ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ

Меня не очень интересует внутренняя российская политика, но все еще интересует русская литература.
В связи с политически окрашенным скандалом вновь всплыло имя Татьяны Толстой. Из нескольких весьма почтенных уст прозвучало определение «человек, много сделавший для русской культуры». Вот я решил додумать для себя эту мысль.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ
От первого рассказа ТТ я просто взвизгнул от восторга.
Я лежал на нарах и читал журнал «Аврора», выходивший уже в малом формате. Шел третий месяц нашего пребывания на хлопке. Уже давно шли дожди, на поле нас не гоняли, да и хлопка никакого на тех полях давно не было. Даже «подбор» собрали. Знаете, что такое «подбор»? Это ошметки вывалившейся на землю ваты вперемешку с землей и мусором. Мы с Шукурычем пришли тогда к заключению, что на месте Голодной степи через двадцать лет будет впадина. А на месте хлопкоочистительных заводов будут выситься горы. Всю землю вычерпают с полей с подбором. Не знаю, сбылись ли наши предсказания. Той осенью умер многолетний глава республики, у кормила шла переменка и про нас, кажется, забыли. Ну или просто никто не решался дать команду вывезти студентов с хлопка.
Из больницы приехала Сауле, милая и дружественная наша сокурсница. Ее возили в районную больничку, и она вернулась из центра цивилизации с журнальчиком. «Толстая, – подумал я. – На фига еще одна?»
Но потом я пришел в восторг. Это был рассказ «На золотом крыльце сидели…». Он был такой ловкий, точный, яркий, что я запомнил имя и полюбил автора.
Первую ее книжечку купил в кишлачном магазине – пачку и раздавал друзьям (так было принято в нашем ташкентском кругу). Это была очень хорошая книжка молодой, талантливой многообещающей писательницы.
В Дублтах в году 1988 с Сусанной Абрамовной Розановой, литературоведом, посветившей свою жизнь Льву Толстому, комментированию и изданию воспоминаний людей его круга, автором книг о нем, в том числе и последней, выношенной – «Лев Толстой и пушкинская России», обсуждая какое-то очередного выступления ТТ, которых в ту пору было немало в разных перестроечных газетах-журналах, Розанова, я запомнил эту фразу, сказала:
– Все-таки она сильно в деда своего пошла. А мне из Толстых ближе мой старик.
Даже пес, теткин карликовый терьер получил имя в честь нее.
«Мне сшили шубу, а тетка во дворе потрогала ее и сказала: «Мутон!» было в одном из рассказов. Вот песик и получил имя Мутон. Он даже приехал с нами в Израиль.
С тех пор прошло 35 лет. Что написала молодая многообещающая – еще несколько, совсем не много рассказов и весьма головную повестушку в модном жанре апокалиптических пророчеств, высокопарно названную романом. И все. То есть она переиздав ту, первую книжечку вдоль и поперек, четвертый десяток лет живет на проценты с нее, уверена сама и умудряется поддерживать эту уверенность у многих неглупых людей, что она большой писатель. Даже более того – ВПЗР, великий писатель земли русской. Хотя на самом деле, если отбросить все понты, все фамильные рецепты сырников и солений, тяжело, словно бронированная дверь бункера, сдвигающуюся в вещании окончательных истин нижнюю челюсть, то останется писательница, автор молодой, талантливой, многообещающей книжечки. Обещаний своих не сдержавшая.
|
</> |