Тортик с фиалками

Мне после предыдущего поста припомнилось ещё несколько конфузов моих в общественном транспорте — захотелось с запозданием признаться и покаяться (хоть в чём-то — так-то я по жизни практически ангел).
Случилась эта история четыре года назад ещё при жизни мамы, когда приехала ко мне в гости в первый раз любимая племянница. Сейчас-то она после нескольких визитов, в Израиле — как рыба в воде, а тогда ещё только осваивалась. Мы активно выполняли культурно-развлекательную программу — Старый Город, Мёртвое Море, Тель-Авив ну, разумеется, шопинг, и израильская кухня. Первым долгом освоили хумус-фалафель, сабих-шуарму, а однажды в четверг я решила устроить прогулку по рынку Маханэ Йеhуда и порадовать гостью иерусалимской смесью «мэурав ерушалми» — жареными куриными потрошками.
А дело было накануне восьмого марта и, поскольку гостья моя об этом празднике помнила хорошо, а маме о нём целую неделю напоминал русский телевейзмер, то и я, устыдившись своей беспамятности, решила повести себя, как должно правильной дочери: отметить Международный женский день цветами и тортиком.
Но, помимо цветов и тортика, была у нас запланирована ещё одна покупка. Накануне позвонила дочь моя старшая, к которой собирались мы в гости на шабат, и сообщила, что дома у неё драма — безвременно скончался белый мыш (не «мышь», а мыш — мужеского полу). Овдовевшая мышка скучает, не говоря уж о том, что детишки (не мышкины) по этому поводу горюют сильно. Так что, не трудно ли нам в Иерусалиме подыскать молоденькой вдовушке жениха в ближайшем зоомагазине?
Чего не сделаешь, чтоб внучата не плакали — отправились мы с племянницей на поиски. В первом же магазине вынесли нам очаровательного мышиного ангелочка — белого, как сахарок, с красными глазками-бусинками — он немедленно переполз ко мне на ладошку, сел столбиком и стал очень трогательно умывать мордочку крошечными лапками, не иначе, как в рекламных целях.
— А он это... точно жених, а не невеста? — осторожно поинтересовалась я, — я-то сама проверить не могу (чего там разглядишь у такой крохи?).
— Даже не сомневайся! — горячо заверил меня продавец, — Я двадцать лет в этом бизнесе, у меня глаз-алмаз! Лучшего производителя отдаю, от сердца отрываю!
Бонусом он мне продал прехорошенькую клеточку-переноску за полцены, упаковал новобрачного вместе с клеткой в удобный бумажный пакет, и мы отправились за покупками дальше.
Тортик мы купили мой любимый «Укус пчелы» — я с него соскребала себе обычно верхний слой орешков, которые маме не по зубам, а она с удовольствием ела мякушку. А с цветами, не найдя традиционных красных гвоздик, решили поступить небанально: купить не букет, а фиалки в горшочке и красивой корзинке — дольше простоят, да и бабушке будет трудотерапия — за цветами ухаживать.
Ну, а затем, выйдя из цветочного магазина на Агриппас, завернули на Маханэ Йеhуда, где уже начиналась вечерняя жизнь и куда по четвергам повадились собираться местные хипстеры, ибо в в моду вошли посиделки в наших рыночных забегаловках, говорят, в некоторые аж с самого Тель-Авива приезжают.
Но мы пафосных мест не искали, зашли в первую попавшуююся едальню. заказали «меурав», взгромоздили на столик корзиночку с фиалками, чтоб нарядно, и стали ждать.
Вдруг я почувствовала, что в забеловке чем-то пахнет, и это «что-то» — не еда... Я принюхалась — не понравилось. Так не пойдёт — решила я и сказала племяннице:
— Знаешь, пошли-ка отсюда в другое место — здесь чем-то несвежим пованивает.
Племяшка моя человек на редкость невозмутимый. И ответила мне совершенно невозмутимо:
— Сиди. Это не здесь воняет. Это от нашего кобеля мышиного воняет.
Я наклонилась к пакету и тут же отпрянула, оглушённая волной запаха. Трогательное мультяшное существо размером с мизинчик благоухало, как парочка здоровых козлов.
— Ну, что ты шарахаешься? — утешила меня племянница, — зато точно знаем, что нас не надурили — как есть кобель!
Тут начали принюхиваться в поисках источника вони посетители. Кто-то уже подозвал официанта и явно собрался что-то выяснять.
— Поднимаемся и тихо выходим, пока не побили, — сказала я одними губами, но гостья моя паниковать не собиралась.
— Что теперь, голодными уходить, что ли? Перейдём за столик снаружи — там запах развеется.
Натянуто улыбнувшись, я сообщила удивлённому официанту, что гостья моя заморская желает базарного колориту, и мы пересели за чрезвычайно неудобный столик снаружи, где нас только что сумками не пихали покупатели. Зато запах и в самом деле как бы растушевался, заглушённый ароматами специй, свежей выпечки и ранней клубники. Правда, минут через пять к нашему столику подтянулась парочка упитанных базарных кошек, рыжая и чёрная, и не мигая уставилась на стоящий у наших ног пакет, перебирая лапками и нервно мявкая.
— Во нахалки! — изумился официант, — это что-то новое, никогда они себе такого не позволяли. Джинджи, Шхори — кишта отсюда! Ваша порция — вечером после закрытия, нечего к гостям приставать! Тоже мне - голодающие! В Африке дети за всю жизнь столько мяса не съедают, сколько вы за раз!
Джинджи-Шхори нехотя удалились, недовольно урча и оглядываясь, так что поели мы в общем спокойно.
Дальнейший наш проход по базару напоминал цитату из Джерома Клапки нашего Джерома:
«Я взял билет и, гордо неся свои сыры, вышел на платформу; народ почтительно расступался передо мной»...
...Главное, что никто не мог понять — откуда дровишки? Не от этих же прилично одетых, достойных всяческого уважения женщин с тортиком и фиалочками?
Я задумалась о том, не сдать ли нам мышиного кобелька обратно —
вот на фига, спрашивается, моей дочери, обссесивной чистюле, эти
ароматы дома? Позвонила посоветоваться. Дочь ничуть не
обеспокоилась. Безмятежно объяснила, что клетка будет в основном на
веранде. Что есть опилки, поглощающие запахи. И вообще — мышик
сейчас в стрессе, вот и смердит от волнения. А в просторной клетке,
на постоянном месте, при постоянной подруге и регулярных
супружеских радостях всё утрясётся. И вообще — детям уже
сообщили, что мыш куплен, и они ждут!
С тоской глянув на приближающийся трамвай, мы, не сговариваясь, решили не испытывать судьбу и до автовокзала прогуляться пешком — эка важность, две остановки!
Но как мы ни гнали от себя мысль о том, что будем делать в нашем автобусе (до деревни пешком не дойти!), задуматься об этом пришлось.
— Поставим в багаж — и дело с концом! — решила племянница.
Автобус запаздывал. На остановке было полно народу: солдаты с неподъёмными рюкзаками ехали домой на выходные. Мышонок в пакете скрёбся, нервничал и от этого благоухал всё нестерпимее.
Еле дождавшись автобуса, мы ринулись было к багажнику, но расторопные солдаты нас опередили и быстренько заставили всё пространство рюкзаками. Место для небольшого пакетика найти было нетрудно, но тут рассудительная племянница сказала задумчиво:
— А если на следующих остановках ещё парочка солдат зайдёт, а? Кинут сверху рюкзак, раздавят клетку и кирдык малОму...
Словно услышав её слова, мышонок притих и жалобно пискнул. Типа — не покиньте на погибель!
— Сядем на заднее сиденье и затаимся, — постановила я и прикрыла клетку сверху дополнительно газеткой, проделав в ней пальцем парочку дырок.
— Может, дезодорантом сбрызнуть, а? — шёпотом спросила племянница.
Дезодорант у меня с собой был только шариковый, но я всё равно полезла на всякий случай в рюкзак, и на свою беду нащупала там забытый, ещё с поездки в Варшаву, ностальгический флакончик «Пани Валевской». Недолго думая, пшикнула поверх газетки, приговаривая:«Хуже не будет!»
Хуже стало и немедленно. Запах заиграл, если можно так выразиться, новыми красками. В точности, как в давней эпиграмме Гафта:
«Как будто «Шанели» накапали в щи... »
Но — хоть с мышом, хоть без мыша — ехать было надо. Мы пошли к входной двери, где почему-то застряла часть пассажиров. И там, прислушавшись, поняли, что на этот раз нам улыбнулось счастье — в автобусе гудел дежурный скандальчик!
Автобус опоздал из-за неисправности. Его отправили в гараж, а на рейс поставили старый, резервный. Где он стоял и кого куда возил, неведомо, но в салоне было пыльно и отчётливо пахло табачным перегаром — вот по этому поводу и скандалила c водителем дежурная горластая тётушка-активистка, каковые на наших рейсах всегда находятся. Водитель вяло отругивался — я при чём? я что ли тут курил? что дали, на том и приехал! вот щаз развернусь и уеду обратно — жди следующего, чистого!
Пассажиры сзади напирали и крыли тётушку — дай пройти, домой хотим, доедем, не графья!
А нам всё это было на руку, ибо когда общественница угомонилась, мы относительно спокойно зашли в автобус, надёжно прикрытые шлейфом невыветрившегося табачного дыма и постепенно угасающего скандала.
Только вот задние сиденья были заняты уже галдящими подростками, а по всему салону равномерно, в шахматном порядке, расселись солдаты. Мы замешкались, высматривая два свободных места рядышком.
Неожиданно нам на помощь пришла общественница.
— Хаяльчик! — умильно обратилась она к солдату, занявшему два сиденья через проход от неё — ты не мог бы, каппара алейха, пересесть вон туда к приятелям и освободить место двум почтенным женщинам — им хочется рядом сидеть и тортик с фиалочками держать ровненько. Будь хорошим мальчиком, хамуди!
Мальчик согласился быть хорошим и со вздохом пересел. Мы прокричали вслед благодарности и раскланялись заодно с заботливой общественницей. Она лукаво подмигнула и сообщила нам заговорщическим шопотом:
— Это я о себе позаботилась. Чтобы возле вас фиалочки нюхать!
Занавес
P.S. ...К счастью, почти сразу у общественницы зазвонил телефон, и всю дорогу она бурно комментировала происходящее невидимому собеседнику, казалось бы, позабыв о нас.
Только на выходе сочла нужным извиниться:
— Надо же, как меня угораздило! В этом паршивом автобусе не
только окурки. но и мыши развелись — ужо я жалобу накатаю в
«Эгед Таавура» — мало не покажется!
А вы на меня не сердитесь, нет? Я ж хотела вас поудобнее усадить, а
посадила над каким-то мышиным гнездом — ну, кто ж знал!
Добрая тётушка не подозревала, насколько она была близка к истине...
Примечания:
Хаяльчик — солдатик
Каппара алейха (алайх, алай) — что-то максимально
умилительно-ласковое
Хамуди — миленький мой
|
</> |