Тупые vs умные.

«А. Г. указывает только на Вселенские соборы, но почему-то умалчивает о Поместных соборах. Совершенно ясно с богословской точки зрения, что принципиально эти соборы друг от друга не отличаются. Мне кажется, что некоторое увлечение полемикой с идеей формального consensus patrum и попыткой привести в пример паламитские соборы подвигли А. Г. на такое неоправданное ограничение. Во-вторых, неправильно совершенно отрицать принцип согласия отцов как таковой. Нужно включить его в вышеуказанный экклесиологический контекст. С моей точки зрения, если мы исходим из того, что Церковь сама себя проявляет в определениях соборов, то этим самым мы уже свидетельствуем о консенсусе на этих соборах. Далее, продолжая эту мысль, следует сказать, что такой консенсус наблюдается в учении отцов, защищавших те или иные положения соборов, — то есть у многих отцов, имеющих статус “учителей Церкви”»;
«в Византии около 60-70 процентов тех, кто писал о богословских вопросах, были фанатиками и людьми неуравновешенными. Не надо идеализировать Византию: там были люди, вовлечённые в постоянные споры, начётчики, формалисты, которые пытались самодовольно доказывать то, что истина известна только им одним, что логика, которая им доступна, — единственная и неоспоримая и т.д., словом, они были людьми со всеми их немощами и ничем не отличались от нас. Кажущаяся сложность, вводящая многих в заблуждение, состоит в том, что до нас дошли тексты от этих людей, и по этим текстам мы судим о Церкви. Но мы забываем, что от нас скрывается невидимое нам: существовала Церковь, которая жила помимо всех этих пустых споров и разногласий, — и очень редко Церковь обращалась к мнению богословов, при этом делала это неохотно. Изучающий историю византийских соборов согласится, что определения на соборах выносились по принципу “наименьшего вреда” от формулировок — и чаще с целью прекратить ненужные словопрения»;
«Выискивание формального consensus patrum (если не принимать во внимание явные вероучительные формулы, специально написанные для тупых и особо тупых) обречены на провал — в силу различия менталитетов, языка, образования, культуры и способности понимания. Подлинный консенсус всегда и неизменно определяется только самой Церковью»;
«Мне было приятно, что богословская мысль всё-таки ещё жива в России. Люди, которым всё понятно с самого начала разговора и задолго до его окончания, не интересны — с ними не о чем, в принципе, разговаривать. Так, о. Георгий был скучен и неинтересен. Что взять с утомлённого человека, знающего истину и уставшего от нападок на неё? Вся заслуга богословского оживления, случившегося в последнюю субботу в Доме Лосева, принадлежит А. Г. Дунаеву. В православии есть о чём подумать, есть, о чём говорить, кроме церковной политики. Богословие существует».
___________________________________
О. Диодор, в отличие от Дунаева, признает авторитет и Поместных соборов[1]. Я так понимаю, он принимает и формулировки этих Соборов. Но что означает это принятие в контексте приведенных мною пассажей? Оно, по сути, означает высокомерное утверждение, что формулировки были приняты вынужденно лишь ради 60—70 процентов «тупых и особо тупых» фанатиков и неуравновешенных людей, дабы «прекратить ненужные словопрения», и сами не отграничивали истину от заблуждения и ереси, то есть пользу от вреда, а только излагались так, чтобы принести «наименьший вред» их слабым умам.
Таким образом, учение, например, о единосущии Лиц Троицы, о двух природах, двух волях и действиях во Христе — только нечто всего лишь наименее вредное, что можно было бы сказать, дабы хоть как-то успокоить слишком нервных тупиц? Любой, однако, кто хоть немного знает об истории споров по названным вопросам, знает также и о том, что спор шел об истине. Да, отцы Соборов часто говорят, что к формулированию догматов они приступают вынужденно. Но для того, чтобы отсечь ложь и определить истинное учение Церкви, а не просто дать более-менее безвредную формулировку.
Наверное, было бы упрощением полагать, что это неизвестно о. Диодору. Но почему же речь заходит о «тупых и особо тупых»? Потому, что они считают этот формальный консенсус достаточным для спасения. И только он им и нужен. До той поры, впрочем, достаточным, пока неким «богословам» не взбредет на ум высказать новую или возродить прежнюю ересь. Потому что необходимо отсечь то, что для спасения вредно. Для этого и собирались Вселенские и Поместные соборы, искавшие формальный консенсус, который для отцов этих Соборов был консенсусом подлинным.
Отсюда понятна позиция о. Георгия Максимова, отказывавшегося вестись на попытки Дунаева указать на противоречия у отцов в каких-то вопросах как довод против согласия отцов, и настаивающего, что согласие есть в главном. Вроде бы Дунаев не стал этого отрицать. Однако ему хочется доказать, что есть такое, относительно которого согласия у отцов он не существует.
Получается плохо. Например, с примером трех- или двухчастного деления человека. Согласно Дунаеву, важность этого вопроса — хотя бы в том, что отказом от трехчастного деления закрывалась бы возможность ереси Аполлинария. А что, возможно ее возрождение? Это после того, как нам известно из согласия отцов и Соборов, что Христос воспринял весь человеческий состав?! Ну, что же, предположим, некий епископ сможет увлечь какую-то часть епископата в ересь Аполлинария, апеллируя к доводу Дунаева.... Ну, предположим, что соберется Собор. Ответ-то будет все тот же, что и ответ Аполлинарию. Главный вопрос давно решен, и по нему существует абсолютный консенсус: Христос воспринял весь человеческий состав.
Или авторство Ареопагитик нуждается в соборном утверждении? Зачем нам догмат об авторе? Кто бы ни был автором Ареопагитик, Церковь принимает его писание как выражающее православную веру. Дунаеву сама вера не нравится? Он полагает, что эта вера исказила веру истинную? Ну, вот беда, ради вразумления одного лишь Дунаева Собор собирать смешно. Если же наш «патролог» сумеет внести смуту в Церковь, так что у него появятся открытые сторонники среди клира и епископата, то Собор собирать, конечно, будет необходимо.
Не для того, чтобы найти наименее вредное решение, а чтобы, как всегда, отсечь ересь (и еретика, аще не покается).
И вот тут Дунаев и о. Диодор прямо расходятся, а некоторым образом Дунаеву ближе оказывается о. Георгий. Ибо Дунаев — так или иначе — чает определенности, формальной определенности, а о. Диодор считает ее уделом тупых и особо тупых. Его нам, кажется, надлежит почитать принадлежащим к несравненно более высокому сообществу «умных и особо умных», которые понимают: «подлинный консенсус» существует вне и над «формальным консенсусом», вне и над формулировками. Там же, очевидно, пребывают и члены
И вся разница для о. Диодора между о. Георгием и Дунаевым (хотя на обоих он должен, судя по всему, поглядывать свысока): один скучен, потому что уверен в достаточности «формального консенсуса» и тождественности его подлинному, а другой скуку развеивает, интересен, вызывает «богословское оживление». Вот ведь, оказывается, «в православии есть, о чем подумать, есть, о чем
Но жизнь в Церкви становится гораздо оживленнее и интереснее! «Невидимое нам» тоже, бывает, нуждается в развлечениях :)
Мне, разумеется, ближе скучная позиция о. Георгия. Нам известно, что за пределами догматических формулировок есть то, что никак в них не вмещается — молитвенная и таинственная жизнь Церкви. Но, сознавая собственную слабость, мы не можем не быть благодарны Церкви, через которую Св. Дух ясно наставляет нас — и тупых, и особо тупых, чтобы нам не увлечься «богословским оживлением».
PS Надеюсь, что я неправильно понял о. Диодора.
|
</> |