Смешно не поддаваться
maiorova — 30.10.2017 Вчерашняя экскурсия по Лиговскому проспекту прошла под знаком соответствующего стихотворения Бродского:Смешно не поддаваться, если ты
Стена, а пред тобою разрушитель.
Бывший канал, впрочем, выглядит вполне благостно, а на некоторых окрестных улицах я не отказалась бы пожить. Голландские домики такие, гемютные, навевающие мысль о Бенилюксе. Воздвиженская церковь, которая в дни моей молодости носила кличку «мини-Казанский», теперь именуется Казачий собор. Казаки и реставрируют. Во внутреннем дворе олеографические памятники Николаю Второму, Александре Феодоровне, царевичу Алексею и почему-то митрополиту Иоанну. Вокруг симпатичный садик, бегают сытые и довольные храмовые кошки. На спине у одного особенно стеснительного полосача можно чайный столик накрывать. С самоваром. А что это были за руины в девяностые годы, как вспомню, так вздрогну. Сейчас, хотя утрачены росписи и всё внутреннее убранство, по крайней мере, в церковь входишь как в церковь, а не «матушки, я обозналась, здесь производственный сарай!»
Дальше посетили церковь Петра Митрополита. Её создатель, А. Аплаксин, в некие годы рассуждал, что выстроить неудачный жилой дом – беда невелика. Его сто раз перестроят, переделают под владельческие вкусы, да и снесут наконец. Не то дом молитвы. Его будут беречь по самому статусу, какое бы он ни был угрюмое барахло. Конечно, он и вообразить себе не умел, что жилые дома будут оберегать и ценить за хорошую планировку и прочие достоинства дореволюционного фонда, а храмы снесут попросту оттого, что они храмы, как ни отменно они выстроены. Умер Аплаксин в 1931 году, и церковь Петра Митрополита – одно из немногих оставшихся его детищ. То есть – он наблюдал, как взрывали.
Ещё заходили в дома Перцова: едва ли не самые известные доходные дома города, считавшиеся в своё время роскошью, оборудованной по последнему слову техники. Телефоны, и те установили. Извне анфилада домов куда как впечатляюще смотрится, но в один мы зашли. Мама мия. Сразу пришло на память из Гоголя, о Петрушкином запахе. Сложный аромат кислых щей, кислый аромат сложных щей... я задохнулась. Была бы астма, был бы приступ. Один экскурсант поделился, что бывал в нескольких здешних квартирах. Жить невозможно, сырость, проводка. О, проводка. Она висит жгутами, бородами какими-то, вроде спутанной лески. Искра, и всё. В подвальном окошке стоят славные мисочки. Надеюсь, жители не страдают хотя бы от грызунов. Вдобавок постройка торгового центра «Галерея» (надо признаться, кошмарного) спровоцировала появление в перцовских домах здоровенных трещин. На трещинах трогательные маячки с датами.
А знаете, что могло быть потеряно и не потерялось. Всем известный фасад Московского вокзала. В начале века самые выдающиеся зодчие города объединились в идефиксе: «Давайте снесём эту безвкусицу к шуту!» Но тут грянул август четырнадцатого, и, как в старом анекдоте, уже никто никуда не идёт. Изруганный фасад остался одним из немногих сохранившихся творений Константина Тона, а ведь пальцев на руках не хватит сосчитать, сколько посносили-повзрывали. Шагаем далее: станция метро украшена чёрной доской «здесь была Знаменская церковь работы Фёдора Демерцова». Демерцовская биография поразила меня в самое сердце ещё со времён экскурсии от Чкаловской до Иоанновского монастыря. Выбившийся из крепостных, этот талантливый товарищ получил образование за счёт своего хозяина, князя Трубецкого, вышел на волю... И чем же отплатил ему? Прижил дитя в незаконной связи с княжною Трубецкой. Отец был в ярости, выгнал дочь из дома, вычеркнул из завещания, но, чтобы не позорить её, соорудил незадачливому зятюшке офицерский чин. Сам Трубецкой через какое-то время женился вторым браком... на собственной же крепостной крестьянке. Это поветрие, не иначе. Но Демерцову как пошла карта, так и шла. Сам Аракчеев у него ребёнка крестил, вы понимаете, что это значит. Военные заказы поспешали один за другим, всесильный кум предложил спроектировать усадьбу Грузино. Вы там были, в Грузино? Парк обалденный, но от строений не осталось ни-че-го. Ладно, хорошо, то война виновата, но Знаменская – не война, собор на Литейном – не война ни разу. Из всего демерцовского наследия востребованными остались казармы, которые используются по прямому назначению до сих пор.
|
</> |