СССР и ИТР

Познание мира, то есть процесс непрерывного расширения сферы
воздействия разума и возможностей его применения, есть в то же
время процесс крайне опасный для институциональной надстройки. Чем
более развит и могущественен человеческий разум, тем более
уязвимыми становятся суггестивные конструкции.
Парадокс, однако, в том, что для создания, «ремонта» и управления
институтами тоже нужен разум, но определенным образом ограниченный
и целеобусловленный.
На этом парадоксе построен извечный мировой сюжет «Властелин и
Философ», где первый пытается удержать второго в рамках и
использовать для своих целей, второй же — как минимум, сохранить
свободу мышления, а как максимум — превратить первого в свое
собственное орудие познания/деконструкции.
Очередной сиквел этой драмы мы наблюдали на примере послевоенной
истории СССР, который, конечно же, был раем ни для каких не рабочих
и крестьян, а в первую очередь для ученых.
Пролетарская революция уже на втором ходу попыталась стать
революцией научно-технической.
Успехи на этом направлении были достигнуты поистине фантастические,
однако именно в недрах Мории, кроме золотых и самоцветных жил,
крылась и гномья погибель — «Ужас Глубин».
В определенный момент именно среда ИТР, осознавшая себя
«наконечником копья» и в какой-то степени правящим классом,
потребовала своего у советской партийно-колхозной элиты.
Сладкого отправили в Горький, но систему это не спасло: не нужно даже было читать троцкиста Джиласа с его «новым классом», чтобы увидеть (а значит, поместить в фокус внимания, а значит, начать разрушать) советскую институциональную машину господства.
Не то чтобы архитекторы системы не чувствовали этой угрозы.
Выращивая прослойку ИТР-овских кадров, они постарались максимально
предохраниться — в советской системе образования существовал
заметный перекос в сторону естественнонаучных и точных дисциплин в
ущерб гуманитарным — которые, в свою очередь, находились под
строгим идеологическим контролем.
Однако архитекторы не учли одного из базовых свойств психотипа
ученого: если это настоящий ученый, он никогда не станет
ограничивать себя рамками одной узкопрофессиональной сферы. У
советских «физиков» в ударные сроки возникла своя собственная,
специфическая гуманитарная субкультура, практически полностью
автономная от господствующей доктрины.
Уже по Ивану Ефремову видно, как могучий мозг ученого-естественника
достраивает «из подручных материалов» гуманитарный «этаж» знания, и
этот процесс логичным образом приводит его к «Часу Быка» — отлитому
в тексте конфликту с концептуальными основаниями Системы.
Стругацкие, которые почти сразу стали гуру для нескольких поколений
«научных сотрудников» (преимущественно «физиков», разумеется),
также прошли очень быструю эволюцию от почти мейнстримного до
де-факто антисистемного теоретизирования.
В начале 70-х последний гвоздь в крышку гроба забил («яковлевский»)
разгром оставшихся еще направлений марксистской философии, в
результате чего Башни оказались ослеплены и оглушены. После этого
гибель системы оставалась лишь делом времени."
https://www.facebook.com/alexey.chadayev/posts/2130511530311318
|
</> |