Смысл

ottikubo — 28.02.2025 Клара заболела - привязалась какая-то простуда. Чувствовала себя скверно; пила лекарства, пшикала какую-то дрянь в горло. Никакого действия этих лекарств не замечала - разве что отвратительный вкус во рту. Отчаявшись, придумала сходить к врачу, хоть толку никакого не чаяла. Напялила маску и поплелась в поликлинику.
- Ты чего здесь кашляешь, - возмутился старичок, из очереди.
- А куда мне идти кашлять? В консерваторию? - слабо огрызнулась Клара. - Видишь, маску надела.
- Что мне твоя маска, - рассердился старик, - у меня пониженный иммунитет. Заразишь нахрен! Отсядь!
Она хотела сказать, что там, куда отсядет, тоже люди, но дыхания не хватило. Как раз подошла очередь - вызвали к врачу. Никаких признаков бронхита или пневмонии врач не расслышал. Правда фонендоскопом тыкал легкомысленно, так, что и открытый туберкулез не обнаружил бы. Выписал микстуру, сказал, что прогноз оптимистичный.
Клара поплелась домой.

Дни проводила, слоняясь по квартире в ночной рубашке. Раздражали слабые стоны, которые испускались при выдохе. Бабушка называла это "крехцен" и относилась к кряхтящим неодобрительно. Была она женщиной сильной, энергичной и деятельной, пережила погром, две войны, голод и эмиграцию. Воспитала детей и внуков, и умерла счастливо и скоропостижно, не дожив до дряхлости.

Клара бродила по комнатам унылая и бесполезная - инстинктивно присаживалась к компьютеру, но работать совершенно не могла - мысль не зацеплялась за факты, а скользила по их поверхности. Закончить главу было невозможно. Молодой нетерпеливый соавтор просил разрешения позвонить, она написала, что даже говорить не может. От безделья залезла в ю-тюб посмотреть свою последнюю лекцию. Формально, чтобы вспомнить, какие вопросы задавали, и убедиться, что ответы были впопад. А фактически - взглянуть, стоило ли надевать платье. Ничего особенного не увидела - толстовата, никакой элегантности, волосы, как всегда, дыбом. Лениво заключила, что волосы, вероятно, электризуются от работы мысли. Вот сейчас, когда мыслительный процесс недоступен, лежат безжизненно, а стоит начать самое невинное обсуждение - как есть старая ведьма! Глаза горят, волосы торчком.

Скучая, поблуждала еще в ю-тюбе и вдруг зацепилась за редкостное имя «Медея». Имя принадлежало подруге детства. Они жили на одной улице в соседних дворах, вместе ходили в детский сад, учились в одном классе. Каждый день забегали друг к другу домой. Медея Нижарадзе. Почему-то и дома, и во дворе, и в школе все звали ее «Цаца». Ни то, ни другое имя никому не казалось странным. Мало ли какие Офелии, Луизы и Додо сидели за соседними партами.

Она замечательно пела в школьной самодеятельности, потом училась в консерватории, потом солировала в опере. Пела в Милане, в Париже. Клара ни разу не видела ее на сцене. Сначала Цаца стажировалась в Италии, а потом Клара уехала в Израиль. И вот теперь в первый раз слушает концерт русского романса в исполнении Медеи Нижарадзе.

Удивлялась, отчего не поискала прежде? Волшебный переливчатый сильный голос, нежный тембр, чудесная оперная дикция. И сама красавица! Ей здесь тридцать пять. А сегодня, конечно, под семьдесят.

Клара пересела на диван, устроилась полулежа, вспоминала: у Цацы тоже были мама с папой и бабушка, но совсем не такие, как у Клары. Кларина мама была инженером, а Цацина - домохозяйкой, очень полной, всегда в фартуке. Одноклассницам дочери приветливо улыбалась, угощала фруктами. Однажды Клара видела и папу. Он пришел с работы грязный, говорил очень громко и сердито, почему-то по-армянски. И бабушка ему в ответ тоже кричала непонятное и страшное. Клара испугалась – ее папа ходил в галстуке, носил шляпу и никогда не повышал голос. Медея увела подругу во двор. Шепнула, успокаивая: "Ты бабку не бойся. У нее астма. Мама сказала - скоро сдохнет!"

Клара ужаснулась до самой глубины своей восьмилетней души. И теперь, вспоминая, ужаснулась еще раз. Больше никогда не заходила в тот дом. Боялась, что бабушка Цацы умрет прямо у нее на глазах, и еще отталкивало что-то другое, нестерпимое, грубое, чего не умела объяснить. А если ты не бегаешь к подружке каждый день, то она тебе и не подруга.

Клара пошарила в фейсбуке - Медея там была, конечно, но совсем чуть-чуть. Одни только поздравления с днями рождения и фотографии кошек. Ни детей, ни внуков. Живет в Тбилиси – городе их детства. Уже не работает. Общих друзей нет.

Теперь на ниточке времени звякают три бусинки: восьмилетняя смешливая девочка с длинными черными косами и грузинским акцентом, тридцатипятилетняя красавица с чудесным колоратурным сопрано - отчего она не стала звездой? И пенсионерка, похожая, вероятно, на свою астматическую бабку. Как Клара похожа на свою. Возможно, теперь тоже кашляет и блуждает по квартире в ночной рубашке.

Через любые три точки можно провести кривую, а тем более жизнь.
Но какой бессмысленный, бездарный, нелепый сценарий! Вот если бы о Цаце написали роман, он начался бы детством в бедности и грубости, а закончился премьерой в Метрополитен-опера. Это была бы история целеустремленности, таланта и удачи. Или ее бы убил обезумевший поклонник. Прямо на сцене – в роли Кармен. Это была бы история страсти и нестерпимости искусства. Или она бы бросила сцену, ушла в монастырь и до смерти руководила церковным хором. История просветления.

Пришло время ингаляции. Клара сидела, окутанная клубами пахучего пара, и кивала своим мыслям: для этого люди и придумали литературу.

Чтобы из безобразной путаницы жизни извлекать кусочки, имеющие смысл.

Сохранено