Семь психопатов - F 60.2

Меня всегда учили оказывать врачебную помощь людям, несмотря на их статус. Наверное, в этом есть доля романтики и героизма – лечить того, кто лечения-то не заслуживает. Но да, не мне решать, виновен или не виновен человек, я не могу относиться предвзято к больному человеку. Мне должно лечить его болезнь, а не разбираться в хитросплетениях морали.

Это в развитом Пиндостане организую психотерапевтические группы для педофилов и убийц. У нас работа психиатра в тюрьме ограничивается «коррекцией поведения». Как лечить и психотерапировать того, кто не знает, что он болен? Того, у кого больна мораль, а не душа или тело. Я, прежде всего, врач и обязан помогать нуждающемуся в помощи… хотя это в сего лишь сентенции. Пустое резонерство…

..Что делать, если ты находишься в плену у своего прошлого, если невольное повторение судьбы своих родителей – единственно что есть у тебя?..

И как страшно бывает пойти туда, где темно. В самую глубину, в самую тревогу, туда, где живут кошмары… В самый варп, так сказать.

Никакого сарказма и иронии. Только психотерапия, только хардкор.

Олег всем своим видом вызывал у меня неприязнь. Его синие от наколок руки, золотые передние зубы, хрипловатый голос, особая манера смотреть на собеседника – из–под лобия, словно, с презрением, с превосходством. И лицо, похожее на сотни других подобных лиц.

Он вызывал у меня смешанные чувства. До конца я не мог понять, что это: страх, ужас, трепет… восхищение?

Олег был прямиком с темной стороны силы. Просто таки ситх.

А еще он был убийцей.

Олег убил своего отца. В прямом смысле этого слова.

За это преступление он отсидел 6 лет, «откинулся» только 4 месяца назад. Сейчас ему 32 и он пришел за помощью к нам в отделение. Медсестры долго перешептывались у него за спиной и вопрошали меня, за чем мы его взяли. Но отказать я не видел повода. Даже не так, я не видел необходимым отказывать ему в помощи. Чем он отличается от других «невротиков»? За свое преступление он уже отбыл наказание и не мне его судить…

-Как ты сказал, тебя звать? – пренебрежительно бросил он.

-Обычно меня не зовут, я сам прихожу, - я постарался максимально спародировать его пренебрежительный тон.

Олег резко глянул на меня, но тут же в углах его глаз появились маленькие морщинки. Он был явно заинтересован и сейчас изучал меня.

Я решил прервать эту «зрительную дуэль»:

-И еще раз: звать меня Илья Александрович, но если вам сложно запомнить, то можете называть меня просто: Илья Александрович.

Олег не отреагировал, склонив голову на бок, он спросил:

-Сколько тебе лет, Док?

Я, было, не ответил заготовленной фразой «Столько не живут», но осекся. Обычно вопросы про возраст вызывали во мне раздражение. Я чувствовал, что вслед за ними обязательно последует обесценивающий комментарий или какая-нибудь ухмылка, типа, «ай, что с тебя взять, ты такой молодой?». Отчасти раздражение, которое я испытывал, была нашим общим, с пациентом.

- Двадцать шесть, - ответил я, не прибегая ни к каким «уколам».

Олег ухмыльнулся и покивал.

-Понимаю… - несколько наигранно сказал я. – Но, скажите Олег, когда вы очень сильно хотите есть, вам не все равно, кто вам еду подает?

Олег в ответ только пожал плечами. Я же почувствовал, что теряю поле битвы, вернулось старое знакомое ощущение, что я – наивный 26ти летний шарлатан. Вот передо мной сидит ситх, с которым я ничего не смогу сделать своими скудными психотерапевтическими навыками. И мне придется назначить ему привычную связку антидепрессант+нейролептик+транквилизатор и вести формальный опрос… я словно загнан в угол: «лечить нельзя помиловать»…

Wait a minute… но ведь перед мной сидит ситх! Передо мной сидит человек, привыкший бросать вызов, привыкший строить свое общение на манипуляциях! И что ты делаешь сейчас, Илья? Ты подаешься на его манипуляции! OH SHI~~

Конечно, если все это – не интерпретативный бред моего шарлатанского мозга.

-Ну что, Олежка, - расслабленно произнес я, покачиваясь вместе с креслом.- Понимаю, вот перед тобой сидит 26ти летний психотерапевтишка без категории. Да еще и бородатенький…

Олег округлил глаза.

«Попался, сученок!» - мелькнуло у меня в голове.

- Но видишь ли, - продолжал я, - я все равно буду лечить тебя. И не потому, что мне придется это делать. О, нет! Я могу с легкостью передать тебя другому доктору, да и ты сам можешь выбрать себя другого врача. А потом еще одного, а потом еще одного… пока не убедишься, что «все доктора-пустословы». Но нет. Со мной такой маневр не сработает. Хорошая попытка, но нет.

Взгляд Олега поменялся с удивленного на явно озлобленный.

«Главное, не перегнуть…», - подумал я.

-А теперь, душа моя, поднимайся и ступай в палату, тебя позовут за назначениями.

-Я… - открыл он рот.

-Все завтра, –резко обрезал я. – Давай все завтра.

Олег с задумчивым видом вышел из кабинета.

Вот опять я жонглирую лябрисами.

Здравствуйте сомнения, здравствуй тревога… «Здравствуй, Илья::)»

Зачем я лезу сюда? Это ведь слишком! Похоже, что я рассчитываю на то, что Олег вычудит что-нибудь, что приведет к его исключению из отделения. Он запросто может нарушить режим, напиться, нахамить кому-то. Тем более что медсестры настроены к нему крайне враждебно. В палате его тоже не очень приняли. Кого обрадует соседство с ЗКом?

Фу-фу-фу, Илья! Фу! Как пошло, надеяться, что пациент саботирует терапию и тем самым, избавит себя от ответственности. Это не психотерапевтично! Ты же всегда говоришь своим пациентам: «Идите туда, где страшно и темно, где сложно и не просто». А сам? Надеешься на саботаж… Не ты ли говорил, что стоишь до конца? А сейчас? Рад переложить ответственность! «психопатия – это психотическое расстройство, а психотическое расстройство - противопоказания для психотерапии»… Все, лишь бы не встречаться с его личностью!

И чего ты боишься? Оказаться несостоятельным? Но ты и так шарлатан! Физической расправы? Но ты никогда не боялся больных! Что еще?.. «ворон ворону глаз не выклюет»?.. ОБОГЕ, просто прекрати это!

Когда я уже переодевался, чтобы по-тихому свалить с работы, в кабинет постучали. Это был Олег. Он в упор посмотрел на меня и сказал:

-Хорошо, Док, я тебя понял.

-Неужели? – я старался не выказывать внутреннего ликования и продолжал застегивать пуговицы на пальто.

-Я готов поработать, Док, - Олег переступил через порог.

-Вы куда это лыжи навострили? – искренне удивился я, недоуменно взглянув на Олега.

- Я сваливаю отсюда, а работать мы начнем завтра, - я вновь вернулся к трудоемкому процессу застегивания пуговиц.

Боковым зрением я видел, что Олег чуть заметно ухмыльнулся, чему-то одобрительно покивал и вышел.

Challenge accepted. Олег понял, что манипулировать мной ему не получится. Точнее сказать, он, конечно же, сможет манипулировать, но успеха он никогда не увидит. Я знаю, что самый простой способ общения с людьми для него – манипуляции. Арсенал велик: от страдальческих рассказов о тяжелом детстве, до шокирующих откровений о родителях и убийстве отца. Все манипуляции были направлены лишь на одно – вызвать у окружающих те реакции, которые были удобны Олегу. Сам того не ведая, он вредил себе таким образом. В его понимании манипуляции – самый просто способ заставить человека что-то почувствовать, не объясняя ему свои переживания. В тоже время, добиваясь типичных реакций, Олег оставлял свой внутренний психопатический мир нетронутым, так как не делился страданием и оставался одинок. Да, большинство людей реагировали на него, а точнее это были эмоции от его манипуляций, отказом от общения. «Фу, он такой травматик, не хочу больше мараться об него…» или «Какой ужас, он же уголовник!» - вот типичные реакции маглов.

На следующий день Олег был уже более лоялен ко мне и терапии в целом.

-Док, пойми, - добродушно говорил он. – Большинство людей слепые.

«Отлично! Чертов социопат - отцеубийца в моем кабинете! Что дальше? Супер-герой с весенней депрессией?»

-Что и я? – я умоляюще посмотрел на Олега.

Он улыбнулся и ответил:

-Нет. Ты, Док, слеп только на один глаз…

-Ну, в стране слепых и одноглазый – король, - пафосно процитировал я.

Этот разговор сильно отличался от предыдущего. Несмотря на то, что Олег продолжал держаться закрыто, он уже более уважительно относился ко мне. Я не чувствовал типичных манипулятивных эмоций: жалость, вину, обиду, стыд. Складывалось обманчивое впечатление, что он доверяет мне.

Мы обговорили условия его пребывания в больнице, и я свято пообещал ему, что при малейшем проступке, я его выпишу.

- Это мое условие, - настоял я.

Олег понимающе покивал:

-Согласен… Док, пойми, я хочу исправиться, мне 32 года, я потерял 6 лет жизни… я понимаю, что если дальше продолжу идти этим путем, то мне кранты. Я сдохну где-нибудь под забором.

- Это точно, - согласился я.

Олег поседел в раздумьях несколько секунда, потом посмотрел на меня умоляющим взглядом и спросил:

-Док, что со мной? Почему меня бросает из одной стороны в другую, почему я не могу просто быть «нормальным», почему я не могу просто ходить на работу, что не так?

Я пристально посмотрел на Олега и сказал:

-Все просто, Олег, вы – психопат.

Отлично. Сказать психопату, что он психопат…

Олег уперся в меня своим тяжелым взглядом, под которым я почувствовал себя ущербным. Прямой взгляд это всегда не очень хорошо… но если я хочу что-то доказать этому антисоциалу и наладить с ним терапевтический контакт, мне нужно будет показать ему, что об меня он сломает зубы.

Снова вызов.

-А что дальше? – Олег все же отвел взгляд.

-Что дальше? – я говорил с некоторым апломбом. – После осознания своей дисфункциональной психопатической личности идут действия по ее коррекции. Личность можно изменить, но для этого нужны длительные сознательные усилия. Только через реальные поступки можно что-то изменить, только через реальные действия.

Да, я понимаю, что сейчас многие психиатры ощутили жгучий баттхерт, ведь это идет в разрез с типичным отечественным представлением о «патос» и «нозос». Считается, что психопатия имеет только прямое развитие, только вперед, только ввысь психопатических реакций. В какой-то момент это развитие может замедлиться, но остановиться или регрессировать – никогда. Однако я считаю, что все поправимо и путем длительных усилий можно сгладить психопатические черты.

Расстройство личности – это не органическая патология в головном мозге, это не какой-то «очаг» морального помешательства. Нет. В первую очередь это нарушение функциональных связей между здоровыми отделами головного мозга. Подобное нарушение можно визуализировать только на многоуважаемом фМРТ.

Глобально причины такого страдания может быть две: первая – конституциональная психопатия или ядерная – то есть врожденная; вторая – приобретенная, нажитая. Уверен, что вы сможете привести в комментах еще несколько глубокомысленных теорий формирования психопатий:)

Приобретенные психопатии, на мой взгляд, все же более податливы коррекции, так как разрешение психотравмы, которая остается «заморожено» в нейрональных сетях, ведет к сглаживанию декомпенсированных личностных черт.

Не думаю, что в случаи с ядерными психопатиями корректно говорить, что человек родился с «истероидным характером». Нет, человек рождается с определенным темпераментом, а на его фундаменте уже и выстраивается личность. И если темперамент – это тип функционирования нервной системы, скорость протекания реакций в головном мозге, которая заложена биологически, то характер – это все кривые «надстройки» на это. Короче, если человек сволочь или гистрион, то это поправимо, а вот если он тормоз, то, простите, нет.

Все самые страшные дела делаются с благими побуждениями. Как тут не вспомнить знаменитое «Gott mit uns». И наши родители, часто того не ведая, сильно усложняют нам жизнь своим воспитанием. Ребенок рождается идеальным, его портят и невротизируют любимые мама и папа, прочие близкие, школа, общество…

-…Понимаешь, Док, - Олег не смотрел на меня, было видно, что ему так проще, - отец всегда был уверен, что лучше он меня лишний раз накажет, чем похвалит.

-Ага, - я сочувственно кивнул, - боялся захвалить?

-Типа того… поэтому единственное, что я помню про него это побои. И постоянный страх, а что будет сегодня...

-Что первое вы помните, Олег?

Олег задумался. Через минуту он проговорил с ухмылкой:

-Док, если бы ты спросил меня об этом лет пять назад, то я бы ответил, что мои первые воспоминания это 12 лет…

Плохой признак. Чаще всего, если человек не помнит себя в детстве, значит, ему есть, что не помнить…

-…Но нет, - продолжал Олег, - на тюрьме я вспомнил себя совсем сопляком.

Олег резко посмотрел на меня, на лице играла улыбка, но глаза были мокрые.

-Мне девять лет, - он начинал говорить все быстрее и быстрее, - у меня день рождение, отец с дружками и матерью нажрались в хлам, а про меня забыли. А когда вспомнили, то ему не понравилось, что я хожу с грустным видом! Ведь сегодня, сука, праздник!!Он орал на меня, а я плакал… а его дружки смеялись… а он орал на меня до тех пор, пока я не обоссался и потом тоже стал смеяться… мать пыталась что-то говорить против, но быстро уснула… она тоже была бухая… и вот я мокрый от мочи и соплей, в окружении взрослых гогочущих мужиков… «с днем рождения, Олеженька!»

Последнюю фразу он проговорил со злобой, упираясь своим стальным взглядом в меня.

Жгучий страх, стыд, боль, ярость и жуткое нежелание все это знать и помнить – вот эмоции и чувства, которые бились во мне. Все внутри меня кричало от адской несправедливости и от жалости к этому маленькому девятилетнему мальчику.

Но внешне я был бастионом спокойствия.

Стальной взгляд Олега бил в самую душу, он больно колол, вызывая желание отказаться от всей этой грязи, убежать домой, вымыть руки и язык с мылом, спрятаться под одеяло и всегда слушать маму…

Но я слишком Старк для этого.

На стальной взгляд Олега я отвечал тем же – прямо смотрел на него, не отводя глаз. Уверен, многие до меня испытывали этот взгляд, сбегая от переживаний, оставляя его одного…

Я покивал, показывая, что я все еще здесь, и мы идем до конца.

-…Шесть лет, – продолжал Олег с все той же ухмылкой, - батя избивает мать. Обзывает ее шалавой и еще много как… она кричит, она истошно вопит… я хватаю нож и кричу на отца: «убью!!!».

Олег замолкает, смотрит вниз.

-Отец подходит ко мне… он смеется. Берет меня за нож, приставляет к животу и говорит: «Ну, давай, убей…». Я выпускаю нож из рук. Он усмехается, говорит что-то про то, мол, взялся за лезвие, так коли… а потом бьет меня по лицу. И я разом лишаюсь всех молочных зубов слева…

Он вспоминает еще и еще. Память раскручивает перед ним картины, одно тянется за другим, целая вереница воспоминаний… Страх, боль, ненависть…

-Олег,- говорю я в конце второго часа, - то, что с вами было это… так нельзя. Это не должно происходить. Никто не заслуживает подобного. Это страшные вещи. А страшнее всего, что это ваш отец и то, что вас некому было защитить. Вы ненавидите его за это…

Олег вздыхает, и я чувствую, что это вздох облегчения.

-Знаешь, Док, то, что нас не убивает, делает нас сильнее…

-Э, нет, - обрываю я его. – Я не позволю вам обесценить эти воспоминания. Да,вы правы, «то, что не убивает, делает на сильнее», однако есть и два других варианта этой поговорки. «То, что не убивает, делает нас калеками» и «То, что не убивает, делает нас убийцами»…

Олег бросает резкий взгляд на меня.

У меня в голове все путается… переносы-контрпереносы… мои и его эмоции, воспоминания… я чувствую, что мне все тяжелей вести беседу и преследовать тему. Это слишком много для меня одного. Тяжело слушать других…

- Я не собираюсь вас осуждать или оправдывать, - внешне я сама уверенность, никто не узнает, что по ту сторону, - Вы совершили преступление и понесли наказание за него.

Олег кивает, я вижу, что его лицо расслабилось и ему явно легче.

-Что сейчас у вас в голове? – спрашиваю я. – Я вижу, что вам легче и у вас появились какие-то мысли, но вы не привыкли делиться своими переживаниями. Давайте, сейчас можно.

Глаза у Олега становятся совсем мокрыми, он старается спрятать лицо от меня.

-Когда вы сказали про эту пословицу, - Олег осторожно всхлипнул, - Мне вдруг стало страшно.

-Страшно?

-Да, сначала я испугался стать таким же, как и мой отец…

-А потом?

-А потом страх усилился, так как я подумал: что же такое сотворили с отцом в его детстве, что он стал таким…

-Вам стало жалко его?

-Нет… -Олег наморщил лоб. – Это не жалость, это что-то другое, что-то…

-Незнакомое?

-Да… это… это…

-Это называется сочувствие, - сказал я, возможно, с излишне патетической интонацией.

Олег только покивал, он смотрел широко открытыми глазами перед собой, в его голове явно шла активная работа, незнакомая ему до сих пор.

-И можно продолжить, - проговорил я, тщательно подбирая слова, - нести этот страх дальше. Можно даже передать его своим детям… А еще можно, увидеть это в себе.

Олег с надеждой посмотрел на меня.

-Знать своих демонов и ничего с ними не делать – преступление, - завершил я свою не в меру пафосную речь.

-Знаешь, Док, а ведь мы были с отцом всего лишь раз по-настоящему близки, - лицо Олега расслабилось, и он говорил уже более свободно.

Я вопросительно поднял брови.

-Ага… мне тогда 20 лет было. Я принес траву домой, отец это увидел и с усмешкой предложил мне накуриться вместе… и мы накурились, а потом еще выпили. Вот тогда-то мы поговорили… Очень хорошо поговорили. Тогда я почувствовал, что у меня есть отец… Жаль, что это было только один раз.

Олег справился с дисфункциональным материалом – отец, который раньше вызывал только негативные эмоции, теперь вспомнился ему в хорошем свете. Психотерапия не ведет к фальсификации воспоминаний и однозначно негативное событие таковым и останется в памяти, но оно уже не будет влиять на поведение.

***

Групповое занятие было в самом разгаре. Восемь человек пытались стать близкими хотя бы на полтора часа. Только что группа выслушала историю Кати о том, как она не чувствовала внимания и заботы от своей эмоционально холодной матери. Я решил применить одну из психодраматических техник, предложить Кате сейчас «дополучить» тепло и заботу.

-Кто может оказать Кате материнскую заботу? - спросил я у группы.

Все молчали, потупив взор.

«Так, что-то новенькое…»

-Хорошо, а кто еще чувствует, что ему не хватило материнской заботы?.. – решил уточнить я.

На мое удивление все в группе подняли руку. Хотя чему я удивляюсь…

Спонтанно группа начала делиться своими переживаниями по поводу нехватки материнской заботы. Не сговариваясь, каждый что-то рассказывал.

Когда речь дошла до Олега, он вопросительно посмотрел на меня.

Вот оно, момент, когда Олег может отойти от своих антисоциальных замашек. Сам факт того, что он ходил на групповое занятие и добросовестно выполнял все упражнения был хорошим показателем.

-Вы так смотрите на меня, как будто бы я что-то должен сказать, - с небольшой усмешкой сказал Олег, неотрывно глядя на меня.

-А должен? – уточнил я.

Олег тяжело вздохнул и замолчал.

Через пол минуты он вдруг начал говорить. Складывалось впечатление, что он неожиданно решил озвучить все то, что происходило у него в голове в этот момент.

-…Мы с Саней пошли ко мне домой, нам тогда алгебру надо было делать, - говорил он, глядя перед собой. – Подходим к дому, а там тело лежит под скамейкой… все в говне и моче… пьяное тело… Саня смотрит и говорит: «Олег, это же твоя мамка!»…

Он замолчал.

-Именно это и есть ваше воспоминание о маме… -констатировал я.

-Да, - Олег вздохнул. – Пьяное, обоссаное, обосранное тело… не мать, а именно тело…

Группа начала выражать неловкое сочувствие. Олег умоляюще посмотрел на меня, в его взгляде читалась просьба прекратить все это.

-А что сейчас стало с вашей мамой? – добил я.

-Пока я был… - Олег осекся, ему не хотелось говорить на группе про тюрьму.

-Я не знаю, что с ней, - продолжил он. – Я на самом деле не знаю, где она теперь.

Группа продолжила поддерживать Олега. Как умела, так и поддерживала. Все попытки оценочного суждения я пресекал словами, которые прекрасно действуют на Лютика, когда он вершит непотребство: «Фу-фу-фу!»

Олег морщился, хмурился и молчал. Он словно выстраивал невидимую стену между собой и другими участниками группы. «Посмотрите, как мне плохо, вы не знаете, какого это», - говорил весь его вид.

-Да, они не знают какого вам, - ответил я Олегу на его немую реплику. – Но они могут почувствовать вашу боль. Просто примите их участие. Сейчас.

И тут лицо Олега расслабилось, он поднял глаза и с благодарностью посмотрел на окружающих. Я кивком головы пригласил его рассказать, что произошло.

-Она совсем не плохая, - сказал Олег. – Нет. Она любила меня. Я помню хорошее, помню, как мне было 2 или 3 года и мы пошли в парк… все вместе. Было жарко, я катался на «Веселых горках» и ел сладкую вату… она… она же не от хорошей жизни так сильно пила… нет, ей было от чего убегать в алкоголь… как и мне…

В завершении группового занятия я попросил всех подвести итог, резюмировать, что было для них важно. Олег долго обдумывал свой ответ и наконец, сказал:

-Знаете, сегодня у меня появилась мечта: я хочу завести семью и детей. Но я хочу дать им то, что у меня не было в детстве… Да, а для начала я найду это для себя.

***

К всеобщему удивлению Олег был самым примерным пациентом из всех. Он не вредничал, не скандалил, строго соблюдал режим и снисходительно относился к ворчанию мед сеттер и санитарочек. На групповых занятиях Олег больше не боялся раскрываться перед другими людьми, он стал более эмоциональным и даже пытался неловко давать поддержку. В личной терапии тоже были значительные изменения: мы переключились с обсуждения его прошлого на его ближайшее будущее. Олег строил вполне реалистичные планы и пытался проанализировать трудности, с которыми он может столкнуться. Главные – поиск работы (кому нужен был бывший ЗК?) и выход из своего старого круга общения.

Момент расставания настал очень быстро, 30 дней прошли.

На последнем групповом занятии Олег прямо таки святился довольной улыбкой и рассыпался в благодарностях.

В какой-то момент я был вынужден отлучиться и поэтому дал всем самостоятельное задание: придумать коллективную сказку.

Вернувшись, я увидел, что каждый член группы сидит по отдельности и пишет что-то к себе в тетрадь.

Увидев мое удивление Катя пояснила:

- Понимаете, мы начали сочинять сказку вместе, но она быстро превратилась из сказки в кошмар, нам стало страшно и поэтому мы решили, пусть каждый напишет свою сказку, личную…

-И что там у вас в сказках? Розовые пони кушают радугу и пукают бабочками? – не переставал удивляться я.

-Ну, да… -Катя растерянно посмотрела в свой блокнот.

-Ага... то есть вы начали придумывать сказку и столкнулись со страхом, столкнулись с тем, что из глубин вашего коллективного бессознательного вылезло что-то страшное. И вы бросили это дело, испугавшись того, что вылезло. Вместо этого каждый из вас написал мне какую-то ванильную сказочку про свой идеальный уютненький мир, где вы – победители? – с нескрываемы сарказмом подытожил я.

Катя хмуро оглянулась на группу:

-Говорила же я вам, что это неправильно и что опять будет: «Фу-фу-фу!»…

-Илья Александрович! – поднял руку Олег. – А я решил дописать ту сказку, которая у нас получилась.

-Не побоялись пойти туда, где темно и страшно? – спросил я у него.

-Да… можно прочитать?

-Конечно!

-Но сперва вот что: я рассказал вам и группе свои мечту, а теперь вы расскажите нам свою!

-Инвайт на лепру и статья на луркморье, - не задумываясь, ответил я.

Олег на секунду нахмурился, в группе послышалось хихикание.

-Ну, и ладно, - улыбаясь, ответил Олег. – Итак сказка… сказка про то, что не надо бояться встречаться с демонами внутри нас…