Смотрите, как актуальны слова, написанные полвека назад.

new_rabochy — 07.01.2025

Я уверен в том, что очень немногие русские, будь эмиграция завтра открытой, уехали бы из страны на постоянное место жительства, в отличие от евреев и других меньшинств. Частично это объясняется их склонностью к местнической изолированности. Они не привыкли перемещаться с места на место. Для 95, если не больше, процентов граждан СССР, ворота во внешний мир никогда не открывались, либо, если открывались, то потом со скрежетом захлопывались вслед за ними навсегда, и люди попадали в тиски ностальгии. Если бы они были постоянно приоткрыты, то инерция и страх перед неизвестностью заграничной жизни служили бы мощной преградой для многих русских. Но основным сдерживающим моментом была бы тяга к отечеству и родным. Потому что русские обладают почти крепостной клановой ментальностью приверженности к родным краям, которую трудно понять людям, живущих в мобильных рыночных цивилизациях Америки и Западной Европы.

В силу своей истории русские являются народом большой социальной сплоченности. К группе они примыкают очень быстро, и очень болезненно переживают отрыв от неё. В священной табели о рангах советской мифологии, kollektiv идёт по важности сразу за самой компартией. Рабочий коллектив совхоза или фабрики представляет из себя понятие куда большее, чем объединение бригады для выполнения поставленной перед ней трудовой задачи. Совхоз или фабрика отечески заботится о жилье для своих тружеников, строит школы для их детей, оказывает им другие услуги, а порой и организует их личную жизнь. Рабочие радостно едут вместе на рыбалку на автобусе, выделенном предприятием. Дух коллективизма бывает таким сильным, что люди даже не замечают, что бессознательно говорят об этом всё время. Даже в нашем маленьком офисе мы с русскими коллегами часто шутили по поводу «коллектива Нью-Йорк Таймс». Но дух общинности в русских людях появился куда раньше, чем это утверждает официальная партийная пропаганда. Трудоёмкое отвоевывание крестьянами земель у леса для возделывания было уже тысячелетие назад мероприятием совместным. При последних царях посев и сбор урожая организовывал сельский mir, то есть собрание общественности. Исповедь прихожан русской православной церкви была публичным ритуалом, символизирующим возврат грешника в лоно молящихся, а индивидуум учился подчинению и слиянию с паствой верующих.

Эволюционный контраст православия с западным христианством разителен. Со времен реформации западный уклад жизни подчёркивал разделение личности в церкви и в миру, и провозглашал её право на отличие от других. Даже знаменитая склонность американцев к вступлению в разные социальные клубы и присоединению к группам даёт куда более слабые и поверхностные связи, чем те, что объединяют русских с их коллективами и с нацией в целом. На личностном уровне русский вращается в среде подобных себе c намного меньшей беззастенчивостью, чем англосакс. Меня поражало то, как русские наталкиваются друг на друга, касаются один другого и прислоняются к соседу в толчее. Это получается у них непринуждённо и без стеснения.

В коммунальных квартирах и студенческих общежитиях русские живут в такой скученности, в которой люди с Запада наверняка страдали бы от клаустрофобии.

Они считают само собой разумеющимся делить номер в гостинице или шесть мест в плацкартном вагоне с незнакомцами.

В русском языке нет слова, означающего «прайвеси». Индивидуум в порядке вещей идёт после коллектива.

Мне лично, это качество русских – самопожертвование в пользу группы и нации – представляется привлекательной чертой.

Но его сводит на нет кодекс группового конформизма, старающегося делать всё, чтобы индивид прежде всего рассматривал себя в качестве винтика в машине группы, превращая исключение из группы в суровейшее общественное наказание, будь то изгнание плохо ведущего себя ребёнка из детсадовской группы или принудительная высылка из страны Александра Солженицына за его диссидентские произведения.

«История научила нас выживать, тому, что русские должны держаться вместе, – говорит Анатолий, экономист в возрасте тридцати лет, работающий в госучреждении. – Татары пришли и завоевали нас, когда мы жили в разрозненных княжествах, каждое из которых имело практически свои границы. Нас, русских, было намного больше, чем татар. Татар было немного, но они прорубились сквозь нас, как мощный кулак. Тогда мы поняли, что нужно объединяться – как евреи, к примеру, как ни смешно это звучит. Они объединились, а теперь зов национализма собирает их на исторической родине. Наша родная земля зовёт нас оставаться дома, мы и остаёмся. Звучит, как противоположность, хотя, на самом деле, в основе – одно и то же чувство. У нас много поговорок про преданность и верность. Вы, вероятно, слышали о (маршале) Суворове, знаменитом полководце, разбившем войска Фридриха Великого, а потом и Наполеона [4]. Он говорил: «pust khuzhe, da nashe».

Когда я подсказал, что на английский, который мой собеседник знал, эту мысль, выражающую слепой патриотизм, можно условно перевести как “my country right or wrong” (право оно или нет – это моё отечество), он тут же согласился: «Мы называем это – kvasnoi patrotizm».

Как многие реалии русской жизни, эта фраза не очень легко поддаётся переводу, потому что нужно знать, что квас – это ферментированный крестьянский напиток, делаемый в процессе прогона воды через жжёный хлеб. Он имеет привкус солода, и дешёвый квас напоминает стоялый кофе – он горьковат, цвета мутной речной воды, с осадком на дне.

По всей России женщины в белых халатах разливают летом квас в стеклянные кружки из больших металлических бочек, окрашенных в тёмно-оранжевый цвет. Иностранцам обычно хватает одной кружки, но русские души в нём не чают, и в сельской местности делают свой домашний квас. То есть «квасной патриотизм» представляет собой житейский, крестьянский, специфически русский вид этого чувства.

«Шовинизм?» – спросил я. «Да, шовинизм, а порой ещё и что-то посильнее» – подтвердил Анатолий. Патриотизм такого рода взращивает веру в легенды, подобно нашим Джону Полу Джонсу [5] и Дэви Крокетту [6]. Такого рода рассказы легко льются из уст русского человека. Анатолий стал вспоминать героические подвиги пограничников, вставших на пути нацистских полчищ и защитников Брестской крепости, храбро сражавшихся с превосходящими силами противника, но вынужденных сдаться. Однако это положительная героическая сторона преданности стране отдаёт несгибаемой маккартистской нетерпимостью и преследованием несогласных и пытающихся выйти из клана, как ренегатов, которым нет прощения.

«Когда люди поверили в то, что отечество находится в опасности, продолжил Анатолий, – и это относится не только к военной угрозе, но к опасности идеологической в том числе, то есть они поверили в то, что страну заполонили чуждые им идеи, они готовы практически на всё. Видите ли, народ совершенно естественно считает таких, как Сахаров и Солженицын предателями. По одной простой причине: как Сахаров, так и Солженицын обращаются за помощью к иностранцам [наш разговор состоялся в 1973 году, когда в прессе развернулась яростная кампания против этих двух ведущих диссидентов]. Империалисты используют их обоих, и вы должны понять, что кто бы что ни говорил, а империализм – по-прежнему наш главный враг. То есть, если наш враг использует этих людей, это должно значить, что они – предатели. Сахаров призывал Запад наказать нашу страну, не давать нам статуса наибольшего благоприятствования в торговле со Штатами. Конечно, его считают предателем, и для народа является нормальным делом присоединиться к кампании за его разоблачение». Он на минуту остановился перед тем, чтобы выразить разочарование, но оно было не того рода, что я ожидал. «Националистические чувства в наши дни слабеют среди отдельных представителей интеллигенции. – заявил он. – Некоторые колеблются в решении присоединиться к кампании за осуждение Сахарова и Солженицына. Это не происходит автоматически, хотя должно бы».

Любой иностранец, когда-либо ставивший под вопрос советский образ жизни или оппонировавший, хотя бы мягко, ему или правительству СССР, неизбежно сталкивался с подобным проявлением клановой лояльности. Что бы русский ни думал про себя, он сплачивает ряды и поднимается в защиту нации против чужака. Причём такое поведение совсем не является попугайским повтором советской пропаганды, потому что я слышал, как диссиденты внезапно меняли свою позицию на противоположную, когда иностранец высказывал точно такую же критику их страны, которую они до этого выразили. Национальная гордость перед лицом иностранца является очень сильным чувством. Редактор одного журнала убеждал меня в том, что я ошибаюсь, если думаю, что русские нуждаются в наставнике, который разъяснит им, что говорить иностранцу. Без всяких подсказок люди обычно станут преувеличивать их жизненные стандарты перед людьми с Запада, посещающими их дома и фабрики. «Это естественно, – сказал он. – Люди чувствуют: «Мы же русские. Нам надо хорошо выглядеть перед иностранцами. Мы должны им показать, в особенности американцам, что живём хорошо».

via

Оставить комментарий

Популярные посты:

traianus

Нарколог на дом Екатеринбург и цены: как разработать индивидуальную стратегию для предотвращения рецидивов

what_2_wear

& Other Stories

varlam_volkov

Мат – национальная трагедия России

booky_moussy

Контрольная точка: Полночь

ru_aviation

Авиационные фотографии с острова Гран-Канария 2024

lady_catari

Человек собаке друг?

colonelcassad

С делом Лермонтова что-то не так...

nikolai_endegor

Миры Александра Вахрамеева

vitkvv2017

17 лучших снимков самой красивой актрисы "Золотого века Голливуда" - Элизабет

• Ранее
• Архив