Так, мысли вслух
alena_73 — 05.05.2023 Есть ли у вас книги, любимые с детства?Вопрос, скорее всего, риторический. Потому что как им не быть, таким книгам.
Для меня это роман «Два капитана» Вениамина Каверина.
Тут можно презрительно поморщиться, покривить губы, сказать «совок» или что там принято говорить в современной интеллектуальной высоколобой среде – мне плевать. Для меня эта книга – как путеводная звёздочка, которая горит и зовёт. И где-то у мамы, среди старых записных книжек и блокнотиков – я знаю – ещё сохранилась тетрадка, исписанная аккуратным детским почерком, моим почерком, с цитатами из прочитанных книг, и там есть и эти слова: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!».
Долгое время я боялась перечитывать эту книгу. Боялась, что детско-юношеский флёр романтизма исчезнет, и я вдруг увижу всю каверинскую историю другими глазами, циничными глазами взрослого человека, типа умудрённого опытом.
Но нет. Этого не произошло. И всё было как в детстве. И полярная романтика. И дрейфующие льды. И любовь. И дружба. Величие одних и низость других. Может, чуть по-детски выпукло и подчёркнуто, но может так оно и надо – выделить и подчеркнуть. Зло назвать злом, а добро – добром. Может, их так и не хватает нам сейчас – настоящих героев с цельным характером, а не размытых и аморфных амёб, беспрестанно ищущих себя. А?
Но вы знаете, есть ещё одна вещь, которая меня поразила. Не в книге – в себе.
Дочитав роман и ещё даже не отложив в сторону книгу, я вдруг поймала себя на мысли: ах, зачем же, зачем Саня Григорьев прилюдно обвинил Николая Антоновича в смерти капитана? Да, Николай Антонович – виноват, по его вине погибла экспедиция, умерли люди, но ведь он уже стар и болен, вон идет, сгорбившись, по проходу зала, палку уронил. Жалко. Понимаете, мне стало его жалко…
В детстве у меня не возникало подобных мыслей. В детстве я радовалась и ликовала: вот, все подлецы и трусы получили по заслугам – Ромашка, Николай Антонович. Зло найдено и наказано. И это правильно! А теперь вдруг стало жалко.
И вот что мне подумалось. Мы ведь их реально жалеем, всех этих ромашек и николай антоновичей, жалеем, входим в их положение, прощаем. Смотрим на фотографию этого столетнего охранника концлагеря и видим прежде всего старого, немощного человека… Ладно, за всех не буду – я вижу старого немощного человека. И забываю на миг, что на его руках кровь. И беда ведь даже не в нашей (моей) жалости, и даже не в том, что они, эти респектабельные, цивилизованные, милые люди воспринимают эту жалость как слабость (а они её так и воспринимают), беда в том – что дай им волю, и они, эти николаи антоновичи, ромашки и йозевы шютце всё повторят снова. И их ничто не остановит. И не останавливает, что мы наблюдаем снова и снова, раз за разом…
Так может быть та я, маленькая девочка, права. Зло, в какие одежды его не рядить, останется злом. И… чего его жалеть… не знаю…
|
</> |