Слуцкий Александр Михайлович. Биолог 2

Всем, кто жил в СССР в описываемое время, хорошо известен аргумент, часто используемый для пропаганды “советского образа жизни”: медицина в стране была бесплатная, высококачественная и доступная для всех. Прямо или косвенно, этот аргумент, однако, может быть оспорен, поскольку медицина в СССР была слишком многообразной: были больницы для привилегированных и для простых людей, была столичная медицина и была провинциальная. Подавляющее большинство населения было лишено возможности выбора, так как получало медицинскую помощь просто по месту жительства.
Лишь некоторые ведомства или отдельные крупные предприятия имели собственную медицинскую службу, где нагрузки на врача были гораздо меньше, чем в общем секторе, а качество медицинской помощи контролировалось непосредственно этим ведомством или предприятием. Объективно оценить ту или иную больницу или выбрать врача было невозможно, так как стандарты медицинской службы отсутствовали.
Мой личный опыт взаимодействия с медициной был исключением, поскольку моя мать была врачом в ведомственной поликлинике, и многие друзья и родственники из родительского окружения также были врачами, специализирующимися в самых разных отраслях медицины. Так что все мои небольшие потребности в медицинской помощи удовлетворялись по блату – быстро и качественно. Тем не менее, мне все-таки удалось несколько раз столкнуться с советской медициной и ее проблемами и достижениями.
Первый раз я попал в больницу в 19 лет, когда у меня обнаружили инфекционный мононуклеоз – болезнь сравнительно неопасную, но всё же требующую врачебного внимания. Больных мононуклеозом рекомендовалось содержать 21 день в карантинe. Один из моих родственников – главный врач туберкулезной больницы – имел целое отделение из 20 боксов, предназначенное специально для тех больных туберкулезом, у которых обнаруживалось ещё какое-нибудь инфекционное заболевание. Хотя у меня не было туберкулеза, меня поместили в один из таких боксов. 18 из 19 оставшихся боксов были заняты людьми, которые, так же, как и я, не имели никакого отношения ни к туберкулезу, ни к каким-либо другим инфекциям.
Это были так называемые “нужные люди”: директора магазинов, крупные дельцы и тому подобные, которым надо было подлечиться. Этот мой родственник имел связи с ведущими врачами в различных областях медицины, которых он приглашал для консультации за немалые деньги или услуги. У него в больнице, например, можно было сделать операцию на легких под руководством академика – одного из ведущих пульмонологов, или получить консультацию академика из института Бакулева – самого известного кардиологического центра страны. Говоря о доступности медицинской помощи, надо пояснить, что попасть к академикам на прием в тех институтах, где они официально работали, было практически невозможно.
Лишь в одном из 20 боксов лежал больной инфекционным гепатитом, которого действительно держали в изоляции, не разрешая ему выходить в общий коридор для прогулок, как делали все остальные. Кормили там сытно и вкусно, включая даже чёрную икру, поскольку больным туберкулезом полагалось усиленное питание (напомню, что больница была туберкулезная), и икра укладывалась в смету. Конечно, эта смета на питание утверждалась на всех больных разом, а икру получали лишь “нужные люди.” Дни мои в больнице проходили в подготовке к экзаменационной сессии и флирте с медсестрами. Особенно мне запомнилось празднование Нового года. Обитатели отделения обеспечили роскошный стол и выпивку, а мы с медсёстрами украсили елочку всем, что было под рукой: пузырьками от лекарств, пробирками, пипетками, надутыми резиновыми перчатками и прочим – все пошло в ход. Праздник удался на славу!
В 1980 году у нас родилась дочь Лана, а за несколько месяцев до этого Ире приснился сон о том, что у неё родилась очень красивая крошечная девочка, которая тяжело болела из-за стафилококковой инфекции. Поэтому оставшееся до родов время, она искала через всех друзей и знакомых родильный дом, в котором бы не было стафилококка. Поскольку стафилококк был везде, врачи говорили правду: “Да, бывает иногда”. Лишь в одном родильном доме главный врач сказала, что у них никакого стафилококка не было. Таким образом, выбор был сделан.
Незадолго до родов я съездил в этот родильный дом, чтобы встретиться с главврачом и обсудить некоторые детали. Я посмотрел на протокол приема родов в этом роддоме и, будучи микробиологом, понял, что основным источником инфекции у новорожденных может быть специальный степлер, который используется для обработки пупка после перерезки пуповины. Дело в том, что скрепки были стерильными, а сама машинка – нет. Когда я встретился с этой женщиной-главврачом, я принес ей в конверте 200 рублей (что было в полтора раза больше ее месячной зарплаты) и договорился о том, что, во-первых, она придёт лично принимать роды или, во всяком случае, будет там присутствовать, и, во-вторых, что для перевязывания пупка будет использован старый проверенный способ -–стерильная нитка, а не скрепка. Это всё, что от неё требовалось!
На деле вышло иначе. Я отвез жену в роддом в 4 утра и, как договаривались, позвонил этой женщине домой. Она жила в пяти минутах езды от роддома и уверила меня, что всё будет в порядке. Однако, на роды она не пришла, и скрепку на нитку никто не заменил. Ира очень терпелива и считала, что кричать благим матом для того, чтобы привлечь внимание акушерки, неприлично. Поэтому к ней никто не подходил вплоть до того момента, когда появилась головка. Когда акушерка увидела, что происходит, она бегом повезла Иру в родильную комнату и через 2-3 минуты приняла роды. Как потом оказалось, такие быстрые роды привели к тому, что у ребёнка развился гипертонус (повышенный тонус) мышц.
Обычно, если всё было нормально, маму с ребёнком выписывали через 5-6 дней. Однако наша девочка очень плохо ела, теряла вес и была какого-то серого цвета. Главврач утверждала, что всё в норме, и просто надо понаблюдать ещё несколько дней. Мы уже ей не верили, и Ира выписалась домой под расписку о том, что она снимает всякую ответственность с роддома за все дальнейшие последствия. Дома мы сразу обратили внимание на то, что пупок был красный, раздувшийся и горячий. Всё указывало на пупочную инфекцию. Тогда мы кинулись искать хорошего врача микропедиатра, который бы приехал к нам домой и частным образом осмотрел ребенка. Такой врач нашёлся по чей-то рекомендации. Он приехал, осмотрел Лану в течение 5 минут и очень важно сказал: “Хорошая девочка. Только смотрите, не испортите ее”. После чего он замазал пупок зелёнкой и уехал.
Мы были в ужасе, так как, во-первых, зеленка на рану – это очень больно, а, во-вторых, она способствует образованию корки, перекрывающей доступ воздуха, что в данном случае могло привести (и привело!) к анаэробной инфекции в дополнение к стафилококку. Когда на следующий день мы поняли, что теряем ребёнка, мы позвонили этому врачу и – надо отдать ему должное – он не стал на этот раз надувать щёки, а позвонил своей институтской подруге, которая работала в детской больнице в отделении для недоношенных детей.
Как уже говорилось в начале этой главы, много было также и хороших, даже исключительно хороших врачей. Нам очень повезло, что Лана попала к одной из таких врачей! Элла (так звали его подругу) была очень уверенная в себе, очень знающая и умевшая говорить с родителями так, чтобы сказать правду, но не пугать их до смерти. Она велела нам приехать немедленно и сразу же положила Лану в реанимационную палату. Анализ крови пoказал, что инфекция была вызвана стафилококком и ещё двумя видами бактерий. Стало ясно, что мы привезли Лану, когда ситуация достигла опасного, критического пика, и начался сепсис (заражение крови). Повремени мы ещё всего лишь полдня, Лана, скорее всего, не выжила бы. Повезло, что Элла по своим каналам тут же достала американский антибиотик широкого спектра действия.
В отделении были очень строгие порядки. Быть вместе с ребёнком можно было только во время кормления. В остальное время находиться в палате разрешалось только тем, кто согласен был мыть полы в отделении (уборщиц не хватало). Часы посещения – с 8 утра до 8 вечера. Тяжелее всего было ночью: нас до утра не оставляла постоянная тревога. Для того, чтобы можно было позвонить по телефону ночью и утром, и узнать, как Лана, мы каждый день приносили коробку шоколадных конфет дежурной медсестре. Для ночного кормления молоко сцеживали и оставляли в холодильнике. Как потом оказалось, одна из медсестёр пила это молоко в оздоровительных целях и заменяла его смесью “Малютка”. Эта смесь содержала большое количество сахара, и часто вызывала сильную аллергическую реакцию. Мы пожаловались Элле, она, конечно, знала о том, что происходит, но сделать ничего не могла, поскольку медсестра эта была очень квалифицированная, и ее было трудно заменить.
Лана провела в больнице первый месяц своей жизни. Помимо инфекции, “побочным эффектом” родов был гипертонус, и мышцы всё время были напряжены. Элла порекомендовала нам договориться с одной очень опытной массажисткой из детского психоневрологического диспансера, и та приходила к нам два раза в неделю частным образом и проводила с Ланой целый час. Она объяснила Ире, что и как надо делать, и Ира каждый день скрупулезно выполняла все инструкции. Объединенными усилиями нам удалось преодолеть гипертонус за 4-5 месяцев.
Так что, хотя официально медицина была бесплатна, но, если, например, подсчитать все расходы на медицину в первый год Ланиной жизни, эта сумма составила бы полторы моей годовой зарплаты, что было вполне сопоставимо с расходами платной медицины в западных странах. В общем, как говорит народная мудрость: «Лечиться даром – даром лечиться».
И еще одно забавное наблюдение, косвенно связанное с медициной. Каждый год во время вступительных экзаменов медицинская служба Университета вывешивала перед Биологическом факультетом длинный список медицинских противопоказаний, с которыми абитуриент не допускался к экзаменам. В этом списке, помимо различных хронических и острых заболеваний, было следующее (именно в таком порядке): отсутствие одной конечности (верхней или нижней), отсутствие двух конечностей (одной верхней и одной нижней или двух верхних или двух нижних), отсутствие трех конечностей (одной верхней и двух нижних или двух верхних и одной нижней). "
***
Особо пытливые могут ознакомится со статистикой: Затравкин С. Н. Вишленкова Е. А., Чалова В. В. "СОСТОЯНИЕ И ВОЗМОЖНОСТИ СОВЕТСКОГО ЗДРАВООХРАНЕНИЯ В 1960—1980-х ГОДАХ" https://cyberleninka.ru/article/n/sostoyanie-i-vozmozhnosti-sovetskogo-zdravoohraneniya-v-1960-1980-h-godah
***
"...Деньги – вещь полезная и необходимая при любом государственном строе. Однако в этом отношении развитой социализм резко отличается от капитализма: при капитализме существует лишь одна проблема – как деньги заработать, тогда как при социализме этих проблем две - как их заработать и как потратить. Слово “купить” не означало пойти в магазин, выбрать товар, заплатить деньги и пользоваться покупкой. Вместо “купить” всё больше и больше употреблялось слово “достать”. Невозможность купить привела к полной или частичной трансформации товарно-денежных отношений, а именно, к замене денег бартером, что вызвало их дальнейшее обесценивание и жизнь по схеме “ты – мне, я – тебе”. При капитализме такого бартера нет и быть не может, поскольку доллар (или другая твердая валюта) гораздо более универсальна, чем любой товар, так как на деньги можно купить другой товар или услугу. В бартерной сделке у каждого товара или услуги была денежная стоимость, которая служила ориентиром.
В расчёт принимались также значимость и доступность этого товара или услуги. В дополнение, важна была “толерантность рынка”, то есть максимальная цена, которую потребители были готовы заплатить. Из этих компонентов складывалась реальная цена, которая могла использоваться в бартерном обмене. Конечно, больше всего были распространены одноходовые сделки – обмен одного дефицита на другой. Например, билеты в театр на популярные спектакли в обмен на импортные лекарства, или помощь в поступлении ребенка в институт – против путевки в зарубежный круиз. Для того, чтобы достать нужный тебе дефицит, порой создавались целые цепочки бартеров. Всё это требовало определённых усилий и, главное, времени.
Я был вполне адаптирован к существующей системе, поскольку у меня было несколько хорошо “прикормленных” (переплатой или другим бартером) кассирш, продающих билеты в театр в специальных киосках, расположенных в метро или в подземных переходах, а также кассирш в железнодорожных и авиакассах. Кроме того, у меня был доступ к очень мощному дефициту – чистому спирту (этому посвящена отдельная глава в этой книге). Приведу несколько примеров бартера. У нас с Ирой была двухкомнатная квартира. Когда появилась вторая дочь, стало не хватать еще одной комнаты. Жилье в Москве в то время распределялось централизованно, и для того, чтобы просто встать в очередь на квартиру, нужно было иметь не более 5 кв. м. на человека плюс 5 кв. м. на семью, т.е. семью из 4-х человек могли поставить в очередь только в том случае, если она обитала на менее, чем 25 метрах жилой площади в коммунальной квартире.
Такая очередь занимала 10-12 лет... Так что оставался только бартерный обмен квартиры с другими гражданами. Самый надежный вариант найти хорошую трехкомнатную квартиру – иметь две квартиры (двухкомнатную и однокомнатную) и обменять их на трёхкомнатную, поскольку большинство людей хотели разъехаться, а не съехаться. Всё было понятно, кроме одного пункта, а именно, где взять еще одну квартиру. Я поделился этой ситуацией с несколькими приятелями. Оказалось, что у одного из них есть дальняя родственница весьма преклонных лет, которая живет одна в однокомнатной квартире, но желает жить вместе со своей уже пожилой одинокой дочерью, имеющую хорошую двухкомнатную.
При этом она хотела выручить за свою однокомнатную квартиру какие-нибудь деньги, а не просто так отдать ее государству. У нас родился такой вариант: мы “съезжаемся” со старушкой (на бумаге, конечно) – и в обмен на нашу двухкомнатную и ее однокомнатную получаем трёхкомнатную квартиру. Старушка получала от нас компенсацию деньгами. Оказалось, однако, что съезжаться можно только с прямыми родственниками, а доказывать родство нужно исключительно через суд. Одна хорошая знакомая – детский врач – представила нас женщине-судье (незадолго до того она лечила ребенка этой судьи), и попросила, чтобы та нас выслушала. Дальше всё было делом техники: при знакомстве с судьей разговор пошел о том, какие идут новые модные спектакли.
Оказалось, что она давно мечтала попасть на один из них, но достать билеты никак не могла. На следующий день я принес ей билеты, а она объяснила, что и как надо сделать, чтобы доказать моё мнимое родство со старушкой. Если бы не было бартера, шанс на успех был бы крайне низкий, так как предложить судье деньги было исключено: это выглядело бы прямой взяткой (а вдруг я из “органов”), а билеты в театр – нет. На всю операцию ушел еще один день, и мы после этого смогли выбрать такую трёхкомнатную квартиру, какая нам понравилась.
Моя тёща – София – работала заведующей отделением физиотерапии в районной поликлинике в Ростове. На территории, которую обслуживала эта поликлиникa, находился номерной завод (то есть предприятие, работающее на оборону). София сумела договориться с администрацией завода о том, чтобы они взяли шефство над ее отделением в обмен на физиотерапевтическое обслуживание. Поскольку у шефов имелся доступ к твердой валюте, они в короткий срок завезли и поставили в отделении, которым заведовала София, западное оборудование.
В результате она получила возможность качественно лечить большое количество друзей и знакомых. Это, в свою очередь, позволяло ей решать многие проблемы. Например, первые 2-3 года у нас с Ирой в квартире не было телефона. Чтобы поддерживать связь (звонить из Москвы в Ростов), нужно было добраться до переговорного пункта, заказать звонок и просидеть 1-2 часа в ожидании. Кроме того, это было недешевое удовольствие (15 копеек за 1 минуту). Одна из пациенток, лечившихся у Софии, работала на телефонной станции. Она дала нам возможность звонить в Ростов с любого телефона-автомата. Для этого нужно было набрать специальный московский номер, сказать пароль (я - от Горбачека), и телефонистка соединяла напрямую с Ростовом. Таким образом, за две копейки можно было разговаривать сколько угодно.
Однажды наша знакомая попросила меня подготовить ее племянницу Лену к вступительному экзамену по биологии в медицинский институт. Сложность заключалась в том, что Лена из-за болезни пропустила несколько месяцев школьных занятий, и времени до экзамена оставалось довольно мало. Обычно я занимался с абитуриентами небольшими группами, по три человека. Но для Лены был нужен индивидуальный план. К счастью, она оказалась способной ученицей и сдала экзамен на “пятёрку”. В то время я сильно увлекался игрой в тотализаторе на лошадиных бегах и регулярно проигрывал.
Отчим Лены оказался знаменитым наездником. В благодарность за подготовку к экзамену, Лена предложила взять Иру с собой на ипподром. Там Лена сказала ей, на какую лошадь и в каком пробеге надо делать ставку, и Ира выиграла 300 рублей. Это моментально вылечило мою привязанность к тотализатору, так как я проводил ночи напролёт, изучая по старым программкам историю каждой лошади, составляя сводные таблицы и анализируя их, я пытался сделать прогноз, на какую лошадь ставить. А тут оказалось, что всё это лишнее, и надо просто знать наездника...
При существующей в то время советской морали бартерные сделки не считались коррупцией. Это был просто образ жизни. Тем не менее, я думаю, что эта система разъедала общество и расчищала путь для настоящей коррупции, когда чиновники и партийные функционеры за деньги совершали деяния, которые были противозаконными и нарушали жизнь как отдельного человека, так и общества в целом.
...прямой контакт с КГБ произошел у меня вот при каких обстоятельствах. Летом после 4 курса группу студентов с кафедры генетики повезли в Краснодар, на встречу с академиком Лукьяненко для ознакомления с его работой по генетике и селекции новых сортов пшеницы. И надо же такому случиться, что в назначенный день нашей с ним встречи он внезапно умер. Билеты на Москву были заказаны на рейс, улетающий в Москву только через три дня. Так что делать было нечего, и мы с моим приятелем – немцем Франком, который учился в нашей группе, решили провести эти три дня на Черном море, благо оно было всего в 100 км от Краснодара.
Мы быстро собрались, но оказалось, что ни у него, ни у меня не было денег. Тогда у меня созрел план: незадолго до этого один из моих друзей эмигрировал в Америку и оставил мне целый блок американской жевательной резинки. В России в то время жвачки не было. Она была “твердой валютой” и котировалась высоко. Продав жвачку, можно было получить достаточно денег на поездку к морю. Мы пошли в пивной бар, чтобы обсудить наш план. За одной стойкой с нами стояли два парня, на вид лет 35-ти. Поскольку после двух-трех кружек пива мы уже были почти что друзья, я рассказал им о своем плане, чтобы спросить совета, как это лучше сделать в их городе и угостил каждого из них несколькими пластинками жвачки.
Тут они говорят: "Сашок, у нас к тебе вопрос. Давай выйдем на пару минут, а то здесь шумно." Мы вышли на улицу, где они показали мне удостоверения сотрудников КГБ и говорят: "В принципе, мы должны тебя арестовать за спекуляцию, но, поскольку ты нас угостил, мы видим, что ты не профессиональный спекулянт. Да и мы тут не просто так, а на задании, и везти тебя в милицию нам не с руки. Так что давай всю твою жвачку и больше так не делай. Считай, что в этот день тебе крупно повезло". С тех пор я так и считаю. Не знаю всех последствий, которые могли бы случиться, но из университета меня бы точно исключили. Прямо, как в анекдоте: двое случайных попутчиков в одном купе разговорились. Один смотрит в окно на неубранное поле и говорит: «Да-а, похоже, что у нас запустили не только космические ракеты, но и сельское хозяйство». Второй, доставая удостоверение, говорит ему в ответ: «А вы знаете, что у нас сажают не только картошку?»
Похожий случай произошёл со мной во время Московского кинофестиваля в 1972 году. Для советских людей это было очень большое событие, поскольку оно создавало эффект причастности к мировой культуре. Как обычно, билетов в свободной продаже не было: их доставали с невероятной сложностью и переплатой. В Советском Союзе был книжный дефицит. Власти начали программу по обмену макулатуры на дешевые издания популярных книг. Скажем, за 20 кг макулатуры можно было купить “Три мушкетера” или какой-нибудь зарубежный детектив. У меня было довольно много макулатурных талонов, которые я обменял на кинофестивальные билеты. Так, у меня оказалось несколько билетов на американские картины, которые я хотел обменять на другие, так как американские фильмы, привезенные на этот фестиваль, оказались довольно слабыми.
В сквере, где стоит памятник Пушкину, обычно собиралась большая толпа, чтобы поменяться билетами. Вначале я решил попробовать их продать. Ко мне подошел человек и спросил, сколько я за них хочу. Я сказал, что они мне достались за двойную цену по сравнению с той, что указана в билете и, что я прошу столько же. Он согласился, и в тот момент, когда я достал из кармана билеты, он схватил меня за руку, заломил ее мне за спину и показал свое удостоверение сотрудника КГБ. Он отвел меня в ближайшее отделение милиции и сдал с рук на руки начальнику.
Меня заперли в клетке с двумя проститутками и не дали возможности позвонить по телефону. На моё счастье, сцену моего ареста видел мой друг, который, когда меня схватили, стоял в стороне. Он жил неподалеку, и его отец – известный эстрадный певец – регулярно играл в карты с директором знаменитого Елисеевского гастронома, расположенного в зоне действия этого отделения милиции. Отец моего друга позвонил директору Елисеевского, а тот, в свою очередь, начальнику милиции. Так что через пару часов меня выпустили. За это время у меня успели отобрать все билеты и деньги, но я легко смирился с этой потерей, так как речь, возможно, шла о всей моей дальнейшей жизни.
Следующий эпизод отражает широту спектра интересов КГБ и впечатляющее умение организовать нужную операцию. В 1969 году произошел военный инцидент на китайско-советской границе, которая проходила по реке Уссури. Спорный остров Даманский, ранее принадлежавший Китаю, а затем СССР, был захвачен китайскими войсками. Советская сторона ответила массированным артиллерийским огнём, были задействованы танки и военные вертолеты с огнеметами. В результате, китайцы понесли большие потери и отступили на исходные позиции. Для того, чтобы оправдать жесткую политику советской стороны, власти решили изобразить "возмущение народа" против захватнической акции Китая.
В то время я был на первом курсе биологического факультета Московского университета. Неожиданно нам объявили, что последние в этот день лекции и семинары отменяются по поводу внеочередного комсомольского собрания (явка строго обязательна). На собрании комсомольское руководство долго распространялось о хищнической политике китайских милитаристов и о сложной политической обстановке на советско-китайской границе. После длинных речей на трибуну вышел человек, по виду военный, но одетый в штатскоe и явно привыкший к тому, чтобы ему подчинялись. Он представился полковником КГБ и сказал, что это собрание показывает, что студенты, как и весь советский народ, глубоко возмущены политикой Китая и хотят продемонстрировать это возмущение всему миру.
Поскольку Китайское посольство находится в 5-10 минутах ходьбы от факультета, эта акция может быть проведена прямо сейчас. Он назначил встречу возле посольства через 20 минут. Когда мы пришли к посольству, там стояли грузовики, нагруженные ящиками с пивом и коробки с чернильницами. Рядом лежала груда камней. Всем, кто хотел, выдали по паре бутылок пива и транспаранты с надписями: “Позор агрессорам”, “Руки прочь!” и тому подобное. Нам объяснили, что надо делать, а именно – забрасывать посольство камнями и бутылочками с чернилами. Я должен отметить, что мы были в полном одурении от того, как это было все организовано, и честно выполнили свою миссию: в посольстве не осталось ни одного целого стекла, а белые стены были сплошь покрыты разноцветными пятнами. К счастью, люди, насколько мне известно, не пострадали.
...Меня обманывали и обкрадывали многократно. На основе этого личного опыта я составил список хорошо мне известных видов обмана, применявшихся в сфере торговли.
В продуктовых магазинах широко использовались разные виды обвеса покупателя. Однажды, когда я был подростком, дедушка попросил меня купить в мясном магазине напротив нашего дома 200 граммов колбасы к завтраку. Стоя в очереди, я услышал разговор двух старушек о том, что весы установлены не на нуле (как положено), а на отметке 25 граммов. Они, однако, ничего не сказали продавцу, чтобы не вызвать его неудовольствие. Когда подошла моя очередь, продавец перед тем, как взвесить колбасу, положил ее на большой лист очень грубой бумаги, завернул, и только потом бросил на весы. Это дало ему, по крайней мере, еще 25 граммов. Итого, он недовесил мне 50 граммов колбасы из 200, т.е. 25%.
В другом эпизоде я попросил продавца взвесить мне 2 килограмма мяса для котлет и указал ему на конкретный кусок в витрине. Он повернул этот кусок перед моими глазами так и эдак, чтобы показать его со всех сторон. Я был доволен, но, когда я пришел домой и развернул сверток, там, кроме моего куска, была огромная кость, я думаю, не менее 30% от веса мяса. Это было обычное дело: продавцы, словно фокусники, либо незаметно подкладывали перед взвешиванием к куску что-то, чего покупатель не просил, либо показывали кусок так ловко и быстро, что покупатель просто не успевал заметить изрядной доли жира или кости.
В другой раз Ира попросила меня купить на рынке килограмм творога. Весы на рынках были чашечные, где использовались гири для противовеса. Наученный опытом, я внимательно смотрел за действиями продавца и не заметил ничего подозрительного. Но, когда я вернулся домой, обнаружил, что творога было явно меньше по весу, чем килограмм. Много позже, в случайном разговоре я узнал, что продавцы часто использовали гири с вынутой сверлом серединой. Такая гиря, на которой написано “1 кг”, на самом деле весила, скажем, 800 граммов. Соответственно, товар, который взвешивался, тоже весил 800 граммов, а не килограмм.
Еще один способ мошенничества - увеличение веса продукта (для этого нарушали правила хранения и перевозки продуктов). Сахар, например, часто хранили в открытых мешках рядом с ведром воды - так сахар может набрать влаги до половины своего веса.
Мошенничество процветало и в сфере общественного питания (ресторанах, кафе, столовых). Я с детства не любил рестораны вообще и, в частности, ресторанную еду. Даже в дорогих ресторанах предсказуемый заранее комплект «удовольствий» включал в себя очередь на полтора–два часа (иногда на морозе), грубого швейцара, стандартное меню: суп, разведённый водой, котлеты из мяса пополам с хлебом, картофельное пюре на воде вместо молока. Порции были маленькие, алкогольные напитки разбавленные, марочное вино подменяли на ординарное, коньяк подороже - на более дешевый. Стол приходилось делить с незнакомцами. В довершение (как и везде в сфере торговли и услуг) обсчет клиента. Классический пример: официантка в ресторане считает на деревянных счетах возле столика посетителя, громко щелкая костяшками, и говорит вслух: “40 копеек плюс 40 - будет... рубль 40”.
Конечно, обман и мошенничество не было прерогативой исключительно торговых работников. Начиная с 70-х, произошел качественный скачок: мошенничество проникло и набрало обороты в других сферах. Расцвели пышным цветом профессиональные обманщики - “кидалы” (от жарг. “кинуть” – обмануть), такие, например, как наперсточники («крути-верти, поехали»), кукловоды, которые при купле-продаже подсовывали вместо денег за сделку - нарезанную бумагу) и многие другие. Мошенники считались воровской элитой, поскольку, чтобы общаться с самыми разными людьми, они должны быть тонкими психологами и актерами.
Мать моего друга стала жертвой одного из самых “элегантных” (на мой взгляд) обманов — «помощи» при поступлении в институт. Обычно вступительные экзамены - очень волнительное время. Многие родители не в силах сидеть дома и приходят в институт вместе с ребенком. Они роятся возле кабинета, где идет экзамен, мучая выходящих абитуриентов вопросами: " Какую поставили оценку? Какой был билет? Какие преподаватели принимали экзамен?" и так далее. Они обмениваются друг с другом полученной информацией, пытаясь понять систему и сделать прогнозы. Мама моего друга и моя мама разговорились с каким-то мужчиной, который представился, как отец абитуриента. В разговоре он сообщил, что у него есть человек, который принимает экзамены и за вознаграждение “помогает” их сдать.
Мама моего друга сразу спросила, не может ли он помочь с поступлением ее сына (моя мама была более осторожна и решила, что ничего предпринимать не будет). Делая вид, что он всерьёз об этом размышляет, мужчина, в конце концов, согласился. Он взял деньги, чтобы передать их «своему человеку» из приемной комиссии, с тем условием, что он отдаст их обратно, если оценка будет меньше пятерки. Особенность такой формы обмана заключалась в том, что этот человек никому никаких взяток не давал, а действовал наудачу: если абитуриент сдавал на “пятерку”, он просто оставлял деньги себе. Мой друг получил на экзамене четверку и мошенник вернул деньги полностью.
Помимо мошенничества, большинству людей часто приходилось сталкиваться с кражами. Вот далеко неполный список краж, которые коснулись меня: два велосипеда, мотороллер, все 4 колеса с машины, шасси от детской коляски (няня оставила коляску со спящим в ней ребенком, возле магазина, и, когда она вышла, коляска была уже без колес и стояла прямо на земле). Много раз у меня воровали деньги, а у моей жены – ювелирные украшения.
Крупнейшим вором являлось само социалистическое государство, которое отбирало у работников (вернее - недоплачивало им) львиную долю заработной платы. Люди платили государству той же монетой, воруя у него все, что только было возможно. Так, например, сотрудники нашего института несколько раз в год должны были отработать день на овощной базе, перебирая гнилой лук и другие овощи, которые хранились в неотапливаемом холодном помещении и портились. Не стесняясь нашего присутствия, работники этой базы выбирали хорошие овощи, складывали их в пакеты и перед уходом домой перебрасывали эти пакеты через забор.
За проходной (там работников могли проверить, но сумки их были пусты), они шли прямиком к своему пакету. Пару раз мне пришлось работать на мясокомбинате, где рабочие уносили мясо, обматывая им ноги или тело в виде корсета. Снаружи их уже поджидали постоянные покупатели. Шофера воровали и продавали сэкономленный бензин, автомеханики - запчасти.
У меня была машина “Москвич” 17-летнего возраста, которая периодически нуждалась в ремонте. Запчасти достать было невозможно, да и сам автосервис был недоступен (очередь занимала несколько месяцев). К счастью, машины скорой помощи тоже были “Москвичи”, и их чинили в специальных мастерских. Я договорился с механиком такой мастерской, и с ремонтом моей машины не было никаких проблем. Выручка за этот ремонт оседала в карманах автомехаников, которые должны были чинить не частные автомобили, а государственные.
В колхозах и совхозах воровали комбикорм для скота, удобрения и прочее, что можно было использовать в индивидуальном хозяйстве. Большой размах воровства был связан с «теневой экономикой». Там заправляли так называемые «цеховики», которые организовывали на государственных предприятиях производство дефицитных товаров. Для этого создавалась третья (ночная смена), за которую платили гораздо больше, чем за дневную. Из остатков материалов, украденных во время дневной смены, на том же самом оборудовании изготавливались ходовые товары, соответствующие запросам покупателей. Продукция затем реализовывалась через государственную систему торговли.
Если работникам было нечего украсть, они воровали время, не дорабатывая на государственных предприятиях. Это время использовалось для личных целей, часто - для какого-то приработка путем так называемых левых работ, или халтуры.
При этом существовал свой рынок труда и свои расценки за этот труд, которые определялись спросом и предложением. Например, я был довольно популярным частным репетитором, подготавливая абитуриентов к вступительным экзаменам в институт по биологии. На моей основной работе в качестве научного сотрудника, кандидата наук, я зарабатывал меньше 1 рубля в час, тогда как за то же время репетиторство приносило мне 15 рублей. Но я сохранил науку в качестве основного занятия, оставив репетиторство, как вспомогательный приработок. Правда, если бы я решил бросить науку и заниматься только репетиторством, мне не нужно было бы увольняться из института: просто ворованного времени (я мог бы уходить с работы раньше положенного или позже приходить) было бы достаточно.
Еще я хочу рассказать o нескольких эпизодах обмана государства, в которых я принимал участие, будучи школьником. Я привожу эти примеры для того, чтобы показать, как господствующая в обществе мораль в пост-сталинскую эпоху, разъедала целое поколение, которое росло в обстановке всё возрастающего мошенничества и краж. Я рос в интеллигентной семье, где обман был неприемлем: отец был профессором, мать врачом, дедушка работал финансистом в Госплане и был вообще «святым человеком», который любил меня безоговорочно. Я уверен, что у родителей был бы нервный срыв, а дедушка просто не пережил бы, если бы они узнали, что их сын и внук - обманщик.
И хотя дома о грабительском характере советского строя старались говорить завуалированно, разговоры за обеденным столом или в обществе друзей часто касались покупки дефицитных товаров с переплатой, обсуждалась наглость продавцов, алчность милиции и прочие атрибуты «советского образа жизни». Так что многие негативные вещи вошли в ежедневную жизнь и стали восприниматься, как норма, и уже в 12-13 лет у меня сложилось впечатление, что обманывать отдельного человека - плохо, а государство - нормально, поскольку оно ворует у людей, и это просто способ немного с ним расквитаться."
|
</> |