о фильме "Чужой звонок"

От ласки, платой озабоченной, и от любви, достаток любящей (о фильме "Чужой звонок")
В семидесятые-восьмидесятые в общем богатом, разнообразном, всячески цветущем своде советской литературы для детства и юношества стихийно возник целый подраздел подростковой любовной, социальным неравенством отягощенной повести, сюжетно выросшей, несомненно, из "Двух капитанов", из ранней, зависимой, детски-несвободной сведённости вместе Сани Григорьева, ещё не полярного лётчика, но нищего детдомовского мальчишки, с московским, барским комфортом окружённой Катей Татариновой, дочерью легендарного исследователя Арктики. Из "Двух капитанов" и "Дикой собаки Динго" с её душу рвущей, безнадёжной влюблённостью нанайского мальчика Фильки в надменно-славянскую блондинку Таню Сабанееву, наивного дикаря - в дочь цивилизаторов. Инвариантами повести этого типа стали непременная разведённость юноши и девушки по разным социальным этажам, причём девушка ставилась всегда выше, была всегда привилегированней, материально и эмоционально благополучней, - и более сильное (более страстное, более трагичное - в зависимости от обстоятельств, но всегда самоотверженное, всегда личностно краеугольное) чувство юноши. В этих историях было много боли, но красивой, чистой, возвышающей душу боли, без грязи, без низости, без мучительной телесной и духовной неловкости, обязательных в социально зеркальных мезальянсах снисходящего до плебейки барчука. Было в них и потакание вкусам и тайным, не высказываемым вслух желаниям женской аудитории, которой такие расстановки, такие воздвижения на пьедесталы (в жизни - редкие, и оттого тем более драгоценные на экране) - льстили.
Об этом - повесть Слепухина "Киммерийское лето", и "Дни поздней осени" Сергиенко, и "Сентиментальный роман" Веры Пановой, и "Абориген" Юрия Короткова, и даже недавние, разлагающие форму по винтикам "Весёлые ребята" Ирины Муравьёвой. Во многом об этом - фильмы "Смятение чувств" Арсёнова, "Всем - спасибо!" Инессы Селезнёвой, "Чужой звонок" Сергея Олейника по одноимённой повести Екатерины Марковой. Последний опус в ряду, телевизионный, бюджетно скромный, выброшенный на экраны в шабутном, стилистически рваном, яркого и пикантного алчущем восемьдесят пятом и сразу же забытый, отодвинутый в густую тень вышедшим через год после него "Курьером" Шахназарова, вывернувшим чувственную модель наизнанку, вычерпавшим из первой юношеской любви всю романтику, дистиллировавшим её в самоотвращение, рессентимент, протест - стал экранным замыкающим целой эпохи настоящих, выковывающих характер в рыцарском служении прекрасной, недоступной даме русских мальчишек. Герой, подобный им, мелькнул в пореформенном нашем кино лишь однажды - в "Нежном возрасте" Соловьева - мелькнул ностальгической пародией на самого себя, и исчез, растворился в реальности новых трезвости и прагматизма, никаким лицемерием более не прикрытого слияния сфер чувственной и деловой.
Между тем, "Чужой звонок" композиционно едва ли не совершенен и расстановкой акцентов даёт едва ли не наилучшее из возможных представление о тогдашнем состоянии умов просвещённого обывателя (а о том, что нет ничего в мире вдохновительнее мещанской вульгарности, знал ещё Набоков). Середина восьмидесятых была, по сути, очень злым, очень хищным временем, очень бессовестным при всей его внешней благообразности. Не было, у нас, кажется, другой эпохи , в которой героиня наследственно сытая, наследственно пристроенная, обложенная по жизни всеми возможными подушками безопасности и сознательно, уже зрелым в семнадцать лет умом выбирающая комфорт, не забывая при этом о более тонких душевных плезирах (она же художник!), и потому морочащая голову чудесному парню, который так грустно, так красиво, так возвышенно влюблён - могла бы вызвать такое жаркое сочувствие, такую истошную жажду отождествления с нею у зрительниц.
Елена Сафонова, стройная, стильная, в шикарном, белыми лисами
подбитом пальто на хмурящихся осенним дождём московских улицах - в
этом фильме права, сохранив красоту, не убившись в гнусном бытовом
служении сирым и убогим. Её жизнь - удалась, поскольку у неё,
ах-умницы, получилось совместить зажиточность престижного
замужества с прелестью безумной страсти где-то там, в
приличествующей эскападам юности. И даже концовка, отсутствующая в
повести Марковой, эта афиша Консерватории с именами близнецов
Турбиных, знак того, что жертва её Игоря была не напрасна, что
братья выжили, выучились, добились - выглядит не столько как кость,
брошенная брошенному возлюбленному, сколько как лишняя думочка под
спину героине, максимально смягчающая грызь её ещё живой совести.
Всё же образовалось в конце концов, правда? Значит, не таким уж
предательством было выпустить тогда из своих рук тёплые ладошки
малышей, которые Игорь ей, ей одной доверил?
https://www.facebook.com/galinaguzhvina/posts/1289794111164682
|
</> |