Туркмения моей молодости (часть 2-я)

топ 100 блогов otrageniya18.07.2019 Туркмения моей молодости (часть 2-я)

(начало, часть 1 - https://softranger.livejournal.com/700827.htmll)

Наши люди в Средней Азии

Утром мы собрали вещи, благо их было совсем немного, и поехали в аэропорт. Билеты до Ашхабада мы взяли без проблем, но до отлета оставалось еще пять часов. Возвращаться домой мы не стали и поехали купаться на Безлюдовский карьер, который был в десяти минутах езды и двадцати ходьбы от аэропорта.
Перелет помню плохо. Помню, что летели четыре часа, что летели над Каспийским морем, практически скрытым под панцирем из облаков, что кормили нас жареной курицей. Остальные детали стерлись. Приземлились мы в Ашхабаде уже практически ночью. Помню, что меня удивили люди, спавшие на привокзальной площади, в сквериках прямо на земле, на расстеленных подстилках. Причем, это были явно не бомжи, а пассажиры, ждущие своего рейса.


Мы взяли такси и поехали на железнодорожный вокзал. Здесь Толик, увлекавшийся в то время йогой, встретил восходящее среднеазиатское солнце в позе “подмассана”. Я хорошо помню эту картинку – Толик, сидящий в позе йога на невысоком каменном заборе и вылезающее из-за горизонта с бешеной скоростью солнце. Вылезло, и вмиг ночная прохлада сменилась сорокоградусной жарой.

Толик ткнул наугад пальцем в карту поближе к афганской границе и прочитал: “Душак. Мы едем в Душак”. Об этом нашем намерении он и сообщил кассирше в привокзальной кассе. Та молча выдала нам билеты, и мы пошли встречать поезд. Среднеазиатский поезд отличается от нашего примерно также, как туркмен отличается от европейца. Во-первых, поезд ходит по одноколейной дороге. Экономия рельсов оборачивается потерей времени, приходится ждать встречный на разъездах. А куда спешить в пустыне? Во-вторых, в туркменском поезде войти в вагон можно как через дверь, так и через огромные, постоянно открытые по случаю жары окна. По крайней мере я, не пожелав толкаться у двери, вошел в поезд через окно.

За окном проплывала пустыня, усеянная редкими колючками. На горизонте пустыню, плоскую как стол, завершали зубцы гор, как будто нарисованные на полотне обесцвеченного неба. Это были афганские горы, но в то время слово Афганистан нам еще ни о чем не говорило – ни о хорошем, ни о плохом. Иногда унылый ландшафт “оживляли” колючие четырехугольники зон для заключенных.
Нашими соседями по купе были веселые студенты, ехавшие куда-то грызть гранит науки. На их вопрос “А вы куда едите?”, мы ответили … Не помню как, но соврали, почувствовав себя при этом Остапом Бендером из “Золотого теленка”. Просто путешествовать без группы и экскурсовода, да еще приграничной зоне, в те времена было как-то не принято. Вот и цель нашей поездки – Душак. Мы выпрыгнули из поезда и сразу почувствовали неладное. По обе стороны состава через каждые десять метров стояли автоматчики. Тут же нас и повязал ближайший из них. “А что мы тут делаем? ”, - участливо спросил он у нас голосом, не предвещавшим ничего хорошего. “У нас билеты до Душака”, - ответил Толик, протягивая билеты пограничнику. “Да?” – ответил тот, - “А до Теджена не хотите?”. Через некоторое время выяснилось, что Душак – закрытый городок и выходить здесь позволено только местным, а кассирша-сволочь, не сказав ни слова, просто продала нам билеты до ближайшего “разрешенного” города. “Шутка” кассирши дорого обошлась бы нам, особенно учитывая неопределенную цель нашей поездки, но на наше счастье пограничник оказался нашим земляком, с Украины. Мы успели вскочить в отъезжающий поезд, чем немало удивили наших и без того озадаченных попутчиков-студентов. Теджен, так Теджен. Какая к черту разница!

Теджен встретил нас одноэтажными домами, чахлыми деревьями, увешанными гирляндами из хлопка, который здесь просто летал в воздухе, и мирно пасущимися на улицах верблюдами. Общий цвет окружающего пейзажа был пыльно-бледно-бело-зеленым. Мы поселились в местной гостинице, в которой было то ли два, то ли три этажа (небоскреб, однако!) и отправились на восточный базар. Толик первым делом напоил меня кумысом. Вкуса не помню, но пошло нормально. На базаре была масса фруктов и приветливых продавцов. Толик привычно торговался, сбивая цену чуть ли не в два раза. Это особенность местных базаров. Кроме того, туркмены считают в уме, как бы это помягче выразиться, не очень хорошо. Поэтому во всех кафе, например, они, чтобы себя не обидеть, значительно завышают цену, округляя ее в большую сторону. Однако, если начать возмущаться, то, благодаря их неуверенности, вполне можно сбить цену и ниже реальной. Мы долго торговались по поводу прекрасного винограда с одной из продавщиц. Но Толик вдруг передумал, и мы купили огромную дыню. Есть мы ее уселись на веранде чайханы. Дыня была сочной и сладкой как мед. И очень сытной, так что уже на середине дыни пот струился с нас градом, и мы разделись до пояса. Наши херсонские дыни со среднеазиатскими и рядом не лежали. С другого конца базара нам, широко улыбаясь, помахивала не купленной гроздью винограда кокетливая туркменка.

Подкрепившись, мы решили заняться делом. Но фотонабор с самого начала откровенно не заладился. Довольно быстро выяснилось, что незадолго до нас район уже “прочесали” предприимчивые кавказские джигиты. В результате наш улов был просто мизерным. Мы по инерции еще обошли ряд дворов с непременными лежанками, поднятыми на сваях над землей, укрытыми коврами и подушками и задрапированными марлей или сетками от комаров. Люди в Туркмении днем в жару не работают. Сиесту они проводят, забравшись на эти лежанки. А вокруг по двору бегает масса голопузых детей. Заботы с детьми у туркменов до первой девочки в семье. Дальше уже старшая дочь ухаживает за младшими детьми. Во многих дворах лежали красивые ковры ручной работы из грубой верблюжей шерсти – на продажу. Их тут же, прямо во дворе и изготавливали.

Поняв бесперспективность наших усилий, мы решили вернуться в гостиницу и спросили дорогу возле одного из дворов. Оказалось, что непременным условием оказания такой услуги является приглашение в дом на чашку чаю. В огромной комнате не было ничего, кроме ковра на полу и буфетов с массой чайников у одной из стен. На ковре кругом сидели мужчины, пили зеленый чай, ели дыни и кукурузу и вели неспешную беседу “за жизнь”. А раскрепощенные женщины Востока сновали с пустыми и полными чайниками на кухню и обратно. Сидеть им вместе с мужчинами, а, тем более, принимать участие в мужской беседе, как мы поняли, не полагалось. После того, как мы выпили штук десять чашек чая и рассказали, кто мы, откуда и как мы там вообще выживаем зимой, нас отпустили, указав искомое направление.

В гостинице у нас проснулся аппетит, и я спустился вниз, в гостиничное кафе. Там я застал вдребезги пьяную компанию человек из десяти, которая заказала по бутылке пива и по стакану сметаны на нос. Судя по составу меню, компания была озабочена поднятием своего сексуального тонуса. То есть они двигались по стандартному сценарию – водка, потом бабы, которые некрасивыми после водки не бывают. Пиво пошло на ура, а про сметану они просто забыли. Компания уже вываливалась на улицу, когда подошла моя очередь. Шустрый малый из кафе уже хотел “сэкономить” поднос со сметаной, убрать его назад, но я уверенно остановил его: “Куда?!”. “А вы с ними?”, - промямлил он. “Канешно, дарагой!”, - ответил я и пошел кормить Толика шаровой сметаной. Вечером мы решили уехать из славного города Теджена и двинуться дальше – в Мары.

Мары – это областной центр, чуть ли не самый южный городок в бывшем Союзе. Южнее только Кушка. Такими я по фильмам представлял себе небольшие южные американские городки. Прямые широкие улицы с небольшими белыми домами и пальмами вдоль дороги. Кстати, когда я через год “по наводке Юрия Антонова” умчался на море в Сочи, я познакомился на пляже с двумя симпатичными сестричками, которые оказались родом из Мары, а на море заехали перед поступлением в институт кинематографии в Москве. Вот такие вот совпадения.
Мест в местной гостинице, как ни странно, не оказалось, и нам посоветовали поискать счастья в гостинице для спортсменов на местном стадионе. Спортивная гостиница представляла собой одноэтажные бараки с постоянно открытыми на улицу дверями, а спортсмены состояли сплошь из подозрительного вида личностей, больше смахивающих на наркоторговцев или на их клиентов. Кстати, когда однажды в Харьков приехал знакомый моей кумы Танечки Сумец, грузин из Бакуриани, и поселился на пару дней у меня, так как в харьковских гостиницах тогда существовало негласное правило “черных не селить”, то первый вопрос, который он задал мне со своим специфическим акцентом, был: “А гдэ тут у вас можно сбыть крупную партию наркотиков?”. Я понимаю теперь, что он просто “колотил понты”, хотел произвести на меня впечатление своей крутизной, но можете представить себе мои ощущения. Дело было в застойные годы, когда наркотиков у нас не было по определению, так же, как и пресловутого секса.
Мы подошли к единственной девушке, не внушавшей больших подозрений, и спросили: “А где администратор?”. “Вам что переночевать надо?”, - спросила девушка, - “Да вон пустые кровати, занимайте”. Таким образом, формальности при поселении в “гостиницу” были сведены до минимума. Как-то через пару дней вечером появился-таки какой-то пьяный хмырь, который назвался хозяином и стал требовать денег за проживание. Но так как в его голосе не было слышно уверенности, Толик нахально заявил, глядя ему в глаза, - “А мы уже платили”. “Когда?”, - на всякий случай переспросил “хозяин”. - “Позавчера”. - “Ну, дайте хоть рубль!”, - уже смиренно попросил хмырь. Рубль мы ему дали, и это была вся плата за наше четырехдневное проживание.

Ни разу не видел, чтобы по стадиону, не территории которого мы жили, кто-то бегал. Да и какому умному человеку придет мысль не то что заниматься спортом а, вообще, вылезти под палящее солнце в сорокаградусную жару. Умному, конечно, не придет, а вот мне пришла мысль позагорать на футбольном поле. Я, вообще, любил быть загоревшим. Зимой я белел и поправлялся, а летом чернел и высушивался. В последнем состоянии я чувствовал себя гораздо комфортнее. Если зимой при росте 182 см я мог весить до 86 килограмм (особенно когда ходил “качаться” в зал штанги и литрами поглощал молоко), то летом мой вес естественным образом опускался до 76 - 74 килограмм. Единственный дискомфорт, который я при этом испытывал – это то, что я замерзал, совершая долгие заплывы в море, даже при достаточно теплой воде (22 – 24 градуса). Но хватит цифр. Итак, я решил, что среднеазиатский загар мне не повредит. Я взял полное ведро воды и вышел на поляну стадиона. Пролежал я минуты три. После этого вылил на себя полведра воды. Еще через три минуты я вылил на себя оставшуюся половину и позорно бежал с поля (чуть было не добавил “боя”). Несложный подсчет показывает, что для того, чтобы позагорать часа три (как на море), необходимо 30 ведер воды. Сказал, что хватит цифр, а сам… Это во мне говорит преподаватель математики. Кстати, местные старики-аксакалы ходят в самую жару в теплых байковых халатах.

По вечерам мы с Толиком устраивали безумное чаепитие. Почему безумное? Да потому, что мы выпивали вдвоем на ночь полный трехлитровый чайник зеленого чая (без сахара). И при этом спокойно спали до утра без всяких позывов к вставанию. Вся поглощенная жидкость мгновенно испарялась через поры. В этом и состоял народный секрет лечения почек. Для меня, как я понимаю, это была профилактика. Хотя, учитывая
ассортимент поглощаемых мною до и после этой поездки напитков, мне, скорее, нужна была бы профилактика для печени. Чай казался нам очень вкусным. Дома я пью только черный чай с сахаром и лимоном. Но дома не так жарко.

Питались мы в основном овощами и фруктами, лишь пару раз отведав для разнообразия шашлык из барашка в местной харчевне. Как-то мы купили на улице арбуз. Очень хотелось поскорее с ним разделаться, а ножа у нас не было. У нас вообще ничего с собой не было. Путешествовали мы исключительно налегке. Из своих вещей я помню только пресловутые “одну рубашку и одни брюки”. Наверно, все же было что-то еще, но, наверняка, очень мало. Итак, нужно было что-то срочно делать с арбузом. Я предлагал попросить у кого-нибудь нож, но Толика простые решения не устаивали. Он вспомнил, что когда-то занимался каратэ, и убедил меня, что разобьет арбуз ребром ладони, и брызг не будет. Мы нашли подходящую лавочку напротив какого-то двора, я крепко держал арбуз, а Толик занес руку для разящего удара, видимо представляя, что перед ним кирпич. “Ты уверен?”, - на всякий случай переспросил я. “Абсолютно!”, - ответил Толик и рубанул ребром ладони по арбузу… Ну что вам сказать? Брызг не было разве что непосредственно под лавочкой. Вся лавка в арбузе, я в арбузе, Толик в арбузе, забор тоже в арбузе (как тут не вспомнить старый анекдот “И тут выхожу я в белом фраке!”). Тут же выскочил взбешенный хозяин и начал кричать, что мы испортили ему лавку и забор. Пришлось нам ретироваться, на ходу поедая то, что осталось от арбуза. Купались мы под ближайшей водной колонкой.

Надо сказать, что мы умудрились искупаться даже в местной речушке, несущей с большой скоростью желтые воды свои по узкому руслу. Правда, у нас хватило ума не нырять в такой воде. Кстати, вспомнил наше студенческое развлечение на Ворскле, реке с таким же быстрым течением в местах сужения русла, но с гораздо более чистой водой. Ворскла очень извилиста, и некоторые пляжики расположены на вдающихся в реку поворотах. Справа и слева река скрыта от взглядов кустами. Так вот, мы (человек пять - десять) входили в воду выше по течению, перед поворотом ныряли, снимали под водой плавки и всплывали перед самым пляжем голыми филейными частями вверх. В результате отдыхающие могли лицезреть голые зады, выплывающие гордой стаей из-за поворота и плывущие вниз по реке. Выныривали мы только уже за поворотом, когда нас не было видно. Шутка, конечно, была грубоватая, но вполне в духе студенчества. Больше всего удовольствия получал, конечно же, “наблюдающий за наблюдающими” – наш человек на подопытном пляже.

Передвигались мы по городу Мары перебежками от одного автомата с газировкой до следующего аналогичного автомата. Особенно страдал от жажды я - прирожденный водохлеб. Иногда, не выдерживая, стучались в дверь какой-нибудь квартиры, и сердобольные люди, не понаслышке знающие, что такое местная жара, выносили нам ледяную волу из холодильника, иногда – в хрустальных бокалах.

Через пару дней мы съездили в город Иелотань. Там по сведениям Толика был хороший универмаг, где можно было купить модный в то время вельвет и всякое другое барахло на продажу. Просто Толик решил, что с фотонабором у нас дохлый номер, и решил таким образом “отбить” деньги на дорогу. Сейчас это называется торговлей, “челночеством”, а в то время называлось грозным словом “спекуляция”, не сулившим ничего хорошего. На автобусном вокзале в Иелотани вовсю работал заезжий лоходром – лотерея. На огромной доске были расчерчены пронумерованные клетки, на которых стояли потенциальные выигрыши – от пластмассовой мыльницы до переносного магнитофона. Рядом с хозяевами стоял огромный полиэтиленовый мешок доверху набитый рублями доверчивых аборигенов, никак не понимавшими, почему же все никак не выигрывается вожделенный магнитофон (“вот шайтан!”). Для нас это загадки не составляло, а предложить проверить, есть ли в непрозрачном барабане фишка с этим номером, мы не осмелились, учитывая количество и грозный вид “крышующих”. Поэтому мы направились прямиком в Универмаг. Там мы купили вельвет, какие-то китайские хлопчатобумажные брюки. Одни такие брюки я потом продал втридорога моей бывшей одногруппнице, некрасивой девушке, тайно влюбленной в меня. Мне до сих пор стыдно за этот поступок, так как она купила эти брюки скорее всего просто, чтобы угодить мне. Впрочем, мне стыдно гораздо больше за многие другие мои поступки, которые я стараюсь не вспоминать. Руководил процессом покупок Толик. Я, ничего тогда в этом не понимавший, просто брал то же, что и он. Так мы добрели до отдела обуви, где решили взять несколько пар приглянувшихся босоножек – для жен и на продажу. И тут я заметил, что Толик взял три коробки с босоножками, а в нижнюю из них положил две пары. “Толик, что ты делаешь?”, - спросил я, - “Зачем нам проблемы?”. У нас уже был опыт общения с местными джигитами, когда в ответ на сомнение в его квалификации, часовщик выскочил из-за прилавка с перекошенным лицом и ножом в руке. “Спокойно, все будет нормально”, - ответил Толик и понес коробки к кассе. Кассирша открыла верхнюю коробку, открыла следующую и … не стала открывать последнюю. До сих пор не знаю, зачем это сделал Толик, а он об этом уже не помнит. Конечно, был определенный психологический расчет, кроме того, в случае чего можно было “прикинуться шлангом” – мол, сам удивляюсь, я не заглядывал в коробку, кто-то до меня положил и т.д. Но, я уже не говорю о том, что красть нехорошо, но стоимость этих несчастных босоножек никак не была соизмерима с долей риска, которой мы подвергались. Ведь в магазине была не только кассирша, но и охранники. Я думаю, что Толику просто в тот момент не хватало адреналина в крови. Хотя, я и за собой замечал – иногда точно знаешь, что этого делать нельзя, знаешь почему, а какая-то неведомая сила подталкивает тебя, и ты уже не можешь остановиться. Правда, иногда остановиться удается, часто просто в силу внешних обстоятельств, и, вспоминая эти ситуации, я благодарю бога, за то, что он не дал мне совершить роковой поступок. Так быть не должно, человек должен умом поверять свои действия, следовать в критических ситуациях раз и навсегда сформулированным для себя заповедям, а не балансировать все время на грани, уповая на волю случая. Эти заповеди не обязательно должны полностью совпадать с библейскими, например, "не убий, не укради" - безусловно, а вот “не возжелай жену ближнего” – по обстоятельствам. Главное, чтобы эти заповеди были непреложной аксиомой, и у человека не возникало даже мысли сделать что-либо вопреки, даже если он знает, что ему за это ничего не будет. Но,… кому дано, а кому нет.



Долгая дорога домой

В конце концов эта невыносимая жара меня просто…, скажем так, достала. И я поставил Толику ультиматум – завтра летим домой. Но на завтра билетов на Харьков не было. Ближайшей к Харькову точкой на карте, куда были билеты, был Симферополь. Это и предопределило наш дальнейший маршрут.
Рано утром мы взлетели на кукурузнике с какого-то комариного поля, и вскоре приземлились в Ашхабаде. У нас было еще добрых полдня до отлета в Симферополь, и мы пошли гулять по городу. По дороге мы пили безумно вкусный ашхабадский темный квас из уличных желтых бочек. Возможно именно этот квас и сыграл потом с нами злую шутку, а может быть съеденный на базаре арбуз с творогом вприкуску.
В аэропорт мы приехали в два часа дня, в самую жару. К раскаленному на солнце самолету было страшно даже подходить, не то что залазить внутрь. Но зов Родины пересилил. Уже через пару минут мы стали свидетелями, да что там свидетелями, участниками массового стриптиза. Офонаревший от жары народ начал с максимально возможной скоростью раздеваться до нижнего белья. И пребывал в таком виде до тех пор, пока самолет не набрал высоту, и в салоне не стало чуть попрохладнее.
Перелет помню плохо. Летели над двумя морями – Каспийским и Черным, но облака почти все время не давали что-нибудь увидеть внизу. В Симферополе мы оставили в камере хранения почти все дыни, которые везли домой для друзей и, прихватив парочку, поехали не в Харьков, а в Алушту. Приехать в Крым и не увидеть моря? Что мы больные какие? Как потом выяснилось, одну из наших дынь полностью выели изнутри охочие до восточных деликатесов симферопольские муравьи, подъедавшиеся в камере хранения.
Поздно вечером мы приехали в спортлагерь ХПИ в Малом Маяке. В отряде спасателей работал (отдыхал) тогда мой друг Юра Козьмин, а среди отдыхающих была подружка Толика Люся Каретина. Но вечером мы Люсю искать не стали, а побросав зачем-то дыни в море, прыгнули за ними с волнореза прямо в одежде. Хотите ощутить настоящий кайф от купания в море? Заедьте перед этим на недельку в Среднюю Азию.
Спали первую ночь в палатке спасателей прямо на набережной. На ночь Юра успел поведать нам душещипательную историю своей курортной любви. А дело было так. Друзья спасатели рассказали Юре, что среди пионервожатых в соседнем детском лагере есть эффектная девушка – кандидат в мастера спорта по гандболу. Но главное не это, а то, что она облачала свои привлекательные формы в желтый гипюровый купальник. Тот, кто помнит, что такое гипюр (такой материал, где дырочки занимают половину площади), не удивятся вспыхнувшему в душе у Юры светлому чувству заочной симпатии. Очное же знакомство состоялось не без помощи технических средств. Когда спасатели вычислили объект на пляже, Юре был выдан морской бинокль, а дежурный громко произнес в “матюгальник” : “Девушка в гипюровом купальнике, повернитесь к нам лицом, пожалуйста”. Это была любовь с первого взгляда, мощным аккордом которой стала ночь любви на крыше недостроенного эллинга. Но курортные романы быстротечны, и к нашему приезду Юра уже успел расстаться с объектом своих вожделений.
На следующее утро, продрав глаза, мы отправились с Толиком на поиски жилья. Под названием поселок Бондаренково скрывались всего семь или восемь одно- или двухэтажных домов, примыкающих к нашему спортлагерю и турбазе Карабах. Однако, жилье мы нашли довольно быстро и просто. Поселили нас в просторной комнате с тремя кроватями, в которую в тот же день был подселен инженер из Москвы. В первый же день он куда-то ушел и вернулся совершенно восторженный. Правда, не от моря, которого он так и не увидел, а от обилия горячительных напитков в окрестных магазинах. В таком состоянии восторга он пребывал все три дня, которые мы были там. Восторгался он не один, а с компанией единомышленников. Я думаю, что плавки так и пролежали у него в чемодане весь отпуск. В комнату он заползал вечером, держась для равновесия за дверной косяк, падал в кровать и тут же засыпал. Однажды он так вошел в самый разгар любовного действия между Толиком и нашей соседкой, миловидной женщиной лет 30, которая жила с сыном в соседней комнате и по совместительству выполняла роль сиделки при больном Толике. Толик болел сильным расстройством желудка после ашхабадского кваса, что, однако, не мешало ему отвечать взаимностью сердобольной соседке. Так вот наш инженер вошел, сказал “Не обращайте на меня внимания, продолжайте” и прополз по стенке к своей кровати. В общем, душевный был человек. Ровно через год я снова появился в Бондаренково, но уже с женой и с сыном. Я прямиком отправился к нашей хозяйке, но она, как назло не могла меня вспомнить. Я начал освежать ее память, заодно упомянув и восторженного инженера. И тут ее лицо просветлело: “А это тот, который умер!”. “Как умер?”, - опешил я. “Да от белой горячки”, - успокаивающе сообщила хозяйка. Да, умеют отдыхать на Руси!
Днем Толик валялся в кровати, я же, пользуясь тем, что мой организм лучше справлялся с коварной болезнью, плавал, нырял, учил сына соседки прыгать головой с волнореза, учил саму соседку целоваться. Впрочем, она это умела и без меня. Но я вскоре понял, что сердце ее занято Толиком, и так поцелуями и легкими ласками на пляже под полуденным жарким солнцем и ограничился. Вечером мы сходили с соседкой за лекарствами для Толика, а потом я , отняв у друга последнюю рубашку (моя мне за неделю надоела), отправился в турбазу Карабах на танцы. Там я скучал некоторое время, пока ко мне не подошла симпатичная девушка крепкого телосложения и не пригласила меня на медленный танец. Я, как человек вежливый, не смог ей отказать, хотя танцевать мне не особо хотелось. Да и кто же на юге в те времена ходил на танцы танцевать! В зависимости от менталитета и уровня интеллекта целью посещения танцев являлось или “снять” приглянувшуюся девицу, или набить кому-нибудь морду. Второе меня не интересовало, следовательно, неизбежно оставался только первый вариант. Но он все же предполагал, что я выбираю, а не меня.
Через несколько медленных танцев, в ходе которых я сумел оценить упругость округлостей партнерши, я заметил на скамейке Юру, который усиленно мне подмигивал. Его подмигивания могли означать только то, что я стал жертвой девушки в желтом гипюровом купальнике, кандидата в мастера спорта по гандболу. Ее повышенный интерес ко мне я объясняю тем, что я в школе был второразрядником по тому же гандболу, и, возможно, доиграл бы и до первого разряда, если бы однажды на тренировке меня не воткнули в землю прямо большим пальцем правой руки. Видно, она почувствовала во мне родственную гандбольную душу.
Тут начались быстрые танцы, девушка никак не хотела расставаться со мной, а я совершенно честно заявил, что трезвый быстрые танцы не танцую. Студенческая привычка. Но девушка оказалась на удивление находчивой, быстренько метнулась к своему знакомому бармену в кафе и притащила две бутылки шампанского. Я внимательно пригляделся к ней (к девушке), и она показалась мне еще симпатичнее. Особенно после первой бутылки, которую мы выпили рядом в парке. Вторую мы спрятали в кустах и вернулись на танцплощадку. Танцевалось мне уже лучше, но мысль о полной бутылке шампанского не давала мне полностью раскрепоститься и отдаться удовольствию танца. В конце концов я не выдержал и, заметив, что танцы будут и завтра, а продолжения банкета хочется прямо сейчас, предложил продолжить его на пляже. Что мы и сделали. Пляж был пустынным и после половины бутылки я решил, что просто пьянствовать - это свинство, и начал ее раздевать. Она сначала не сопротивлялась, но потом вдруг заявила, что хочет купаться. Купаться, так купаться, нам татарам все равно. В общем таинство любви свершилось прямо в разволновавшемся море (было где-то бала два), а продолжилось уже на суше. И тут я вспомнил о бедном друге Толике, которому может быть даже стакан шампанского подать некому. Я тут развлекаюсь, а он страдает. Быстренько распрощавшись со своей пассией, я вернулся домой и огорошил Толика, когда стал я его отпаивать шаровым шампанским.
На следующее утро я лениво сидел на набережной над пляжем вместе со спасателями. Тут появился Вадик (мне кажется его звали именно так). Вадик был сыном профессора, но таланты имел другие. Портвейн “Приморский” и бабы занимали все его сознание и время. Отец, уставший от загулов отпрыска, каждый день давал ему денег и отправлял домой. Но Вадик доезжал только до Алушты, где на все деньги покупал свой любимый напиток, и утром возвращался назад. О “Приморском” портвейне он мог вдохновенно говорить часами, превознося до небес его вкусовые и целебные качества. Присев рядом в шезлонг, он сразу предложил мне “макнуть”. Мне стоило больших трудов объяснить ему, кто, по моему мнению, пьет по утрам портвейн. Смирившись с тем, что портвейн ему придется пить в одиночку, он начал хвастаться, что вчера со своей подружкой выполнял на пляже работу пограничников и может гарантировать, что больше на пляже никого не было. С такой наглой ложью я смириться не мог, и сказал, что не только был на пляже не один, но меня даже поили за это шампанским. Черт тянул меня за язык! Я просто хотел осадить его хвастовство, и думал, что разговор останется между нами. Но минут через двадцать это оболтус вернулся с пляжа и сказал буквально следующее “Ты знаешь, я рассказал твою историю на пляже борцам, еще немного приукрасил от себя. Сказал, вот мол жизнь пошла, девушки сами мужиков шампанским поят, за то, что те их будут иметь. И тут вдруг поворачивается девушка, вся в слезах и говорит – А ты знаешь, что это была я! ”. Занавес. Зачем она это сказала – загадка для меня до сих пор.
“Только разборок с борцами нам еще не хватало!”, - бросил камень в мой огород присутствовавший при разговоре Юра.
На следующий день Толику стало легче. По этому случаю срочно были куплены несколько бутылок сухого вина, была выловлена в толпе отдыхающих Люся Каретина, был бескровно снят со своего спасательского поста Юра Козьмин и мы вчетвером отправились отмечать выздоровление Толика на пляж. После вина душа захотела песен. Так как вино было грузинским (что-то типа “Киндзмараули”), то Толик предложил исполнить грузинскую хоровую песню. Но так как ни одной такой песни мы не знали, было решено слова придумать самим. Свою партию я помню до сих пор: “Цинандали, Гурджиани, хачапури, Хванчкара!”.
Примерно полчаса мы услаждали слух редких отдыхающих (прилично штормило и никто не купался) нашим многоголосным пением. Потом втроем (Юра вернулся на пост) отправились на камни любоваться штормом.
Море не на шутку разыгралось (было бала 3-4), и, несмотря на то, что мы сидели достаточно высоко нас то и дело обдавало брызгами. Очередная большая волна с ревом врывалась в узкий проход между двумя скалами, проносилась по крохотной бухточке и врезалась в берег, орошая нас соленой водой. И это было здорово, так как солнце палило вовсю и было очень жарко. Грузинское вино выходило через все поры капельками пота. Толик даже стал подтрунивать над моим вспотевшим телом и предлагать попробовать, какие у Люси сухие ноги. В то время еще не было телевизионной рекламы (точнее, не было никакой), в которой утверждалось, что мужчины потеют вдвое больше женщин, и Толик пребывал в неведении относительно этого научного факта. Трогать Люсины ноги мне было как-то неудобно, так как я считал Люсю девушкой Толика. И, чтобы избавиться от соблазна, я пошел купаться. Выплыть в море оказалось несложно. Я дождался относительного затишья, забежал в бухточку (в штиль в ней было по пояс), проплыл к проему между скалами и очередной девятый вал сам подхватил меня и вынес через узкий проход в открытое море. А там уже была моя стихия. Я дожидался, пока волна поднимала меня наверх, добавлял ускорение и с гребня летел головой в середину следующей волны. Меня всегда поражала мощь волн. Вы пробовали в трех-четырехбальный шторм попасть под гребешок накатывающейся на берег волны? Дальше можно было только сгруппироваться и ждать, пока волна тебя отпустит, перестанет крутить в своем водовороте, смешивая с поднятыми со дна булыжниками. Единственное средство – это нырнуть внутрь ее и почувствовать, как сверху прокатывается курьерский поезд. В открытом море все проще. Но как бы ни было упоительны эти морские качели, нужно было возвращаться на берег. Вот тут я и начал трезветь, понимая во что вляпался. Одно дело вылететь пулей на волне из бухточки, и совсем другое – влететь обратно, прямо на камни. Пришлось положиться на Толика. Он с берега видел, когда очередная здоровенная волна должна была смениться чередой более слабых, и дал мне отмашку. Я со всей скоростью, на какую был способен влетел в бухту и мертвой хваткой уцепился за камень, точнее забился в щель между двумя большими камнями и набрал воздуха. Очередная здоровенная волна накрыла меня с головой, но не оторвала от камней, и до следующей я уже успел выбраться на берег. Потом мой “подвиг” повторил Толик, да еще в ластах, что только осложнило ему возвращение на берег. Теперь уже отмашку давал я. Толику повезло меньше и он здорово ушибся ногой об камень.
Таких моментов в моей жизни, когда я ей рисковал, было достаточно, но, видно, мой ангел-хранитель меня берег. Однажды я переходил пути на железнодорожном вокзале Харькова. Тогда не было удобного пешеходного мостика, и почти все жители Холодной горы выходили на пути через дырку в заборе. Затем они пересекали пути для товарных поездов, потом для пассажирских и попадали на вокзал, а дальше – в город. И вот однажды я, воспользовавшись привычным маршрутом, вышел на пути и был вынужден пропускать товарный состав. Товарные составы обычно длиннючие – 70-80 вагонов, и ждать предстояло долго. Ну я и отключился, задумался о чем-то своем. И совершенно случайно, через просветы мелькавших передо мной вагонов, я увидел пару женщин, машущих мне руками. Я посмотрел в сторону… По пути, на котором я стоял, несся прямо на меня другой товарный состав. Звука его я не слышал из-за звука первого состава. Оставалось метров двадцать. Я спрыгнул с пути, даже не успев испугаться. Это потом меня догнали куча “Если”. Если бы я не заметил, как мне машут, если бы вообще там не оказалось этих женщин? Они спасли мне жизнь, а я от неожиданности только и промямлил беглое “спасибо” на ходу, пробегая дальше мимо них. Как я потом узнал, в этом месте регулярно гибли люди. Одного из них я даже знал – отец парня из нашей компании.
Другим везет меньше. В нашей холодногорской компании был незаменимый человек. Когда мы ездили на вылазки на речку, то он выполнял всю организаторскую, да и не только, работу. Мы валяли дурака, пили водку и вино, купались в реке, а он рубил дрова, разжигал костер, готовил еду. Он был чуть старше большинства из нас (нам в основном было по 18-19, а ему года 23-24). Очень спокойный парень, практически не пил и пользовался всеобщим авторитетом. И вот на свадьбе у своей младшей сестры, он, практически трезвый, поднимается по лестнице 16-этажки пешком (не захотел почему-то ехать на лифте), в пролете между 10-и и 11-м этажом наступает на брошенную кем-то у мусоропровода банановую корку и, падая, вылетает в окно, единственное в подъезде не прикрытое решеткой. Такая вот дикая, нелепая смерть молодого хорошего парня. Как после этого не верить в судьбу?


Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Всем привет! Тему поста навеяло мое вечернее занятие - я пытаюсь скачать и поставить плагин Light Factory - примочку для создания лучей. Буду рисовать солнце для ...
...
Была вчера на РИФе. Доклады трёх типов: 1) Капитан Очевидность (про Директ, продвижение, домены .рф и интернет-безопасность)2) Мы крутые рекламщики (громкая женщина из Молинос, которая очень волновалась, или ребята из Look at Me)3) Дебилы в кепках (я ...
На этом сайте каждый день появляются данные World Health Organization о заболевших короновирусом: все случаи, новые случаи, все смерти, новые смерти, все выздоровевшие. Колонки «новые выздоровевшие» почему-то не предусмотрено. Я заметила, что она растет быстрее всего, и стала следить ...
Хитрый план Иудинцевых сработал: Это на 18:10 по МСК. Как думаете, катаны, сервак сможет в большее или загнется часам к девяти вечера? P.S. У кого стоят бульбопланы, можете сказать, сколько народу сейчас там сидит? UPD Бери лоу-левел бритов, говорили они. Очереди не будет, говорили они: ...