, эта кафедра является одной из самых сложных для обучения и сдачи экзамена в нашей академии. Мне пришлось туда устроиться, так как для поступления на подготовительное отделение была нужна трудовая книжка, так я ее получил.

На первом курсе преподавалось множество предметов, в основном общих, но наиболее яркие воспоминания у меня связаны с двумя из них — это анатомия и латинский язык. Моя первая встреча с анатомией произошла в первый же день моего студенчества — 1 сентября 2004 года. Занятия у нас вела очень строгая, чрезвычайно требовательная преподаватель. В первый же день на нас обрушилась море из латинских терминов, и совершенно новых для нас понятий, нам показали настоящие человеческие кости, на которых мы должны были выучить все анатомические образования, все эти бугорки, борозды, бугристости, отростки, поверхности, щели, вырезки, каналы, впадины и выучить это все на латинском языке. Скажу прямо — было сложно. К концу первого курса, благодаря той самой строгой преподавательнице я знал анатомию очень неплохо. Спасибо вам большое, Аида Равильевна, если бы вы не заставляли нас своей строгостью зубрить материал до состояния «от зубов отскакивает», многого из анатомии я бы к сегодняшнему дню и не помнил бы.

С преподавателем латинского языка мне повезло много меньше. Ее звали, кажется, Зоя Александровна, и она очень уважала алкоголь. Мне не повезло больше всех — я сидел за первой партой и каждое занятие вдыхал запах ее перегара. Помимо тяги к бутылке, Зою Александровну очень тянуло к нашим деньгам, в конце семестра, она устраивала платные, достаточно недешевые «дополнительные занятия», на которых мы отрабатывали пропуски и двойки. Обойти эти платные занятия было совершенно невозможно. Характерной особенностью Зои Александровны было то, что в пьяном виде она гораздо внимательнее и придирчивее проверяла наши контрольные. Вот уж действительно мастерство не пропьешь. Опыт с латинским языком закалил меня, больше денег преподавателям я не платил, и это было принципиальной позицией.

Еще у нас была биология, или как она называлась у нас — медицинская биология. Из этого курса, мне больше всего запомнился раздел ~~глисты~~ паразитология, было действительно, довольно интересно. Я помню, на одной лабораторной работе, мы должны были, глядя в микроскоп, по виду яиц того, или иного червя-паразита, назвать вид этого червя, сложно было и интересно.

А еще была химия, в первом семестре — органическая, во втором — неорганическая. Когда я учился в школе, я думал, что знаю химию очень хорошо. Я действительно ее хорошо знал, но только в рамках школьной программы. Первый курс ВУЗа показал мне, что в химии я полный профан. Мне очень сложно давался этот предмет, я его не любил, часто прогуливал. Преподаватели отвечали взаимностью на мою нелюбовь к их предмету, не сложилось у нас, в общем.

Естественно, на первом курсе, нам преподавали множество общих предметов, историю, культурологию, физику, в которую входили собственно физика, математика и информатика. Все эти предметы, за исключением физики, преподавались нам очень формально, зачет было получить крайне легко, зачастую вполне хватало принести преподавателю скачанный из интернета реферат, либо просто отксерить какую-нибудь очередную кафедральную методичку.

Больше про первый курс ничего сказать не могу, в летнюю сессию мы сдавали биологию, органическую химию, латинский язык и физику. Сдал я ту сессию с переменным успехом, и без труда перевелся на второй курс.

Второй курс, помимо упомянутой выше анатомии, запомнился мне гистологией, с которой никаких проблем у меня не было и не могло возникнуть по определению. Напомню, я все еще работал на этой кафедре. С анатомией все было так, как и раньше — крайне обширный материал, крайне много зубрежки. Но было уже проще, ведь к этому времени, мы уже успели кое-чему научиться, например, бегло читать учебник, неплохо ориентироваться в терминологии на латинском, понимать логику терминообразования в анатомии. Но самое главное, именно со второго курса, студенты-медики вплотную сталкиваются с трупами. Я помню, как на первом курсе меня раздражал вопрос от людей не из медицины. Первое, что они спрашивали, узнав, что я учусь в медицинском было: «Че, трупы режешь? И как? Гыгы», так вот, со второго курса, я, наконец, смог ответить на этот вопрос утвердительно. Надо сказать, что с трупами на нашей кафедре анатомии дела обстояли не важно. Их было немного, и все они мало походили на людей, настолько истерзанными предыдущими поколениями студентов они были. Но это все равно были настоящие трупы, живущих когда-то людей, необычное было впечатление.

С гистологией же были большие проблемы у всех моих одногруппников, которые я старался решать по мере своих скромных возможностей. Я договорился, и моя группа попала к довольно хорошему преподавателю, а потом к самому лояльному экзаменатору. Однако, несмотря на мои усилия, проблемы у одногруппников все равно возникли на этапе получения зачета, каждому из них пришлось заплатить по полторы тысячи рублей для решения этих проблем. Зато на экзамене было все хорошо.

Еще, на втором курсе у нас появился новый предмет — микробиология. На этом предмете мы изучали бактерии, все о бактериях, их строение, виды, классификацию, питательные среды, на которых они растут, болезни, которые они вызывают, иммунитет, который им противостоит, антибиотики, которые помогают иммунитету противостоять им. Предмет мне нравился. Было интересно выращивать всяких микробов в чашке Петри. Я помню, как мы культивировали собственных микробов. У меня тогда была дырка в зубе, и я насеял бактерии, которые копошились у меня в этой дырке, выросли какие-то жуткие палочки, и преподаватель сказала, чтобы я немедленно шел к стоматологу.

Больше ничего существенно о втором курсе припомнить не могу, все прошло относительно для меня легко и безболезненно.

Третий курс, по рассказам старшим товарищей, не обещал нам ничего хорошего, ибо ждали нас «ужасные» предметы (опять же по рассказам старших) — патологическая анатомия и патологическая физиология. Оказалось, что ничего страшного в этих предметах нет и в помине, преподаватели нам достались понимающие и довольно халявные, да и сами дисциплины показались мне тогда не самыми сложными, все прошло очень гладко и довольно скучно, поэтому ничего особенно об этих двух кафедрах вспомнить не могу.

Остановлюсь подробнее на фармакологии, оба семестра на этой кафедре прошли для нашей группы совершенно безболезненно — нам попались вполне милые и адекватные преподаватели, они хорошо давали нам материал, мы отвечали им взаимностью: хорошей посещаемостью и неполным пофигизмом. Поэтому то, что случилось на экзамене, стало для меня большим сюрпризом. Как я узнал впоследствии, моя любимая группа практически в полном составе проплатила этот экзамен преподавателю с характерной фамилией Ротледер. Я же, и еще одна моя одногруппница денег платить не стали и пошли на этот экзамен, что называется наудачу. Экзамен напоминал некое театрализованное действо: те, кто заплатили денег, сдавали все очень легко — экзаменатор с ними много шутил, разговаривал на отвлеченные темы, улыбался, смотрел, как отец родной, в общем. Когда же очередь дошла до нас, Ротледер совершенно переменился, нас накрыл град его сложных, узкоспециальных вопросов и мелких придирок, от его радушной улыбки не осталось и следа, и смотрел он уже совсем не как отец, а как злобная мачеха. Вот оно, уродливое лицо коррупции в образовании.

Еще, на третьем курсе мы встретились с новым предметом — оперативная хирургия. Его у нас вела доцент Пашко, крайне адекватная, женщина, отличный человек, прекрасный преподаватель, ничего плохого про нее сказать не могу. Сам предмет тоже увлекательный. Это, так сказать, введение в хирургию, мы изучали хирургический инструментарий, оперировали трупы. Например, разрежешь труп, и зашиваешь его различными видами швов, или кишечник сшиваешь, или сосуды всевозможные перевязываешь. На этой кафедре, в отличие от кафедры нормальной анатомии трупы были уже куда более похожими на людей, и мы чувствовали себя практически хирургами.

Четвертый курс. Начиная с этого курса, привычный учебный уклад студента-медика коренным образом меняется. Полностью изменяется система обучения, со «школьной», когда каждый предмет идет в свой день недели и в свое время, как уроки в школе, на «цикловую», когда студент изучает медицинские дисциплины циклами, то есть, определенное время мы занимаемся только данной дисциплиной, только в одном месте. Место обучения перенеслось из стен академии во всевозможные больницы города, и мы впервые столкнулись с такими персонажами, как пациенты. Я смутно помню, какие предметы изучались на 4 курсе, их было так много, мы занимались в стольких местах, что все они в моей памяти как-то слились в нечто единое и бесконечное.

Поэтому далее, мое складное «покурсовое» повествование сменится отрывочными впечатлениями времен 4-6 курсов в стенах педиатрической академии. Вопреки общему правилу, я больше запомнил хороших преподавателей, у которых мне повезло поучиться, у которых мне было интересно и не сложно и на занятия к ним я ходил с удовольствием.

На кафедре акушерства и гинекологии мне больше всех запомнилась профессор Тапильская. Она — прекрасный специалист в своей области и рассказала нам много всего интересного, но я запомнил ее не из-за этого, а из-за ее внешнего вида, вернее даже образа. Она всегда одевалась очень ярко и броско, что очень выделяло ее на фоне общей преподавательской серости, у нее был совершенно особенный тембр голоса, мне приятного было его слушать. Мне нравилась ее манера интонировать, играть словами. А еще, она поставила мне 5 на экзамене, ну как ее можно не запомнить и не полюбить.

Кафедра ЛОР-болезней запомнилась мне доцентом Павловым. Он представлял собой довольно специфический тип людей — он всегда выглядел очень усталым, говорил соответственно, и с очень обреченным видом выслушивал наши ответы на его вопросы. При этом он обладал какой-то совершенно уникальной иронией, он умел смотреть на нас таким взглядом, в котором ощущалась сложная смесь из доброжелательности, усталости от нашей тупизны, насмешки, желания нас хотя бы чему-то научить. Преподавателем он был хорошим, умел объяснить так, чтобы я понял, ~~ну просто мама Фореста Гампа.~~

Важной кафедрой в нашем обучении была кафедра факультетской педиатрии, возглавляемая профессором Савенковой. В отличие от многих моих сокурсников, я с теплотой вспоминаю Надежду Дмитриевну. Она была настоящей истеричкой, психопаткой и самодуром, подлинным человеком настроения. Все на кафедре это знали, и всегда информировали друг друга, например, так: «Шеф сегодня не в духе». Но я с теплотой вспоминаю ее. Несмотря на все эти ее закидоны, она была все-таки добрым человеком, быстро отходила. Могла наорать, а через пять минут с не меньшим азартом похвалить. Такие люди мне всегда более интересны, чем однозначные злодеи и топорные герои.

Интересным циклом была психиатрия. У нас был очень хороший и интересный преподаватель, но в этом цикле мне более всего запомнилась сама психиатрия. Это поразительно интересная, и очень сложная дисциплина. Люди, которые идут работать в психиатрию, заслуживают подлинного уважения. Я бы не смог. Я впервые в жизни столкнулся тогда с психически больными людьми, и это был интересный опыт. Человек физически совершенно здоровые, и вместе с тем очень-очень больные. Особенно мне запомнилось несколько пациенток. Первая из них — молодая красивая девушка 19 лет из нормальной семьи, вдруг начала слышать голоса в голове, которые призывали ей покончить собой, что она и намеревалась сделать. Чудом спасли и положили на лечение в психиатрическую больницу. Шизофрения. Вторая, взрослая женщина, которая, по ее словам, каждый день беременела от разных известных личностей. Мы гадали, от кого она «забеременеет» сегодня. «Отцами» ее детей были в разное время Николай Басков, Владимир Путин, Сергей Брилев, Иосиф Кобзон, а однажды она «забеременела» от Винни Пуха. Третья, тоже взрослая женщина. Она долго и очень убедительно рассказывала нам, какая у нее прекрасная семья, какие хорошие дети, какой заботливый муж. Стоит ли говорить, что у нее никогда не было ни мужа, ни детей, все они живут в ее внутреннем. Что и говорить, психическое расстройство, несомненно, страшнее телесного, от которого есть хотя бы какие-то лекарства.

Большое впечатление произвел на меня интернат в Павловске, небольшом городке, под Петербургом, в котором нам довелось побывать на цикле генетики. Там содержаться дети с различными генетическими дефектами. Уведенное там, произвело на меня тяжелое впечатление, не представляю, как там работают люди, какая крепкая у них психика. Там я увидел множество волонтеров из развитых европейских стран, которые просто приехали бесплатно ухаживать за больными русскими детьми. Как мне было стыдно за страну, которая полна нефте- и газодолларов, и которая не может обеспечить достойный уход за своими больными детьми, от которых отказались родители, и для которых государство — единственная надежда на жизнь.

На кафедре госпитальной педиатрии, я запомнил профессора Барышек Елену Валентиновну. Это очень суровая на вид дама, которую боялись многие мои однокурсники. Так вот, она оказалась очень милым человеком. Она легко меняла гнев на милость при виде шоколадки, или небольшой елочки в канун нового года. А еще она очень любила свою работу, они лично контролировала нашу посещаемость лекций, лично присутствовала на каждой из них, ходила по рядам, шикала на особо разговорчивых, делала замечания по ее мнению невнимательным, раздражалась, когда я смотрел кино в ноутбуке. Очень изобретательно Елена Валентиновна подходила к вопросу проверки посещаемости лекций. При входе в аудиторию, она выдавала нам бумажки с ее личной врачебной печатью, при выходе, эти бумажки, на которых мы писали свои фамилии, возвращались обратно. Интересно, что на каждую лекцию бумажки были своего цвета, так что обойти эту проверку было очень сложно. Нас на курсе было человек 300, могу представить, какой объем работы она выполняла, нарезая эти бумажки и ставя на них свою печать.

Абсолютным победителем в номинации «самый скучный предмет» стала для меня дисциплина с названием гигиена. Я даже не могу припомнить, на каком курсе она была, то ли на третьем, то ли на четвертом, а может быть и там, и там. Ее у нас вел скучнейший и зануднейший преподаватель по фамилии Антонов, не помню его имени и отчества. Мало того, что сам предмет поразительно, всепоглощающе скучен, так еще и преподаватель такой попался. Я просто физически не мог не спать на гигиене, чем дополнительно злил преподавателя, обрекая себя на долгое с ним общение впоследствии. Не могу точно вспомнить, что именно мы изучали на гигиене, помню лишь какие-то отрывки: мы измеряли яркость света, высоту столов, какие-то параметры окон, составляли индивидуальное меню, рассчитывали какие-то индексы, а еще, я точно помню, что именно на гигиене, я впервые услышал слово «неудобоваримый», теперь это слово частенько мелькает в моей устной и письменной речи.

С большой благодарностью я вспоминаю доцента Кцоеву с кафедры факультетской терапии, она была очень подвижной женщиной, много и громко смеялась, а ее образ напонимал мне Круэллу Де Виль, из 101 далматинца. Именно она привила мне любовь к терапии, которой я сейчас занимаюсь, и спасибо ей за это. Меня сильно раздражало в академии несколько вещей. Главное — это всевозможные сыночки и доченьки — дети высокопоставленных (и не очень) сотрудников академии. Им все очень легко давалось, они совершенно без напряга получали свои пятерки на экзаменах, и даже умудрялись хвастаться нам, простым смертным, своими успехами в учебе. Они могли невозбранно прогуливать любые занятия, все сходило им с рук, без особых проблем. Фу.

Признаться, я задумывал этот пост в крайне негативном ключе, но со временем, негатив мой в основном прошел, в памяти остаются лишь светлые воспоминания. Воспоминания о группе, которая стала для меня за 6 лет практически родной, мы все были очень дружны, часто проводили время вместе вне учебы, часто общаемся и теперь. О сессиях, когда шел активный мозговой штурм, когда заготавливались шпаргалки, когда мы пытались сдавать темы коллективным разумом, когда пили после успехов или неудач.

Я ни разу не был в академии после ее окончания, не тянет меня туда совсем. Воспоминаний о ней и общение с людьми, которые стали дорогими мне, благодаря академии, для меня достаточно.

Невозможно припомнить все, что происходило со мной за эти 6 лет, и в жизни, и в учебе было так много событий, важных и не очень, которые очень меня изменили, заставили смотреть по-другому на многие вещи. Я постарался очень поверхностно описать свои впечатления от учебы.

Все-таки, это было хорошее время.

Сохранено