СУББОТНЕЕ ЧТЕНИЕ

jennyferd — 23.04.2011 По наводке o_p_f, спасибо!

Интервью, взятое Арканом Каривом у израильского ветерана Шайке Левита.
Напечатано на сайте interface.co.il (ссылка не работает).
Перепечатано 11 декабря 2000 г. на форуме Geopolitic, рубрика "Становление Израиля":
http://arcto.ru/FORUMS/messages/47/348.html?976538289

* * *
Шайке Левит: Ночью возле нефтезавода в Хайфе приземлился самолет.
Из него вышли четверо очень важных деятеля арабской компартии.
Наше командование советовалось с Бен-Гурионом и предложило их всех
выгнать, — нам коммунистов не нужно. Но Бен-Гурион велел их оставить...

Нет, наверное, более скучного и далекого от жизни предмета, чем история, преподносимая тоном школьного учебника. Авторы таких учебников пытаются сохранить объективный взгляд; в результате взгляда не остается никакого вообще, а история теряет смысл, потому что смысл истории придают только люди — своим участием или наблюдением. Шайке Левит одновременно участвовал и наблюдал — редкое и ценное сочетание. Ниже я привожу беседу с Шайке, которая скорее является рассказом, изредка прерываемым моими репликами и наводящими вопросами. Шайке настоял, чтобы мы беседовали по-русски, и я надеюсь, что некоторые неправильности его русской речи будут восприняты читателем с должным умилением.

Карив: Все истории, которые я раньше от Вас слышал, были безумно интересными. Я думаю, — может, Вы просто начнете рассказывать с самого начала — как Вы приехали… Вы ведь из Риги приехали?
Левит: Нет, я не из Латвии. Я — из Литвы.

Карив: А когда Вы приехали?
Левит: В 36 году. Ехали тогда поездом. Начали из Клайпеды. Это был тогда немецкий город, но он принадлежал Литве, — свободной Литве. Мы ехали через Восточную Пруссию, Германию, были в Берлине — как раз, когда открыли Олимпиаду, в августе 36-го. И я видел Гитлера на Александрплац. Местные евреи заперлись в домах, они боялись. А мы были туристами, с иностранными паспортами. Так мы гуляли по Берлину. Я видел его со всей его свитой: с Герингом, с Гебельсом.

Карив: А из Берлина вы сразу поехали в Палестину?
Левит: Оттуда через Австрию, Швейцарию, Италию — до Триеста. Из Триеста — на итальянском судне «Галилея». Половина наших пассажиров прыгнули в море, когда мы подошли к Хайфе, потому что они были нелегальными.

Карив: А у вас был сертификат?
Левит: Да. Как капиталисты.

Карив: У Вас была богатая семья?
Левит: Нет. Мой отец скончался в Риге скоропостижно, когда мне было пять лет, и ничего нам не оставил.

Карив: Сколько Вам было в 36-ом?
Левит: В 36-ом мне было семь лет.

Карив: И Вы все так хорошо помните? И Гитлера?
Левит: Очень хорошо помню. Потому что, когда мы приехали, мы попали прямо на войну здесь. Это было арабское восстание 36-го года. Когда мы сошли в Хайфе, там была стрельба со всех сторон.

Карив: Как вы устроились?
Левит: Сначала моя сестра получила работу секретарши на текстильной фабрике «Ата». Это была очень известная фабрика. Теперь город Кирьят-Ата — это по имени фабрики. А тогда он назывался Кфар-Ата, потому что это была деревня. И арабы стреляли по ночам, как сегодня стреляют по Гило. Каждую ночь. Они подходили близко к домам. Дома были деревянные, такие хаты. Арабы пытались их поджечь, но их каждый раз отгоняли.

Единственная школа в деревне была религиозной. А наша семья была очень нерелигиозной. Мой отец ходил в синагогу только раз в год — на Йом Кипур. Ну, так в этой школе вместо утренней молитвы я пропел им интернационал. Они меня хотели выгнать. Но не выгнали.

Потом мы переехали в Кирьят-Биньямин. Это сегодня тоже часть Кирьят-Ата. Там были более современные дома, была школа — обычная, нерелигиозная. В классе нас было четверо — два мальчика и две девочки. А учитель был племянник Жаботинского.

Карив: Тоже ревизионист?
Левит: Нет! Он был мапайником. Заядлый мапайник. Ужас!

Карив: А у Вас уже были в том возрасте политические убеждения?
Левит: Почти не было. Политические убеждения появились позже…

Потом мы переехали в Хайфу, и там я оставался до 50-го года. Когда началась вторая мировая война, немцы бомбили Хайфу каждую ночь. Мы сидели в погребах, спали в погребах целый год. Они из Сирии прилетали. Потому что французы сдались там. Это — Виши. Это — Петен, Лаваль…

Карив: Нам недавно Либерман рассказал о них.
Левит: Да. Петен и Лаваль сдали Сирию немцам. Около Дамаска у немцев был аэродром, и оттуда они прилетали. Но они ни разу не попали в еврейскую часть Хайфы. Они всегда попадали в арабскую.

Карив: Но это были акции против англичан?
Левит: Против англичан. Немцы пытались разбомбить «батей-зикук» (нефетеперегонный завод), но все время промахивались. А вот итальянцы попали.

Карив: А где Вы в Хайфе учились?
Левит: Я получил стипендию, как отличник. Гимназии тогда были платными и очень дорогими. Только богатые могли себе это позволить. Так я получил стипендию в хайфскую реальную гимназию. Это была самая лучшая гимназия в стране, лучше, чем герцлийская, гораздо лучше. Из нее вышли все знаменитые люди — командующие армией: Ласков, Дори, Маклев.

Директором гимназии был Артур Бирам. Вы слышали о нем? Это был такой тип… как юнкер, настоящий юнкер. Как будто приехал из Пруссии. До войны самым лучшим другом Бирама был Бенито Муссолини. Это все объясняет. От Муссолини он получил в подарок огромную итальянскую библиотеку. Когда началась война, он спрятал все свою библиотеку в погребе, а мы вместо итальянского начали учить в школе французский, — Бирам не хотел ссориться с англичанами.

Карив: А если бы в школе продолжали учить итальянский, были бы трения с англичанами?
Левит: Наша школа напоминала военный лагерь.

Карив: А у школы была какая-то политическая ориентация?
Левит: Никакой. Единственное молодежное движение, в которое разрешалось вступать — это были скауты — цофим. Один раз, когда мы учились в седьмом классе, двое пришли в школу в форме «ноар овэд» (рабочая молодежь, МАПАЙ), а одна пришла в форме Бейтара — в коричневой рубашке.

Карив: У Бейтара была форма, как у СА?
Левит: Да. Как у СА. Так всех троих прямо на месте выгнали из школы. Тогда мы объявили забастовку. Целый месяц мы бастовали, не ходили в школу, пока этот Бирам не сдался и не пустил их обратно. А у этой бейтаристки, между прочим, очень известная дочь: Лимор Ливнат! Мать была очень известной певицей, Шуля ее звали.

В школе я вступил в подполье — в Хагану. Я специализировался по арабскому языку. Бирам устроил нам специальный курс. Обычно арабский учили два часа в неделю. А мы получили двадцать четыре часа в неделю! Арабская пресса, Коран, арабское искусство, традиция, история. Нашим учителем был Клеснер. Его сын — Яков Клеснер — стал потом директором министерства финансов. Я арабский знаю… все, что нужно: говорить, читать, писать, переводить. Я мог выдавать себя за араба.

Так я пошел в подполье. ЭЦЕЛЬ в Хайфе не существовал — потому что это был красный город. ЛЕХИ — их было очень мало. Так я пошел в Хагану. А так, как я хорошо знал арабский, меня взяли прямо в разведку. Моя работа была в связи с проституцией. В нижнем городе были публичные дома. Туда ходили английские офицеры. Девяносто процентов хозяев этих заведений были евреи. Большинство работали для нас, часть — для ЛЕХИ. У ЛЕХИ была хорошая разведка. Командовала немолодая женщина по имени Виктория, которая держала лучшую фалафельную в городе. Я у нее часто сидел.

Мы каждую неделю спускались в нижний город и получали сведения от хозяев публичных домов. Директор гимназии, Бирам, как-то прознал про это и очень разозлился: «Что это, мои ученики ходят по публичным домам?!» Он позвал к себе командира Хаганы, Давида Кештера, — его потом убили в апреле 48 года в боях за Хайфу, — и начальника разведки, Исера Беэра ( в последствии смерил имя на Исер Харель - основатель Моссада - А.Ш.), и сказал им: «Баста! Я не разрешаю!» Они обещали больше нас в публичные дома не посылать, но обещания, конечно, не сдержали.

Все оружие нашей ячейки хранилось у меня дома: пистолеты «берета» и ручные гранаты. Мы проводили учения: заходили в арабские деревни, как арабы. Мы делали ночные обходы арабских деревень. То, что сегодня Тират Ха-Кармель, раньше было симпатичной арабской деревней Тира. Мы по ночам там гуляли.

Потом, мы надевали костюмы с галстуками и шли в ночной клуб «Звезда Востока» на площади Парижа — там, где Кармелит начинается. Там танцевала самая известная танцовщица на всем Ближнем Востоке — Тахиа Кариока, слыхали? Она была полуеврейка. Потом вышла замуж за еврея и уехала с ним в Австралию. В шестидесятые, когда ей уже было за сорок. Но тогда, в сороковом году она была совсем молоденькой… Вот, мы туда ходили, пили арак, кушали фуль.

А один раз мы надели полный мундир сирийских скаутов и поехали в Иерусалим. Прямо в Аль-Аксу! Это было в Рамадан. Приехали туда, и вдруг я вижу, один из наших идет к крану и пьет воду! И арабы смотрят… я думаю: все, нас зарежут. Так что я сделал? Я сказал: «Хада мусафэр». «Мусафэр» — это человек, который приехал издалека. По Корану ему можно пить воду. Не кушать — только пить. Ну, я сказал, так они успокоились.

Когда я окончил гимназию, Бирам пытался меня уговорить, — даже мою маму вызвал, чтобы я поехал в Иерусалим учить востоковедение и вернулся бы в гимназию преподавать. Я сказал: «Спасибо, но я иду в ПАЛЬМАХ ( ударные отряды Хаганы - А.Ш.)».

И я пошел сначала в кибуц Гват в Эмек Израэль. Потом мы были в кибуце Дафна на Севере. Когда началась война, я мог очень хорошо использовать мой арабский язык. У нас были шпионы там, наверху, на Голанских высотах, которые тогда принадлежали Сирии. Они спускались по ночам к нам и сообщали сведения.

Карив: Арабы?
Левит: Не арабы, друзы. Я держал с ними связь. Еще я держал связь с Хальсой. Это был большой арабский город на том месте, где сейчас Кирьят-Шмона. Весь этот город держал немолодой, но очень сильный человек, большой гангстер по имени Камаль Эль-Хсен. Он убил Трумпельдора.

Карив: Известно, что именно он убил Трумпельдора?
Левит: Конечно. Это известно. Он сам об этом рассказывал. Камаль был моим хорошим другом. Мы с ним часто встречались в Хальсе. В Хальсе каждый вторник был рынок коров и овец. Англичане знали, что на рынок приводят скот с Голанских высот и из Ливана. Так они закрывали границу в понедельник. А что мы делали? Мы перевозили сотни овец и коров из Ливана в кибуц Дафна в воскресенье. А во вторник вели скот на рынок. Так что, это уже не была контрабанда. Контрабанда была раньше.

Карив: Это так кибуц зарабатывал деньги?
Левит: Да. Мы водку тоже делали.

Карив: Самогон?
Левит: Делали самогон и продавали его английским солдатам. Не за деньги — за оружие. Потом, когда началась война, участвовали в боях. Большинство моих товарищей погибли во время атаки на Наби Юса, там была полицейская крепость. Почти все мои товарищи по гимназии погибли там. Потому что они попали в засаду, арабы их ждали.

Потом я брал Цфат. В Цфате командир у арабов был Адиф Шишаки, который потом стал президентом Сирии. Он вел с нами тайные переговоры. За это его потом убили, на Кипре.

Когда взяли Цфат, я ходил из дома в дом в арабской части города — искал документы. Мне дали в помощники несколько совсем новых иракских солдат. Они пришли пешком через Иорданию. Они были совсем сумасшедшие — ненавидели арабов. И вдруг я вижу, что они вытаскивают из одного дома книги и собираются их сжечь. Я левша. Так я обычным ружьем неловко стреляю. А пистолета у меня тогда еще не было. То, что у меня было, это — гринер. Знаете, что такое гринер?

Карив: Дробовик?
Левит: Да, полным-полно шариков внутри. Так я взял этот гринер и с обеих рук выстрелил в воздух. Я сказал этим моим солдатам: «Гитлер начал с того, что жег книги. Вы это делать не будете». Я взял все эти книги, погрузил их в джип и вечером отвез наверх, на гору Кенаан. Когда пришел наш командир, Игаль Алон, я спросил его, что мне делать с книгами. Он сказал: «Ты едешь в Хайфу? Забери их себе домой». Среди этих книг была рукопись Корана на пергаменте. Профессор Клеснер сказал, что этой рукописи почти тысяча лет. Эта рукопись хранится у меня до сих пор. Вакф слал ко мне послов, хотел ее купить. Я не продал.

Карив: Почему?
Левит: А почему я должен отдавать ее этим сукиным детям?

После Цфата я заболел краснухой. Почти все наши заболели. И нас посадили в карантин в полицейской крепости на Хар Кенаан. Я узнал, что возле Бейт-Шаана идет бой. Так я удрал из карантина. Но меня словили и посадили в тюрьму. Я сижу день-два. И вдруг я вижу, под окном моей камеры остановился тендер, и на тендере — все мои вещи, мой китбэг. Я не понимаю, в чем дело. И зашел в камеру какой-то парень, и сказал, что у него приказ отвезти меня отсюда. Я говорю, куда? Он — ни слова. И тогда меня отвезли в Явниэль — возле Тверии. Там была первая наша база разведки. Уже была армия, но у разведки еще не было даже названия — ни Модиин, ни Мосад, ни ШАБАК. Исер Беэр меня туда забрал. Но только он забыл сообщить об этом моим командирам в ПАЛЬМАХе. Так через полгода после этого один меня встречает и говорит: «Тебя полиция ищет! Ты — дезертир!» У ПАЛЬМАХа была своя полиция.

Потом я служил в армии до 53 года. Они хотели меня послать на «иштальмут» (курсы повышения квалификации), но я с ними расстался в чине лейтенанта, — не хотел больше. У меня были свои планы — учиться и так далее.

Карив: А чем Вы занимались до 53-го года в разведке?
Левит: Мы всяким занимались: от цензуры и до допросов. Мы делали работу ШАБАКа тоже. ШАБАК тогда еще не существовал.

Карив: А что значит, цензура? Что вы цензурировали?
Левит: Была цензура на письма. Потому что была большая переписка между арабами, которые здесь остались, с арабами в других странах. Были у меня люди, «милуимники», которые эти письма вскрывали, что надо — вычеркивали, потом наклеивали такую наклейку «Проверено цензором».

Карив: А кого Вы допрашивали?
Левит: Разных… Одной ночью возле нефтезавода в Хайфе приземлился самолет. Из него вышли четверо очень важных деятеля арабской компартии. Это были Туфик Туби, Эмиль Хабиби — очень симпатичный человек и великолепный писатель, Эмиль Тумма и Хана Накара — адвокат. Из Ливана они прилетели. Если бы они остались в Ливане, это была бы для них верная смерть. Потому что фундаменталисты, люди муфтия Хаджа Амина Хусейна хотели убить всех коммунистов.

Наше командование советовалось с Бен-Гурионом и предложило их всех выгнать, — нам здесь тоже коммунистов не нужно. Но Бен-Гурион велел их оставить.

Эмиль Хабиби — я его допрашивал — сказал, что он никогда в России не был и не знает ни одного слова по-русски. Я его долго допрашивал по-арабски, а потом вдруг раз! — задал вопрос по-русски. И он мне ответил тоже по-русски. И дальше мы стали беседовать по-русски.

Карив: Хабиби хорошо говорил по-русски?
Левит: Он окончил университет стран Азии и Африки. Это известный университет. Много шпионов там было.

Карив: Там только шпионы и учились.
Левит: Мой дальний родственник, колонель Рудольф Абель там учился. Абели и сейчас живут в Реховоте.

Карив: Хабиби рассказал Вам, что он работает на русскую разведку?
Левит: Нет. Но это и так было ясно. Мы знали. Но в 50-м году были великолепные отношения с Советским Союзом.

Была еще одна интересная история — когда Бернадота убили. Бернадота убили в пятницу. Я сидел в Хайфе и был дежурным цензором прессы и почты. И вдруг мне звонят из телеграфного общества в Хайфе и говорят, что один журналист по имени Рихаймер, — иностранный журналист, был очень близок к ЛЕХИ, — шлет телеграмму, что Бернадот убит. Это было в три часа дня. Я позвонил в Тель-Авив Исеру Беэру и рассказал. Он мне говорит: «Подожди, я хочу посоветоваться со Стариком». Через десять минут перезванивает: «Никому ни слова! Если этот журналист захочет опять послать телеграмму, скажи военной полиции, чтобы его задержали». Ну, его и заперли. А самая интересная вещь: в котором часу был убит Бернадот? В четыре часа! Бен-Гурион подстроил убийство Бернадота! А потом была фарса — арестовали всех членов ЛЕХи. У меня был хороший друг, он был одним из командиров ЛЕХи. Так мы вечером пошли с двумя девушками в кино. Возвращаемся к нему домой — у него свет горит. Он говорит: «Это меня пришли арестовывать». Я говорю ему: «За что?» Он: «Ты знаешь, за что». Мы поднялись наверх, и я вижу — мои люди там его ждут. Так его взяли, посадили в очень хороших условиях — в Махане Йона. Очень хорошо кормили. Тогда была «цена» (режим экономии, введенный Бен-Гурионом — А.К.), но их кормили лучше, чем на воле. Им надоело сидеть, так они перепрыгнули через забор, пошли на Дизенгоф, сели в «Касит» (культовое тель-авивское кафе — А.К.). Потом вернулись в тюрьму. Через три недели их освободили. Это была фарса все. Бен-Гурион ведь сам сказал: «Если я должен выбирать между Бернадотом и Иерусалимом, я выбираю Иерусалим».

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив