Шестая заповедь на войне

«Самое тягостное, стрессовое состояние я пережил, когда ожидал
старшину роты, чтобы пойти во взвод. Мы пришли на рассвете вместе с
батальонной кухней в распадок, где солдатам на их отделения стали в
термоса раздавать обед, который, впрочем, был и завтраком. Тут же
лежал труп солдата, погибшего от осколка разорвавшейся мины. Он
лежал лицом вниз. Один боец, получив в котелок кулеш (это первое и
второе), сел ему на копчик, между лопаток пристроил котелок и стал
спокойно есть. Я не смог оторвать взгляда, меня это ошарашило. Люди
иногда взрослеют в одну секунду. <�…> Человек ко всему
привыкает. Кругом мины, стрельба, а ты спокойно реагируешь. Но чуть
отвык, уже сложнее. После госпиталя, например. Опять каждой
просвистевшей пуле кланяешься, на пролетающий снаряд тоже земле
поклон бьешь. Потом привыкаешь».

Так у Великих Лук начиналась война Александра Кузнецова. Его год рождения, 1923-й, выбит войной едва не напрочь. За неделю до войны, 15 июня, — выпускной бал в школе, успел подать документы в Уральский политех, призвали в конце 1941-го. Войну прошел всю, гвардии старший лейтенант, командир стрелкового взвода, потом роты. После первого ранения — командир разведывательно-диверсионной группы в глубоком тылу немцев. По возвращении к своим снова фронт — и линейные части. Воевал в Невельском мешке.
Фотографий военных лет у Кузнецова было две, обе из 1944-го, когда вновь угодил в госпиталь. И еще снимок Инессы Константиновой, участницы рейдов по немецким тылам; погибла в бою 4 марта 1944 года (о ней в 6-м томе собрания сочинений Ильи Эренбурга).

После войны Кузнецов — инженер-металлург, построил, запустил и возглавлял с 1966-го по 1997-й Красноярский металлургический завод. Герой Соцтруда, почетный гражданин Красноярска и края. Мы с ним сошлись с начала 90-х, много раз приезжал к нему на завод и расспрашивал его о совсем другой войне — алюминиевой, гражданской, за заводы, металл, деньги (контакту помогло наше землячество — курганские, учились в Свердловске), а ту войну, мировую, Кузнецов не вспоминал вовсе.
Он все же написал воспоминания, подарил — я думал, ну вот, наконец. Но и там о войне оказалось совсем немного.
И это немногое выглядело совсем необычной войной. В ней была нравственность, солидарность и поддержка, милосердие — все, чем люди и живы и что именно война обнуляет, с чего она, если точней, начинается, становится неминуемой, когда это забывают, презирают, находят что-то важней. А на войне лейтенанта Кузнецова именно это и предъявлялось: человечность и гуманизм. И даже невообразимое в такие времена библейское «не убий».
Вот три эпизода с теми, кого он спасал. Прямой враг, немецкий солдат. Потом — «власовцы». И староста у немцев. Все цитаты — из его воспоминаний.
Враг
Итак, после освобождения Великих Лук Кузнецов возглавляет одну из разведгрупп дальнего действия в тылу противника (от северных районов Белоруссии до Ленинградской области), в частности, он идет рейдом близ пушкинских мест и могилы поэта — Михайловского, Тригорского («идешь по своей земле чужаком. Это ты виноват, что он, Пушкин, оказался под сапогом оккупантов»).
«Власовцы»
Группа Кузнецова, в частности, устанавливала дислокацию тех немецких частей, что отвели на отдых и переформирование после боев со Второй ударной армией Власова (2 УА). «По замыслу нашего командования, немецкую армию должны были окружить и уничтожить. Случилось обратное. Но не может целая армия быть окружена только по вине своего командующего, поскольку она — составляющая часть целого фронта».
Сибирские дивизии, отстоявшие Москву, прославлены, им воздвигнуты мемориалы. На сибирских дивизиях, полегших у Мясного Бора и Спасской Полисти, до сих пор клеймо «власовцев» и памятника им нет. Так не бывает, что в 16-й и 24-й армиях под Москвой сражались сибиряки-герои, а во 2-й УА под Ленинградом — те же сибиряки, но изменники и трусы.
Это были солдаты, оболганные родиной, к чьим осиротевшим детям Кузнецов потом приедет и будет с ними бок о бок работать всю дальнейшую долгую жизнь.
На политинформациях красноармейцам рассказывали, что Власов сдался вместе с армией, вместе с тем Кузнецову поставили задачу установить связь «с подразделениями, частями, отдельными личностями, служившими в русской освободительной армии (РОА). К середине 1943 года Верховное командование в какой-то степени, очевидно, осознало, что огромное количество кадровых солдат и офицеров рождения 1920‒1922 годов оказалось в окружении в начале войны не по своей воле, а по сложившимся обстоятельствам».
Кузнецов никого не судит, говоря, что в РОА абсолютное большинство вступало «от безвыходности; главным для предельно истощенных людей была сама жизнь, им предлагалась жизнь, и этим все сказано». Более того, эти люди, как понимал Кузнецов, «вступали в армию Власова, рассчитывая набраться сил, а при первом удобном случае бежать и пробираться к своим; нормальные советские люди». Группа Кузнецова создавала условия для перехода из частей и подразделений РОА солдат и офицеров.
***
Это не было эксцессом — то, что шестая заповедь действовала для Кузнецова и на войне. Он и далее всю долгую жизнь вытягивал соотечественников подальше от животного состояния. У меня дача — на горном склоне, который Кузнецов выбрал для садового товарищества металлургического завода. Здесь стояла тайга, и разворотливые крестьянские дети начали вырубать пихты и кедры, чтобы освободить место для грядок. Кузнецов пригрозил: кто срубит кедрушку, подсечет корни (чтоб засох) — будет иметь дело с ним. Он тоже был крестьянским сыном, но к земле его не тянуло никогда.
Кедры стоят, Кузнецов прожил 92 года, ушел летом 2016-го. Вся соцсфера в Зеленой Роще (районе металлургов), дворцы культуры и спорта, все, что для людей и их детей, а не для железа и не для войны, построено командиром разведгруппы дальнего действия втихаря от Москвы и ей вопреки. И то не просто слова. В 1958-м коллега Кузнецова, директор Уралмаша Георгий Глебовский, 45-летний, все знавший и повидавший, отличный инженер, орденоносец, не выдержал: после разноса, устроенного секретарем ЦК Алексеем Кириченко, повесился в номере гостиницы «Москва». Кузнецова, очеловечивавшего колониальную Сибирь, строившего втайне объекты соцкультбыта, могли посадить. Благо его прикрывал первый секретарь крайкома партии Павел Федирко — он умер прошлым летом, и он тоже оставил острожному Красноярску филармонии, музеи, театры.
Да, а тот свой рейд по фашистским тылам Кузнецов прервал. Знаете, как? Его группа наконец разыскала партизанскую бригаду Тимофеева, давно не выходившую на связь. Оказалось, у них сломана рация. «И у них более десяти тяжелораненых, что связывало маневренность всей бригады, некоторым требовалась операция — в тот же день по своей рации я вышел на связь с командованием, и мы запросили самолеты для вывоза раненых». Штаб армии дал согласие, приказав Кузнецову возвращаться. За тот рейд по тылам лейтенанту вручили орден Красной Звезды (Указ в «Известиях» от 19.11.1943).
Иногда думаю, что стране сейчас не хватает лейтенанта Кузнецова.
Того, кто обратит на нее внимание, вызовет авиацию, не считаясь ни
с чем, и вывезет всех до одного домой.
Алексей Тарасов
Обозреватель
|
</> |