Такие разные атеисты


Борхес как-то заметил, что понятие «атеист» должно варьироваться в зависимости от религии. Атеизм в протестантизме — значит далеко не то же самое, что атеизм в католицизме или иудаизме. Ведь отрекаются именно от своего Бога, от своей религиозной-культурной мифологии (Х.Л.Борхес. Беседы с Освальдо Феррари. 1984).
Связь здесь не только отрицательная (вольнодумство Омара Хайяма прямо диктует ему дионисийское восхваление запрещенного в исламе вина), но и положительная — атеист неизменно сохраняет глубинное родство с отрицаемой религией.
Как это относится к нам?
Вальтер Шубарт отмечал (Шубарт В. Европа и душа Востока. 1938) отличие самого русского духа от европейского: «Русский... упорно пребывает в душевном состоянии верующего даже тогда, когда приобретает нерелигиозные убеждения. Его стремление к обожествлению столь сильно, что он расточает его на идолов, как только отказывается от Бога. Западная культура приходит к атеизму через обмирщение святого, а восточная — через освящение мирского». «Русский атеизм — это возмущение, а не равнодушие, восстание против Бога, а не отпадение от Него, обвинение и проклятье, а не увольнение слуги, переставшего быть необходимым. Русский атеист совершает религиозное действо, но в ложном направлении... Безбожие для русского — не душевный пробел, а позитивное убеждение. Он не перестает веровать, но верует в нечто новое. Он верует в безбожность и отстаивает эту веру с такой нетерпимостью и с такой фанатичной энергией, которые свойственны только религиям».
И в другом месте:
«Европеец — атеист из эгоизма и очерствелости сердца. В своем "точечном" чувстве он признает только себя. В своей самонадеянности он не терпит рядом с собой никаких богов. Русский становится атеистом из противоположных побуждений: из сострадания к твари земной. В своем вселенском чувстве он простирает взор далеко за пределы своего "я". Он больше не может совместить избыток страданий, которые видит вокруг себя, с благостью Бога. Он уже не может справиться с проблемой нищеты... Европейцу такие настроения (мессианство и богоборчество) чужды. Поэтому он обычно неверно судит о русском безбожии. Он его воспринимает или за нравственное вырождение, или за гротеск, над которым можно посмеяться... Европа не слышит скрытую трагическую ноту, которая сотрясает русский атеизм».
«Недостаток религиозности, даже в религиозных системах, — отличительный признак современной Европы. Религиозность, даже в материалистических системах, — отличительный признак Советской России. У русских религиозно все — даже атеизм».
Вероятно, кое-что все-таки начинает меняться. Семьдесят лет официального атеизма не могли пройти даром. Правда, потомственный атеист (во втором-третьем поколении) редко прилагает значительные интеллектуальные усилия для проверки своих убеждений — в большинстве случаев он в них просто верит, но уже без всякого «трагизма».
|
</> |