Шулерство нуворужей — или крокодильи слёзы по Ваньке Жукову

von_hoffmann — 02.12.2025

Советские люди очень любят в своей инфернальной ненависти в дореволюционной России ссылаться на классиков русской же литературы, описывающих униженный и оскорбленный царизмом русский народ. Посмеем себе заметить, что классики тоже (о ужас) были обычные живые люди, подверженные и политической моде и коньюктуре, и ангажированности за гонорар, и много чему еще, а некоторые (ужас-ужас) еще были и не вполне информированны и не очень умны, хоть и талантливы. Ну и конечно же, не будем забывать, что в любом произведении должен быть конфликт и нерв, иначе его будет просто неинтересно читать и никто такие книжки просто не купит, читателю нужна слеза и разоблачение несправедливости, которая (несправедливость) есть всегда, при любом строе, в самом идеальном обществе.
---------------------------

Вот как раз на эту тему статья у Елены Чудиновой:

Попалось в сети типичное, увы, видео. Какой-то аноним (упитанный бородач) трогательно рассуждает о том, что не было у Ваньки Жукова "ни единого шанса". И скупые мужские слёзы стоят в глазах.

Хорошо, давайте разберемся, кого стоит пожалеть.

Помню, мне лет семнадцать. Входим мы со старшей моей подругой в ее подъезд, она мимоходом открывает почтовый ящик. Детский почерк на конверте. Ребенок пишет из лагеря. Подруга, предчувствуя сюрприз, вскрывает письмо тут же, с досадой вздыхает. "Ну вот... Мама, забери меня отсюда, здесь всё ужасно, три восклицательных знака... Ах, как некстати, и лагерь-то я самый лучший выбирала. Если всё-таки забирать, придется с ней на даче сидеть..." Кладет письмо в карман, добавляет с надеждой: "Впрочем, вполне возможно, что я приеду, а она уже со всеми подружилась и домой не хочет".

Дети всегда просятся домой. В годы написания рассказа маленькие институтки заливали послания родным слезами не хуже маленького сапожника. Классная дама — зверь, девчонки дразнятся, в дортуаре холодно, кормят невкусно, как там без меня скучает любимая собачка? Поначалу — это слово ключевое. Ванька у сапожника — всего три месяца, он не приспособился. Да, письмо не дойдёт, но вообще-то дедушка рано или поздно приедет навестить. Только к этому времени Ванька уже обзаведется приятелями, сбегает с ними на ярмарку, где "пильсинное" мороженое по полушке (свидетельство реального мальчика из сапожничьей мастерской - Никифорова-Волгина) и балаганы, выстроит отношения и с хозяйкой, и с подмастерьями. (Собственно, Ванька уже начинает понемногу привыкать к Москве. Когда он отвлекается от ребяческого манипуляторства, мы узнаем: бегает глазеть на охотничьи ружья и рыболовные снасти, разговаривает с сидельцами в лавках...)

Конечно, Ваньке и дальше будут доставаться колотушки. Но до ХХ столетия ещё четверть века. Отношение к детям совершенно иное. Тут можно вспомнить Гарина-Михайловского: как сечёт мальчика Тёму папаша-помещик. До очень неприятных деталей реалистичное описание. Господский дом в деревне ("потерянный рай") является таковым потому, что сирота Ванька в нем — на положении ребенка. Поэтому его жизнь — радостная и без битья. Отправка на обучение — рубеж между ребенком и подростком. Потеря детского рая с Ванькиного возраста неизбежна в любом сословии.

Упитанный бородач повествует, что равнодушные господа отдали сироту к сапожнику по причине "избавиться от лишнего рта".

Посмотрим немного иными глазами. Мальчик — сирота, собственности в деревне у него нет. (Дед живет в господском дому). Можно оставить мальчика в доме. А по средствам ли господам жалованье для ещё одного лакея? Лучший ли это выход для мальчика? (А время-то — кризисное, лакеев больше, чем вакантных мест). Или, выросши, он пойдёт в батраки, пастухи?

А выбранный вариант переводит Ваньку в статус горожанина. Горожанина, наделённого ремеслом. Сапожник в городе никогда не пропадёт. Ванька грамотен, смышлен. Вполне может выбиться в люди. Он, не забудем, свободный человек.

Так что на другой чаше весов? Детские слёзы, что в деревне, где ёлка с орехами и дедушка, веселее?

Да, бородач подчеркивает, что барышня Ваньку обучила грамоте "от нечего делать". Но Чехов — писатель с идеей. Когда он об этой идее забывает, картинка выходит несколько иная.

А теперь — машину времени к подъезду! Перенесемся на семь с лишним десятилетий вперед — со времени написания рассказа о страданиях Ваньки.



Вдумаемся, за что человек привлечен к уголовной ответственности? (См. скрин статьи из газеты). Да, за преступление... против второго крепостного права. Его беспаспортная дочь имела наглость без хозяйского разрешения уйти из деревни. Да как посмела?! Батрачь за палочки трудодней, раз родилась в колхозной семье. Работа в конторе (с грошовым, но денежным жалованьем, отнюдь не в недосягаемой Москве, а лишь на станции) не для таких, как ты. Вот уж у кого "ни единого шанса": паспорт она получит ещё очень и очень нескоро, когда лучшие годы останутся позади, а силы организма — подорваны.

Трагедия не книжных героев, а живых людей. Думаете, этот отец не понимал, на какой риск он идет ради своей кровиночки, лучшей для нее доли? Думаете, он не кланялся сначала в ножки этому самому председателю, не носил ему подношений? Рискнул лишь полностью отчаявшись.

Ну и кого мы будем жалеть?

Любая человеческая жизнь чревата горестями. И детское простодушное горе — тоже горе. Но горе выходит из берегов, когда зломышление обращает время вспять: от изжитого крепостного права — к новому.

----

Личное дополнение автора к своей же статье:
К последней статье. Что ещё любопытно. Весь рассказ "Ванька" реалист Чехов строит на двух совершенно нереальных моментах.
1. Ни один девятилетний ребёнок (даже очень начитанный) не способен написать столь художественного - пусть с элементами просторечья - длинного письма. Произнести подобную речь - да, может, хотя более сбивчиво. Начнет писать - забуксует, не в силах передать все испытываемые чувства. Вот, как примерно бы написал любой настоящий Ванька в жизни: "Милый дедушка Константин Макарович! Мне у сапожника Аляхина очень плохо. Хозяин дерётся, хозяйка злющая, подмастерья злющие. Тут в Москве рыбные крючки продают, но я все равно хочу домой. Забери меня отсюда Христа ради!" И была бы еще куча помарок и зачеркнутых слов. Конечно, этим слезы у читателя не вышибить, но это максимум, на который способен девятилетний.
2. Любой девятилетний ребенок, кроме умственно отсталого, каким Ванька никак не является, уже знает, что у родной деревни есть название, и знает, зачем оно нужно.
Да, "на деревню дедушке" стало поговоркой, но в реальности на такое способен лишь пятилетний.
Такой вот реалистичный реализм.
А вообще — талант шутки шутить любит. Вне сомнения, Чехов хотел "обличить строй", на сие в тексте прямые намёки. А на деле — живописал вневременную боль прощания с периодом раннего детства.

Елена Чудинова

Найдено здесь: https://vk.com/club216286676?w=wall-216286676_426717



или

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив