Собственно, я здесь не скажу ничего нового: все эти мысли я

Я, конечно, ересь скажу, можете кидаться в меня валенками, но теоретически я вообще не против эвтаназии. Я почему-то не вижу христианской любви в том, чтобы дать человеку подольше помучаться. Одно дело, когда человек сам для себя определяет, что он желает ещё подольше помучаться от диких болей, и другое дело, когда он это определяет для другого. Разница есть, по-моему.
Неужели кто-то правда думает, что корчиться в муках, ожидая смерти, как избавления - это такое благословение Божие. А возможность приблизить это избавление - не иначе, как бесовское искушение. И с чего такое убеждение? Для кого из нас промысел Божий - теория?
Неужели для кого-то является секретом, что промысел Божий совершается не столько чудесным схождением небесного огня, попаляющего, скажем, Содом (к вопросу о милосердии - оно не так пошло, как склонны его представлять себе большинство наших современников), сколько руками людей?
Не нужно быть историком, чтобы знать: в армиях практически всех времен и народов был обычай добивать смертельно раненых, чтобы исключить их напрасные мучения. Я склонен считать этот обычай добрым, коль скоро нет решительно никаких средств излечить человека или облегчить его предсмертные страдания. Мы знаем, что мизерикордия (кинжал милосердия) являлся обязательным предметом облачения даже рыцаря-госпитальера. Пусть конкретно у них он имел скорее символический смысл, но коль скоро нам кое-что известно о деятельности ордена Иоаннитов, то мы вынужденно согласимся, что не нам с вами поучать их христианскому милосердию.
Одно дело, я сам сознательно выбираю страдание ради Господа, другое - зачем должен страдать человек, не понимающий смысла этих страданий, и сходящий во гроб не с умиротворением и благодарностью, а с озлоблением и проклятиями? Далее, есть ещё один момент: я выбрал страдание, но оно оказывается мне не по силам. Помучавшись какое-то время, я умоляю о прекращении страданий, но слышу от любящих собратий: "Хех, хорошо жить, простите, умирать хочешь, брат. Мучайся давай дальше". Мы понимаем, что для кого-то этот момент может стать настолько критичным, что он потеряет веру? И мы готовы взять это на себя? Типа, значит вера у него была недостаточно сильна - собаке собачья смерть. И это - христианство? И, даже если кто-то полагает, что Царство Божие устроено по тому же принципу, что приходская бухгалтерия, неужели он склонен считать, что понесенные страдания, пусть и не во всей полноте, там не зачтутся?
Кто-то скажет, что только Начальнику жизни и смерти можно решать, достаточно ли человек настрадался. Мне же кажется, что это точка зрения, более свойственная теоретику, который сам никогда не был по-настоящему связан с чужим человеческим страданием. Вот, умирающий человек молит о пощаде, просит прекратить его страдания, но слышит в ответ: "нет, ты ещё помучайся". Это выглядит для меня карикатурой на христианство. Выходит, что палачи Средневековья, незаметно убивавшие ударом кинжала осужденного, предназначенного к сожжению, были милосерднее современного гуманиста.
Спасительность страданий актуализируется верой в неё. Если нет этой веры - то нет и этой спасительности, есть просто страдания. Да, дело пастыря - воодушевлять больного на стойкое и великодушное перенесение страданий, но это далеко не всегда возможно как для умирающего, так и для пастыря - в последнем случае это иногда может смахивать на гапоновщину. Кроме того, коль скоро есть случаи, когда мера страданий приводит человека к отвержению Бога, то получается, что идеалистическое представление о спасительности страданий не выдерживает правды жизни.
Вообще аргументация о "даре Божием" отдает двойной бухгалтерией, потому что отнимать чужие жизни при определенных условиях Церковью не возбраняется, а распорядиться своею, также при определенных условиях - уже никак не получается. Т.е. расстаться с ней по своей воле, всё же, можно (христианская церковь - церковь мучеников, начиная со своего Основателя), но вот здесь - никак, потому что сей акт уже квалифицируется, как самоубийство.
Да, у нас почему-то принято уравнивать эвтаназию с самоубийством. На самом деле, это не так, поскольку здесь выбор не между жизнью и смертью, а между смертью, и мучительной смертью, однако допустим, что эта точка зрения верна. Но ведь если позволить себе отказаться от аксиоматичности нынешней позициии, однозначно осуждающей самоубийство, и задаться вопросом "а почему, собссно?", то несложно будет прийти к следующему выводу: самоубийство будет безнравственно, если совершается из малодушия, и наоборот. И если пастырь у постели больного (мучительно умирающего, на самом деле) убеждается, что тот отнюдь не малодушествует, а поступает благородно и великодушно, то он не имеет никакого нравственного основания для того, чтобы уговаривать его: "нет, чадо, ты давай-ка ещё помучайся как следует, помучай своих близких, дай им и мне вполне насладиться твоими страданиями, удовлетвори ими правосудию Божию во искупление своих лютых грехов" и прочие безумные глаголы. Понятно, что аргументы будут приведены иные, но что должно быть на другой чаше весов, которая способна перевесить эту? Можно ли говорить о нравственной вменяемости такого пастыря?
И особенно обращаю внимание на отсутствие достаточно четкой аргументации со стороны тех людей, которые много говорят о ценности страданий, но обходят молчанием (или прямо рекомендуют) использование медикаментозных средств для их облегчения, что странно, если они считают страдания настолько ценными. А если наркотиками (самая сильная боль купируется уже только ими) загнать страдания вглубь, то можно ли говорить о полноценном, достойном образа Божия существовании одурманенной наркотой личности?
Единственным весомым возражением против эвтаназии я вижу то, что на практике официальное разрешение эвтаназии способно открыть такой ящик Пандоры, который приведет, скорее всего, к массовым злоупотреблениям и, фактически, убийствам.
Что касается пассивной эвтаназии, т.е. отказа от лечения, то это также самостоятельный выбор взрослого человека. Он может быть достойным, а может быть совершен по глупости. Да, кто-то цепляется за жизнь изо всех сил даже тогда, когда это уже, вроде, бессмысленно, а кто-то расстается с ней вполне спокойно (хотя бы внешне). Но любое самостоятельное решение адекватного человека в это вопросе, на мой взгляд, заслуживает уважительного отношения.
Есть ещё один момент, который мне довольно сильно претит. Не раз я видел сам и слышал от других о ситуациях, когда неизлечимо больного человека, вместо того, чтобы дать ему спокойно и величественно уйти из этой жизни, наделяют пустой надеждой и начинают таскать по лечебным процедурам, которые только изматывают его, а в конечном счёте унижают, превращая в жалкое подобие того, чем он был ещё совсем недавно. Я бы не хотел для себя такого конца. И не является ли, по сути, настойчивое цепляние больного за растительную жизнь родом атеизма, отвергающего вечную жизнь и намертво привязанного к этой временной жизни?
В конечном счёте, на мой взгляд, в данном вопросе могут сосуществовать две противоположные точки зрения внутри одной мировоззренческой системы (как в случае с милостыней, например - всякому ли её давать), просто ни к чему демонизировать чужое мнение, противоположное собственному, полагая исчадием ада не только высказанное мнение, но и его автора. Я за то, чтобы человека, сознательно выбравшего для себя эвтаназию, не считали в среде верующих людей малодушным богоотступником. Соответственно, не заслуживает осуждения и тот человек, который помогает умирающему реализовать свой выбор.