сильное стихотворение

Пару дней любовалась на одно литературоведческое исследование, в котором участвовали некоторые мои бывшие взаимофренды и минимум двое настоящих, в смысле наличных.
Речь шла о том, мог ли Николай Гумилев написать нижеследующие строки, и, в зависимости от вердикта, является ли плагиатом симоновский хит.
Жди меня. Я не вернусь -
это выше сил.
Если ранее не смог -
значит — не любил.
Но скажи, зачем тогда,
уж который год,
я Всевышнего прошу,
чтоб тебя берег.
Ждешь меня? Я не вернусь,
- не смогу. Прости,
что стояла только грусть
на моем пути.
Может быть
средь белых скал
и святых могил
я найду кого искал,
кто меня любил?
Жди меня. Я — не вернусь!
Вопрос о плагиате там, собственно, был главным:
кому недоступны простые суждения о качестве, всегда охотно
бросается на такое, жареное.
В каментах обычное – «окакоесильное завораживающеестихотворение;
Мне кажется они хорошего уровня, хотя у Гумилева разные были;
Ни разу такого не видела! Хотя Гумилева нежно люблю;
Сильное стихотворение
Их очевидно написал хороший поэт;
Мне показались стихи сильными образность вполне себе
гумилевская;
Мне сначала ничего не резало, меня мои жж френды насторожили в
основном. А потом уже вот такие вещи выяснились. А уж что там было
у Гумилева совершенно неясно, но он опубликован не
полностью, ......, .....
».
Кто-то авторитетный высказывает первое
сумненьице, появляются и другие невсеядные храбрые,
и пошла научная работа, сопоставление дат и
ктонакомженат, и в конце концов Симонову все же подписывают
реабилитацию, фух.
Любопытно наблюдать ход, ээ, мысли, аргументацию сторон. Все эти даты, ктонакомженаты, надо поднимать архивы, и у Гумилева рифмы обычно точнее, нежели «год – берёг».
Когда в норме-то всё должно бы быть ясно до слез с самого начала, не только без архивов, но даже без литературоведения, а просто по-человечески (если для кого это ещё что-то значит). Строка «Жди меня. Я не вернусь» в устах Николая Гумилева может означать только одно – предчувствие смерти, просьбу о посмертной памяти и надежду на встречу за гробом. Просьбу мужчины, который всю жизнь только и делал, что уходил с хорошим таким риском не вернуться – с войны, из путешествия или из иного рода мужских приключений. Это программная строка, даже не требующая продолжения как развития темы, настолько тема уже развита в других законченных произведениях того же автора. Она могла бы служить заглавием сборника – если бы Гумилев любил длинные заглавия.
У Симонова хотя и не так фаталистически-возвышенно, но вполне честно и трогательно. У него – просьба о женской молитвенной (или, для афеев, магической) поддержке в смертельной опасности. Тоже святое дело, и понятными словами.
Но третье! Вот этот смрадный фейк, о чем он? Что это? А это ни разу не собирающийся умирать мужичонка бросает бабенку. Собирается поискать себе другуюлучше. И уверен, что эта, брошенная, всё равно будет сидеть и ждать (надо полагать, потому, что ей лучшего не отломится), а он всё равно не придет, уж извините. А при чем там Всевышний и святые могилы? А при том, что для определенных групп населения сильная поэзия состоит из таких словосочетаний.
И вот, значит, группа лиц отгадывает с трех
разов, мог ли такой месседж изойти от Смердякова Гумилева и
мог ли таким месседжем плениться Лебядкин Симонов. То есть,
пардон, что это я? Группа просто не видит месседжа, месседж не
обсуждается или по умолчанию принимается как вполне возможный для
Симонова и Гумилёва. Одна-единственная комментаторша из всех
оказалась способной почувствовать в этом тексте, как она
выразилась, жестокость – подлости же его не прочухал никто.
Обсуждается другое – рифмы, результаты радиоуглеродного
анализа, даты и прочие архивные данные.
Вопрос у меня – где корни этой дремучей глухоты
и слепоты? Неужели в основе и всамделе лежит нравственный уровень
и, скажем так, неширокие границы жизненного опыта? Или есть
надежда, что с нравственностью и опытом отношений между полами у
постсоветской полуинтеллигенции всё в порядке, и здесь имеет место
чисто культурная тугоухость?
И, главное - бывает ли такое вообще - чисто культурная
тугоухость?
|
</> |