Снова про родственников

sovenok101 — 29.07.2017 Ещё одна роль забирает массу сил: роль сопровождающего по миру на грани жизни и смерти, которую приходится играть для родственников пациентов.

Мальчик, 18 лет, лобовое столкновение легковушки, которую он вел, с грузовиком. Череп всмятку, мозги наружу. Кома 5-6 баллов. Шансов почти нет. Но это "почти" все равно не позволяет прекратить борьбу. Мама приходит каждый день. Ей все объяснили, сначала я, потом нейрохирурги. Я была первой, долго сидела рядом, когда она провалившись в отчаяние, не могла говорить, только вздрагивала от рыданий, потом собралась и спросила, где найти нейрохирурга (на соседнем этаже) и как потом увидеть сына (позвонить в дверь отделения и позвать меня). Она приходит каждый день. Выслушивает мое "без динамики" и идёт в блок. Лицо мальчика все в гематомах, с "очками", совсем не похоже на фото в паспорте. В первый раз она пошатнулась, потом привыкла. Когда у нас возникли проблемы с донорской кровью, на станцию переливания пришли человек 20 со словами "для такого-то". И вот неизбежное -атоническая кома. Мозг погиб. Говорю маме, что надо готовиться. Она начинает дрожать, затем собирается и просит провести к сыну. Потом, уже выйдя из блока, долго и мучительно пытается выжать из меня хоть какое-то слово надежды, хоть что-то о том, что чудеса случаются. Я качаю головой и повторяю убийственное "нет". Прошу ее не оставаться сегодня и в ближайшее время одной. Она уверяет, что внизу не ждут близкие. Вечером я звоню и сообщаю о смерти. Она передаёт трубку мужчине, который записывает, в какой морг и когда приезжать.

Мужчина, 50+, панкреонекроз, осложнившейся всеми положенными пирогами. Провел у нас 3 недели. К нему приходит сестра. Иногда пишет письма, если я говорю, что он сможет прочесть, иногда проходит и сидит рядом с ним. Сначала я объясняла, что состояние крайне тяжёлое и шансов немного. Потом - осторожно - что все чуть получше. Потом рассказывала, что он уже достаточно окреп, чтобы капризничать, отсоединяться от ИВЛ и даже пытаться убежать. Она все выслушивает невозмутимо, но, выходя из блока, я слышу, как она рассказывает, что семья его очень любит. И вот наконец, я сообщаю, что пациент переведен в хирургическое отделение и что она может прямо сейчас идти туда. Она срывается с места, бросив через плечо неловкое "спасибо". Начинается другая жизнь.

Женщина, тоже 50+, тоже панкреонекроз, пока ещё ничего не ясно. В сознании, на ИВЛ через трахеостому, лихорадит, очень слаба. Уже больше 3х недель. К ней приходит дочь, гламурного вида девушка, у нас она выглядит как-то совсем неуместно, даже закутанная в безразмерный одноразовый халат и с шапочкой на голове. Она уже прошла все стадии от ужаса (мама с кучей трубок, без сознания, привязанная к кровати) до деловитой сосредоточенности. Пациентка не может говорить из-за трахеостомы, но дочь понимает жесты и артикуляцию. В последний раз попросила помыть маме голову, а то та чувствует себя неловко. Пациентка улыбается и кивает. Наверное, это неплохой знак. Но все равно, прогноз пока неясен.

Я почти не запоминаю лица, скорее, силуэты и походку. Честно, говоря, я безумно рада, что возвращается шеф и возьмёт общение с родственниками на себя. Лечить больных намного легче. Да и самим больным, как ни кощунственно это звучит, в чем-то легче: они или с этой или с той стороны, они не вздрагивают от каждого телефонного звонка, не боятся услышать необратимое: "Вас беспокоят из ...больницы. У нас плохие новости..."

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив